Ткаченко Елена, член ВЛС, член ЛТО «Клуб «Рифма» при БИЦ им. Ю.А. Гагарина (г. Ростов-на-Дону), родилась в 1978 году в Ростове-на-Дону, окончила Ростовский государственный строительный университет по специальности «Экономика и управление на предприятии», работает экономистом. Участник альманаха «На донских берегах» и трёх сборников прозы: «Храни любовь», «Поцелуй в окрестность уха», «Думали — не выживем».
Дед
Держи пять!
В небольшом сквере возле девятиэтажного дома, где жили дедушка и бабушка Лены, под раскидистой многолетней берёзой стоял уличный стол с лавками, окружённый толпой любителей домино.
Мама не разрешала Ленке подходить близко к игрокам из-за нецензурных выражений, которыми они увлечённо перекидывались, но мужики так громко кричали друг на друга, что Ленке после нескольких неудачных попыток позвать деда пришлось приблизиться к столу. Она дёрнула деда сзади за рубашку, и тот повернулся к ней лицом.
– Внучка пришла! Прошу не выражаться! – заулыбался дед и перевернул вниз ладонь, с зажатыми в ней костяшками домино.
Прямоугольные плиточки-доминошки лицевой стороной опрокинулись на лист пластика, приколоченного наспех мужиками к деревянному столу для выравнивания поверхности.
Ленка хорошо знала, где искать деда летними вечерами. Бабушка говорила, что дед – «заядлый козлятник», да ещё и сердце у него больное! Так она называла деда за его горячую увлечённость игрой в домино, которая называется «Козёл».
– «Носорог», присядь, доиграй за меня, – обратился дед к высокому пожилому мужчине с неестественно запрокинутым вверх носом, как показалось Ленке, достающим до полей натянутой по самые глаза рыбацкой панамы оливкового цвета.
Длинноногий «Носорог» торжествующе вынырнул из толпы жаждущих азартных мужиков, ожидающих своей очереди вступить в игру, и в одно мгновение занял сидячее место деда на лавочке за столом.
– Дед, давай на стадион сходим, – попросила Ленка по-дружески.
Они не спеша шли по тропинке вдоль здания завода, находившегося неподалёку. Когда переходили дорогу, Ленка взяла деда за руку.
– Ой, опять я за больную руку ухватилась, – почувствовав соприкосновение, девочка вытащила свою детскую ручку из тёплой дедушкиной пятерни.
– Она уже давно зажила, «держи пять»! – дед вытянул вперёд свою ладонь с растопыренными пальцами.
Ленка отбила «пять», а дед ухватил её маленькую ладошку, и они засмеялись.
– Расскажи ещё раз, как тебе пальцы пришивали, – попросила внучка, когда дед протянул Ленке только что купленный в продуктовом ларьке вафельный стаканчик с воздушным рисом, залитым сахарным сиропом.
– На заводе станком отрубило. Мастер вызвал «скорую помощь», и меня – прямиком в больницу. Медсестра, которая врачу помогала, говорит:
– Что делать будем? Отрезать?
А пальцы «болтаются на одном волоске», вот-вот сами отвалятся. Врач, Мария Васильевна, посмотрела на неё и так сдержанно ответила:
– Отрезать, Наденька, проще всего. А вот, пришить, … да так, чтобы ещё и прижились, нужно постараться.
И постаралась!
– Покажи две руки одновременно, – попросила Ленка.
Дед продемонстрировал свои руки внучке. Девочка с любопытством, в очередной раз, посмотрела на пальцы обеих рук. Средний и безымянный палец левой руки были кривые, словно «зигзаги», и кожа на них была не такая грубая со складками, как на таких же пальцах правой руки, а нежная бело-розовая.
За разговором собеседники и не заметили, как прошли мимо стадиона и уже подходили к дому, в котором жила Ленка. Дед проводил внучку до дверей квартиры, поздоровался с родителями, но оставаться на ужин, только что приготовленный мамой, не захотел.
– Пойду. Ещё успею с мужиками «козла забить» в домино, пока они по домам не разошлись, – сказал дед.
– Это хорошо, дед, что тебе пальцы пришили, – озабоченно добавила вслед уходящему деду внучка, – а то, как бы ты «козла забивал»?
Вечером, когда десятилетняя Ленка уже засыпала в своей кровати, она подумала, что надо будет обязательно спросить у деда – в какой больнице работает Мария Васильевна… Может, она и сердце деду вылечит?
Два билета на одно место
Дед завёл свои наручные часы, которые носил столько, сколько я себя помнила, и, накинув их на левую руку, застегнул снизу изрядно потёртый кожаный ремешок.
– Дед, а почему новые часы не носишь? – спросила я.
Электронные часы, которые подарили деду на юбилей, так и лежали в синей коробочке уже почти год.
Дед закинул вверх свои густые брови, достал из нагрудного кармана накрахмаленной шведки расчёску. Одной рукой зачесал кудрявые седые волосы наверх, придерживая другой рукой пряди, чтобы они не выпали из расчёски, и начал свой рассказ:
– Достались мне, по случаю, билеты на футбол. В те времена купить билеты на игру было не так просто. Подработал плотничаньем у одного начальника. Ему так понравилась работа, что он и денег сполна заплатил, и о билетах на футбол похлопотал.
Наступил выходной, и я с приятелем пошёл на игру. Мы протискивались по заполненным трибунам в поисках мест, указанных на билетах.
Одно наше место оказалось свободно, а на другом уже сидел здоровый мужик. Уступать место добровольно он отказался, сказав, что это место указано у него в билете. Слово за слово, началась потасовка. Мужик тот вдвое крепче меня оказался. Двинул он меня так, что я еле на ногах удержался, да ещё и часы с руки слетели. Чуть было не раздавил их ногой. Поднял часы и наспех в карман брюк сунул.
Нервы сдали, когда понял, что не победить мне соперника. Рванул к нему и укусил…за нос, точнее – откусил… краешек носа.
Завопил мужик от боли, схватился за окровавленное лицо руками. Тут и милиция подоспела, и «скорая помощь». Мужика – в больницу, меня – на пятнадцать суток за хулиганство.
Прошло время, мужику тому «нос» пришили. Ходил я к нему домой, прощения просил за свой поступок. Мужик, кстати, нормальный оказался, настоящий и понимающий, заявление своё забрал из милиции…
– Самому не верится, что такое было, – задумчиво продолжал дед, – молодой я был, неудержимый, точнее дурной, а к людям добрее надо быть!
Участковый милиционер сказал мне тогда, что два билета действительно были на одно место – игра случая.
– Сколько в моей жизни было приключений и не вспомню сразу, тут подумать надо, – улыбнулся дед.
– Дед, а часы как связаны с этой историей? – недоумённо спросила я.
– Ни капельки не связаны. Они просто показывают, сколько сейчас времени, – уклончиво ответил дед, многозначительно взглянув на дорогие сердцу часы, накрепко вошедшие в его человеческую историю.
Расставание «по-дедовски»
Расставалась Ленка с дедом всегда одинаково.
Сначала, стоя лицом друг к другу, они, как верные друзья, крепко пожимали правые руки. Ленкина ладошка за эти секунды обязательно согревалась, и от этого ей становилось приятно по-особенному, по-детски, «до мурашек по коже», так что не хотелось отпускать крепкую руку деда. Дед подшучивал, чтобы внучка крепче сжимала его руку, училась быть сильной. Девочка старалась, при этом усердно зажмуривая глаза, но получалось только прижать к дедовой руке большой палец, отделившийся от остальных четырех, благополучно устроившихся большой мужской ладони.
Затем они одновременно, не разжимая рук, слегка приподнимали и «выбрасывали вперёд» каждый свою правую ногу и лёгким касанием тыльной стороной ноги делали нечто похожее на хлопок.
Потом разворачивались каждый в сторону своего дома и слегка отталкивались спинами друг от друга.
Ленка вприпрыжку бежала прямиком в свой подъезд, а дед, развернувшись в сторону дома, где жила внучка, стоял и провожал её взглядом до тех пор, пока девочка не помашет ему рукой из запылённого подъездного окна на лестничном пролёте между вторым и третьем этажом. Еще тридцать с лишним ступенек, и Ленка трезвонит в дверной звонок.
Прощаться с дедом «до завтра» всегда было весело, хоть и не ново. Ленке нравилось расставаться «по-дедовски». Она верила, что завтра непременно наступит новый день, непохожий на сегодняшний и на вчерашний тоже не похожий. А хорошо это или плохо, девочка не знала и знать не хотела.
Это знал за неё дед.
Сонные и злющие
Дверной звонок всегда был исправен.
Когда приходили гости, друзья родителей, Ленкины подружки, родственники или незнакомые люди обычно звонили в дверной звонок. Соседи, как правило, стучали в дверь. Видимо, кто как привык.
Дед всегда оповещал нас о своём визите по-своему.
Папа, мама, Ленка и её младшая сестра в выходной день всегда любили поспать подольше. Будильник родители не заводили. Спи, сколько хочешь! Что, казалось, может разбудить всю семью одновременно?
Ни что, а кто.
В те времена не было домофонов. Заходишь в подъезд и сразу поднимаешься в нужную квартиру.
Дед приходил в семь утра. Он не звонил, не стучал, а просто монотонно указательным пальцем нажимал на дверную ручку. Сначала медленно, потихоньку учащая количество нажатий в минуту и сокращая интервал между звуками. Дребезжание металлической ручки на нашей входной двери всегда пробуждало кого-нибудь из соседей. Мы частенько выслушивали их жалобы.
Несмотря на то, что Дед уже отчетливо слышал поворот ключа и понимал, что с обратной стороны двери уже открывают замок, он не переставал настукивать свою музыкальную композицию. Это гармоничное звучание продолжалось до тех пор, пока Ленкин папа ни распахивал настежь дверь перед ранним гостем. Можно входить!
Невозмутимый Дед, побритый и в избытке пахнувший одеколоном «Русский лес», с аккуратно зачёсанными назад седыми волосами, естественного пепельного оттенка, стоял на пороге квартиры и демонстративно продолжал движение вверх-вниз указательным пальцем правой руки в воздухе, якобы, ещё надавливая на дверную ручку.
Не взирая на столь ранний час, Дед всегда был в приподнятом настроении духа и шутил прямо с порога. Разувался и проходил на кухню, где Ленкина мама, его невестка, уже ставила на газовую печку наполненный питьевой водой чайник.
Папа, тихой сапой, отправлялся в ванную умываться, полусонные Ленка и её сестра молча плелись и усаживались за кухонный стол. Мама, ничего не говоря, собирала на стол. Завтракать!
Прервать «молчанку» Деду удавалось. Семья с неохотой втягивались в пустые разговоры, и постепенно завязывался спор из «Дедовых баек» и наших «быть такого не может».
Дед несмолкаемо повествовал курьёзные истории, не обращая внимание на нас, сонных и злющих.
Тогда Ленке действительно казалось, что Дед не обращал внимание…
Стеклянный флакон с лекарством
Наполненный наполовину стеклянный флакон с лекарством был закреплён вверх дном на металлической стойке. Прозрачная жидкость медленно стекала по ровной пластиковой трубке, уходящей тонкой иглой под белый широкий кусок аккуратно приклеенного лейкопластыря. Дед лежал на высокой больничной кровати с подключёнными к одной руке датчиками и капельницей – к другой. Это всё, что Ленка смогла разглядеть в приоткрытую дверь реанимационной палаты, сидя на холодной кушетке напротив.
Врач долго разговаривал с родителями, а потом толкнул покрашенную, но местами вздувшуюся от времени дверь с тонкими паутинками треснувшей белой краски. Дверь жалобно заскрипела, а доктор подозвал Ленку и разрешил помахать деду рукой.
Девочка увидела, как молоденькая суетливая медсестра только что отсоединила капельницу, и дед, опередив Ленку, сам замахал свободной рукой, показывая жестом: «уходите».
Они уехали домой, а через пару дней папа принёс ящик водки и попросил маму убрать его в подвал, на всякий случай. Что это предстоял за случай, Ленка, конечно, хорошо понимала, но думать об этом ей вовсе не хотелось. «На носу» были годовые контрольные в школе, и это занимало всё свободное время и мысли.
С той поры прошло много времени. Ленка стала старше на два учебных года. Постепенно папа с дедом на пару благополучно израсходовали весь ящик водки.
– За здоровье деда! – приговаривали они, доставая к приходу гостей или на День Победы, или на Новый год, очередную бутылочку «беленькой» из своего запаса, купленного когда-то папой «на всякий случай».
Спустя много лет Ленка опять видела, как над дедом угрюмо свисал такой же стеклянный флакон, наполовину наполненный лекарством, закреплённый вверх дном на металлической стойке.
Правда, после этого раза деда не стало…
Причём тут собаки?
Сегодня днём я ездила в центр города.
Город в полдень полностью забит припаркованными повсюду автомобилями, пришлось остановиться в нескольких кварталах от медицинского института. Меня совершенно это не испугало, так как я люблю ходить пешком. Минут через двадцать я была уже на месте, сделала обследование, сдала историю болезни своему врачу, вышла на улицу и пошла обратно к своей машине.
Я шла по безлюдному переулку, размышляя о том, что мне надо заехать за продуктами и успеть приготовить ужин часам к семи, когда соберётся дома вся семья. Эта мысль согрела мою душу, и я заулыбалась.
А вдалеке возле моего автомобиля крутились собаки. Их было много, целая свора. Я в растерянности сразу не смогла их сосчитать: три, пять или больше. Осмотрелась по сторонам – вокруг никого, ни одного человека, только проезжающие изредка автомобили. Мне вдруг стало неспокойно. Сердце сжалось от страха. Я замедлила шаг.
***
Вдруг сознание переключилось на прошлое, отвлекая от настоящего, вырисовывая картинки и воспоминания давно минувших лет, когда я точно так же встретилась, один на один, с целой сворой бездомных, как мне тогда показалось, озверелых собак.
Это было летнее утро августа, выходной день. Мама попросила меня сходить проведать деда. Он жил уже один в однокомнатной квартире с маленькой кухонькой. «Малосемейки», так называли эти однокомнатные одиннадцати- и семнадцатиметровые квартиры в многоэтажном высотном доме недалеко от нас.
Я в охотку ходила к деду в гости.
Он был для меня не просто дедом, а, несомненно, верным и надёжным другом. Тогда я заканчивала девятый класс, училась отлично и пользовалась уважением у одноклассников, но несмотря на это, друзей и подруг у меня не было. Я всегда верила маме, которая, как я полагаю, очень переживала за меня, всегда оберегала мои чувства и поэтому уверяла, что лучшей подругой может быть только мать, которая не предаст и не обидит. Я думаю, она пыталась по-матерински оградить меня от разочарований и обезопасить мою жизнь от зависти и лжи, делясь своими убеждениями и рассказывая лаконичные истории из собственного жизненного опыта.
Это был её метод, метод любящей матери, метод избавления дочери от получения «ножа в спину». Поэтому, видимо, я игнорировала всех, кто хотел со мной дружить.
Я полагала, что вообще могу прожить без друзей и подруг!
Это было моё заблуждение и, к сожалению, не единственное.
Подходя к дому, я увидела деда в окне. Он по-дружески помахал рукой, я ответила ему тем же жестом и даже сразу не заметила, что ко мне со всех сторон бегут собаки. Показалось, что в одну секунду они стаей по-волчьи набросились на меня. Вероятно, я оступилась и, не удержав равновесие, свалилась на землю. Одна худая грязная собака с засаленной шерстью, клацнув жёлтыми зубами, цапнула меня за «шлёпанец», так в моей юности назывались босоножки без задника.
Сквер возле дома был пустынным.
Утром выходного дня у нас «на посёлке» всегда малолюдно.
Я не закричала, а просто попыталась встать, но страх сковал меня, и движения стали неуклюжими. Страх охватил всё моё сознание. И тогда, защищаясь от жуткого, леденящего кровь, нещадно пугающего собачьего лая, молнией страха пронизывающего всё моё тело и отвратительным эхом отражающегося от бордюра, прижавшись к которому я лежала на земле, я в отчаянии накрыла голову содранными о землю руками, и притихла…
Через несколько секунд я услышала голоса людей и в какой-то момент поняла, что собачий лай стихает и удаляется. С земли мне помог подняться дед. Увидев всю эту «заваруху» из окна, он схватил первое, что попалось в руки – деревянную швабру, и кинулся вниз выручать свою внучку. Ему на помощь подоспела незнакомая хрупкая женщина, которая была напугана не меньше меня. Она отряхивала и оглаживала меня, беспрестанно охая и причитая, а в уголках её серых глаз копились, дрожали и сверкали слезинки.
Мы с дедом поднялись к нему домой. Пока я мыла руки и содранные коленки, дед нарезал спелый тонкокорый тёмно-зелёный до черноты арбуз с очень красной мякотью внутри, рядами усеянной чёрными крупными семечками, и руками отломил мне и себе по большому ломтю мягкого батона с зажаренной золотистой корочкой.
Ничего вкуснее я в жизни не пробовала!
***
Когда я подошла к машине, то увидела, что собаки были намного дальше от неё, и им не было до меня никакого дела. Они спокойно доедали разломленные пополам пирожки, кем-то специально для них оставленные.
По пути домой я купила большой арбуз и свежеиспечённый, ещё тёплый батон.
Мне захотелось вспомнить и почувствовать давно забытый вкус этого лакомства. К моему сожалению, это был обыкновенный вкус обыкновенного арбуза и обыкновенного батона. Может быть потому, что не дед резал этот арбуз и не он ломал на куски свежий батон?
Деда давно уже нет, он умер много лет назад, но память о нём неизменно живёт и всегда будет жить в моём благодарном сердце. Он так и остался для меня «дед», не «дедушка», не «деда Вася», а так по-дружески и с любовью – «дед»!
И дело тут не в собаках и не в позабытом вкусе спелого арбуза с хрустящим батоном, а в чём-то...
Но и в этом тоже!
Чем мне лучше всего помянуть деда?