Юрий Шапошников – слушатель Семинара Литстудии при РРО СП России и член ВЛС. проживает в станице Шумилинской.
Братство «Планеты»
Рассказ
I
Поправляя шифер на крыше своего дома, Николай невольно засмотрелся на унылый пейзаж речки Темерник. Обидно стало, что ни власть, ни местные жители не поддерживают порядок возле своих дворов, прилегающих к берегу. «На моей сибирской Зырянке, гораздо чище было, – вспомнилась далёкая родина и первый приезд в этот незнакомый город, – новые друзья, альпинисты, ростовчане, после восхождения на Эльбрус, пригласили к себе погостить, так здесь и остался. Со временем приобрёл дом на берегу. Темерник протекает сразу за огородом. Постепенно облагородил бережок, пристань, где иногда рыбалю, беседку соорудил. Зарабатываем с друзьями на жизнь промышленным альпинизмом, иногда совершаем восхождения, но последнее время всё больше в чиновничьи кабинеты, – Николай вспомнил свою беседу с мэром, как предоставил ему проект очистки Темерника. Там всё подробно расписал: как вычерпывать и просеивать ил, заинтересовать население, скупая найденные исторические предметы, затем организовать выставку в районе трёх вокзалов. Николай бросил взгляд на угол своего забора, – я очистил небольшой участок, и то собрал музейную коллекцию». В беседке висели подковы, стремена, топор, наконечники стрел, дротиков и копья. В баночке из-под кофе – монеты разных эпох.
«Почему так сложилась жизнь? – Николай не первый раз задавал себе этот вопрос, – Наверное, та вокзальная гадалка, через мою ладонь закодировала мне судьбу…». Он заулыбался, вспоминая цыганку, которая его однажды очаровала, едва он вышел из автобуса. Парни отвлеклись, забирая рюкзаки из багажа, а она вцепилась в его руку, водит пальцами по ладони, а сама на неё даже не смотрит, всё чего-то говорит, говорит. Впервые утонул в омуте девичьих глаз. Друзья с трудом их разлучили, Николай так и не понял: гипноз, или влюбился? Из сказанного запомнилось не всё. «Далеко твой дом, но, ты, касатик, жить будешь здесь, на берегу этой речки, ты целован Господом. В этой речке будешь крещён, как в Иордане Иисус». Николай тогда заглянул через бетонный парапет, и ужаснулся, сколько было вдоль берегов мусора! Но прошли годы, и многое сбылось, только до сих пор не женат, не крещён и не довелось ещё раз встретить ту темноглазую красотку.
Стоял на крыше, улыбался воспоминаниям большой и сильный человек. Переступил с ноги на ногу и шиферина, не выдержав веса Николая, поехала вниз. Попытался устоять, но – падение, боль в позвоночнике, ноги отнялись... На локтях заполз в дом, на утро встать не смог. Городского телефона нет, с сотовым не успел подружиться – лежит в коробочке – новый, бесполезный. Через двое суток боль стала тупой.
Решил действовать. Пополз к речке, таща за собой полуспущенную лодку. В округе ни одного человека, ноябрьский холод пронизывал тело, особенно мёрзли ноги. Ртом кое-как надул лодку, на это были затрачены последние силы. Раскинулся крестом на берегу и провалился в сон. Очнувшись, столкнул лодку на воду, ещё немного борьбы и мокрый, замёрзший Николай смог оттолкнуться от берега. «Ниже по теченью есть больница», – подумал и обратился к Богу, – вот я и выбрался из домашних застенков, спаси и сохрани, помоги своему нехристю, пришли ангела спасителя, а я обещаю пройти обряд крещения и славить имя твоё».
Лодка цеплялась за коряги, камыши. Николай боролся, выталкивал её на теченье, рукава куртки набрались водой, жгли холодом. Он жадно осматривал берега. Возле захламлённой речки мало кому хотелось гулять холодным утром. Наконец на левом берегу увидел женщину.
– Помогите!», – сквозь зубную дрожь прокричал ей.
– Давай, касатик, греби сюда, – женщина засуетилась, подняла из кустов длинную ветку и подала ему тонкий край. Николай вцепился в неё зубами и через пару минут лежал у ног спасительницы. Цыганка достала из декольте сотовый телефон, вызвала скорую помощь. Пока ждали, она обхватила его голову и пыталась согреть дыханьем.
– Повезло тебе, касатик. Мне сегодня приснилось, что я кого-то спасу, вот и вышла на берег прогуляться. Надо же, сбылось!
Когда Николая на носилках задвигали в реанимобиль, он внимательно взглянул в её глаза. Несомненно, это была она, когда-то очаровавшая красотой, вокзальная гадалка. Из глубин памяти всплыли много лет назад произнесённые ею слова: «Когда ты со мной второй раз встретишься, то сам попросишь меня погадать, вот тогда я спасу тебя от одиночества души».
II
…Звонок отвлёк Таню от мрачных мыслей.
– Привет, подруга! До нового года ещё месяц, а народ с ума уже сходит. У меня в магазине полная мандаринизация и петардонизация. Население вооружается, может и нам пора?– Энергичная, весёлая Наталия, обратилась к дружелюбной, сдержанной Татьяне.
– В этом году ведём себя скромными леди, мне за прошлогодний корпоратив ещё стыдно.
– Да ладно, перед кем? Подумаешь, петарду я им в салат подсунула! Они это заслужили: джигитам не стоить распускать руки до прелестей казачек. Зато как встретили новогоднюю ночь, так весь год, вспоминая, мы будто кони ржали. Кстати, ты не знаешь, в честь какой очередной скотины год начнётся, блеять, хрюкать, или кукарекать будем? Давай сегодня нашего Деда Мороза навестим, и сценарий обсудим. Только я в этот раз отказываюсь быть Снегуркой, наряжусь Снежинкой, а ещё лучше сугробом, завалюсь под ёлочку с бокалом шампанского и оттуда буду любоваться вами.
– Не пей зимой под ёлкой у гирлянды: простудишь уши, горло, нос и гланды, – хохоча продекламировала Татьяна, – согласна, надо вовлечь в предновогоднюю колготу Марину, у неё вновь депресняк.
…Войдя в незапертую дверь, девушки сразу почувствовали что-то неладное. В доме прохладно, неуютно. Хозяин лежал на диване, и в сумраке комнаты, словно лучик света, сияла его улыбка. Навстречу гостьям он не встал. Только жалким голосом проскрипел: «Я знал, что Господь мне кого-нибудь пришлёт. Девушки распахнули шторы, солнечный луч осветил бедный быт одинокого мужчины.
– Что случилось, дядь Коль?
– Крышу чинил, ну и крутнул двойной кульбит. Позвонок повредил, пролечился в больнице десять дён, возвратили домой. Доктор сказал: «только покой, гимнастика и диета Вас поставит на ноги». Соблюдаю все рекомендации эскулапа, лишь диету слегка нарушаю – в основном могу себе позволить лечебное голодание.
– Да, усмешки судьбы, – сказала Наталия,– ты покорял такие крыши мира, а с собственной избушки свалился.
– Самоуверенность сгубила. Знал бы, где упаду, батут подставил.
Девушки составили график. После работы, бежали к своему наставнику, старшему товарищу, который ненавязчиво учил, тогда ещё зелёных, но амбициозных студентов, преодолевать усталость, и лень, живущую в каждом человеке, смотреть за горизонт. Он сплачивал коллектив, который создавался, чтобы попасть в экстремальные условия.
Николай ужасно конфузился, когда они выносили из-под него утку, стирали его бельё, готовили. Иногда собирались вместе вне графика. Говорливая Наталия, заметив стыдливость Николая, успокаивала его:
–Ты, сибиряк, не тушуйся. На добро ответить добром у донских казачек в крови, мы жить без этого не можем: нам дай замёрзшего – отогреем, утопающего – спасём и голодного накормим, и наливочкой напоим, израненную душу заштопаем, и коней на скаку остановим, и оборзевшим всадникам наваляем. Я вот недавно начальника своего сумочкой побила, надоело выслушивать придирки этого джигита с акцентом. Всё так достало, что после работы решилась зайти к психологу. Пожалилась ему на свою жизнь… Недослушал, заплакал, еле успокоила, ох и мужики пошли.
Посмеявшись, Таня сказала:
– Такого мужчины как ты, дядя Коля, мы в своей жизни больше не встречали. В походах ты для нас был и отцом, и старшим братом: идя в авангарде, сугробы пробивал грудью, а в арьергарде помогал слабачкам. Словно мулл, взваливал на свои плечи наши рюкзаки. Ты умел предвидеть опасности, избегать их, действовать, если бы только тебя слушались.
– А помните ту грозу, что нашу группу на гребне поймала? – беседу перехватила Наталия.
– Ещё бы, едва поставили палатки, как началось светопреставление. Ты, дядя Коля, приказал все металлические предметы отбросить как можно дальше. Но затем лично побежал проверять, и откинул их, не заметив мой ледоруб с крючьями. Они остались стоять, прислонённые к валуну, в метре от палатки. Я, как заворожённая смотрела, и боялась, что ты возьмёшь их в руки. По острию ледоруба, бегали голубые огоньки, кажется металл звенел от магнитного возмущенья. А мои волосы шевелились, но не от страха, я их приглаживала, они, потрескивая, вновь поднимались из-под ладони. Я подняла руку вверх, пальцы покалывало, в сумраке палатки, мои пальцы с перстенёчком, словно у какой-то богини отсвечивали живой голубизной. Мы тогда впервые на себе ощутили токи Фуко. Или как там по физике – электромагнитная индукция? Здесь на равнине такого чуда природы не бывает. От кашля Зевса Громовержца уши закладывало. Сейчас уже не страшно вспоминать. А тогда!
Наталия с Татьяной болтали без умолку.
Николай слушал, смущался хвалебным речам в свой адрес. Затем, глядя на кареглазую Марину, сказал:
– А ты изменилась, редко улыбаешься. Сколько помню тебя, в походах весёлым ручейком звенел твой смех. Она смутилась, но неожиданно разоткровенничалась:
– Вы не знаете как я иногда реву ночами, Вам ведь известна трагедия в моей судьбе. Нас с Сергеем горы сосватали, они же нас и разлучили. Мне часто снится один сон. Лавина растаяла, и он лежит на Галдоре, среди эдельвейсов. Опёрся головой о камень: молодой, красивый, в руках гитара, за ухом цветок. И я, уже постаревшая, подхожу к нему с сыном, а он смотрит на нас, молчит и улыбается. Два раза в год, на его день рожденья и поминки, я слушаю кассету, он мне поёт с неё, а я белугою реву.
Николай глубоко вздохнул: «Это было до нас, продолжится и в дальнейшем, юноши уходят от «Планеты» к вершинам, зная, что могут не вернуться. Духи гор, словно жертвоприношение, забирают самых отважных. Мужчины долго взрослеют, даже на войне ежедневно рискуя жизнью, бравируют удальством, словно мальчишки. Это единственный раз, когда меня с ними не было, горы ошибок не прощают».
Перед новым годом Наталия забежала домой к Марине.
– Марина, наш Сибиряк из тех, кто ободряет других, но когда мы вновь окунёмся в водоворот своих проблем, он станет биться об стены от одиночества и безнадёжности. Присмотрись к нему, может это вторая половинка твоя, проведи с ним новогоднюю ночь.
Марина укоризненно прожгла Наталию пронзительным взглядом:
– Подруга, ты на что меня обрекаешь? Старый, нищий инвалид, да и зарок я себе дала – за альпиниста больше не выходить. Я хочу родить и жить нормальной жизнью, не ждать мужа с опасных восхождений.
– Пятьдесят лет не старость, у него силы-воли – дай Бог каждому. К старому Новому году он поставит себя на ноги, увидишь. Мы зажжём с ним, в нашем клубе «Планета». Он хоровод потянет за собой вокруг ёлки, поверь мне, ведь Господь любит тех, кто ему в жилетку не плачется, и на друзей не выливает свои жалобы. Нашим мужьям до него далеко, он на руках тебя носить ещё будет.
Марина задумалась, и тягостное молчание повисло в комнате.
– «Как долго тянутся минуты, как быстро пролетает жизнь». Нам уже по тридцать пять, ещё два раз по пять и баба ягодка… Может ты и права: сегодня Танька у него, а у меня в душе зародилась жаба, душит ревностью. Я понимаю, что у реальности есть границы, а у воображения-то их нет.
– Мариночка, это глупости, у тебя есть шанс всё изменить, а ты чего-то боишься. Ревность родилась, значит, и любовь жди. Потерпи нас, да поревнуй, прислушайся к сердцу своему.
Новогоднюю ночь Николай провёл один, точнее со своим дымчатым котом по кличке «Ворчун».
«"Для остановки нет причин, ползу, скользя, и в мире нет таких вершин, что взять нельзя". Вот она – истина народная – на практике: некому стакан воды поднести, – вспоминая слова мамы, шептал Николай, ползком возвращаясь на свой матрас, – мама была права. Когда-то, выслушивая мой щенячий восторг от впечатлений, привезённых из походов, говорила: «Вершины гор ты научился покорять, покори хоть одно девичье сердце, я внуков хочу нянчить».
«Эх, Ворчун, мне легче с косматым медведем объяснится в лесу на узкой тропе, чем с красивой женщиной. Каких девушек я встречал в горных лагерях! Я их рисовал и классифицировал. Там были и Вологодские лесные феи, и Питерские нимфы Калисто, и Кубанские Берегини, и Новгородские Весталки, Самарские Ладушки, и Донские Амазонки. Но итог жизни как у медведя – очередную зиму в холостяцкой берлоге». Воспоминания с думками о будущем перемежались в голове Николая. Теперь на это времени было хоть отбавляй.
«Почему я дневник не вёл? Сейчас было бы здорово перечитать, подытожить, найти точный ответ. Что нас тянуло к вершинам? А сейчас, дай Бог, вспомнить все названия.
Николай, пересилив боль, достал из тумбочки блокнот с карандашом, стал рисовать вершины гор, записывать названия. «Смотри Ворчун, вот Эльбрус двуглавый, непредсказуемый. Это гордый Казбек, высшая точка Грузии. Шхельда белым-бела, так пел когда-то Юрий Визбор. Галдор… я на нём тогда уже бывал, до дружбы с ростовчанами, и в тот раз остался в тренировочном лагере. Трое парней не вернулись, остались там навечно».
Николай вздохнул, попытался вспомнить и нарисовать лицо Сергея, Маринкиного мужа. Но неумолимое время стёрло черты из памяти, и с рисунка смотрел герой Владимира Высоцкого из кинофильма «Высота». Николай над портретом написал: «если друг оказался вдруг…» Пару быстрых штрихов, и на облака легла двуглавая корона. «Смотри, Ворчун, Таймази. Вот где райский уголок у подножия, с водопадами, разнотравными цветущими коврами, с минеральными источниками». Николай закрыл глаза, вспомнился порыв души перебраться туда жить.
Первого января, к обеду, в его тесном домике собралось много друзей по альпинистскому клубу. Мужики починили крышу, подарили Николаю тренажёр для восстановления мышц, и Николай с удвоенной силой приступил к физическим занятиям. А длинными ночами беседовал с котом: «Не осталось у меня на этом свете никого ближе тебя, Ворчуна, да братства «Планеты». Я обязательно стану на ноги, отблагодарю цыганку, пусть мне нагадает дальнейшую судьбу, подскажет, где то женское сердце, которое я должен покорить.
Тринадцатого января в назначенное время к парку Островского подъехало маршрутное такси, из которого вышли новогодние персонажи. Дед мороз под ручку со Снегурочкой, окружённые весёлыми Снежинками, шли сквозь строй встречающих их друзей. Поклонились мемориалу погибшим альпинистам, оставили по букету цветов, почтили минутой молчания не вернувшихся с вершин. Затем все пошли к своему родному клубу «Планета».
Возле скалодрома, Дед мороз произнёс короткую речь:
– Благодаря отрицательно наклонённым стенам этого здания, многие из нас положительно провели годы своей юности. Мы шли в горы не покорять вершины. Это невозможно. В считанные минуты ветер заметал наши следы. Мы не искали в горах выгоды, никто из нас там не озолотился, мы, прежде всего, покоряли себя, там наши сердца становились шире, наполнялись отвагой, счастьем и гордостью. По старому стилю завтра вы откроете первый чистый лист, трёхсот шестидесяти пяти страничной книги, напишите её хорошо, чтобы в канун следующего Нового года перечитать и улыбнуться приятным воспоминаниям. Пройдёмте друзья внутрь, да за праздничным столом вспомним лучшие страницы нашей молодости!
Дед мороз в этот вечер любовался своей кареглазой Снегурочкой и думал: «Вот она, нашлась, моя непокорённая вершина».