5 сентября выдающийся донской поэт Виктор Иванович Шостко отмечает восьмидесятилетие. Редакция сайта и Правление отделения СП России поздравляют Виктора Ивановича и желают крепкого здоровья, вдохновения и благодарных читателей!
Украина
«С дружиной своей в цареградской броне»
А. Пушкин
«Из логова змиева
Из города Киева
Я взял не жену, а колдунью...»
Н. Гумилёв
Помрачневших летописей вязь...
Украина – русская былина,
На латынь сухую повелась,
Отреклась от дочери и сына.
Соловей – разбойник соблазнил
Или с Чудо-Юдо триединым
Осудила память на распыл
И очнулась в логове змеином.
Как же так случилось
Град на Град,
Как же так смешались
Кровь да с кровью,
Если даже залповый откат
У стволов
В одно средневековье ?
Там на гуслях
Каждая из струн
Под поганым Идолищем стонет
И с небес
Низвергнутый Перун
В приднепровском омуте не тонет.
Там за трон
Кичливые князья
Рубятся друг с другом одичало.
Затянулась смертная грызня
Сделки и союзы с кем попало.
Породнит ли снова зов предтеч
Или разведёт нас без возврата
Кованый в Царьграде русский меч,
Поднятый сегодня на собрата?
Просветы
Помимо сумятицы мыслей и чувств,
Подпитанных круто замешанной злобой,
Есть лес за рекою. Он светел и пуст,
Недавно отмеченный высшею пробой.
Но свистнул ноябрь и облик поблек.
Там кто-то бредёт среди тлеющих пятен.
Как странно, ещё не исчез человек,
Которому сон увяданья понятен.
Один из немногих,кто дружит с тоской,
Он, сломанной веткой листву беспокоя,
Фигурой своей осеняет покой
В порушенном мире,лишённом покоя.
А крик воронья над плакучей ветлой,
И ржавый кустарник,ветрами отпетый,
К чему-то взывают из жизни былой...
В ней чаще случались такие просветы.
Богомол
В летний день порывом ветра
Через гребень частокола
Занесло в мой домик ветхий
Из Вселенной богомола.
В незнакомой обстановке,
Оценив метаморфозу,
Богомол, не для рисовки,
Встал в воинственную позу.
Нет, чтоб сразу, без оглядки,
Прошмыгнуть за шторку мимо.
Он готов к неравной схватке
С существом иного мира.
Он решил покончить разом
С рассужденьем о проблеме...
Насторожены три глаза
На вращающемся шлеме.
Слушай, инопланетянин,
Может мы поймём друг друга:
Я уже тобою ранен
Тем, что нет в тебе испуга.
Ты явился Дон-Кихотом,
Рыцарем в миниатюре.
На таких, как ты, охота
Здесь объявлена в натуре.
Улетай к своей планете
В некий мир, поближе к раю
На другом каком-то свете,
А на этом отпускаю.
--//--
Слушай, исчадие ада,
Норов твой дерзкий любя,
Разве мне что-нибудь надо,
Кроме тебя от тебя.
В негодовании буйном,
Не растеряв красоты,
Словом, подмешанным к будням,
Ты поджигаешь мосты.
Кроме остывшего взгляда,
Сколько б на свете не жить,
Разве мне что-нибудь надо,
Чтобы пожары тушить.
--//--
Листва шумит на убыль.
В безмолвии ночей
В пространстве звёздный уголь
Горит всё холодней.
И сад, листвы лишенный,
Растущий невпопад,
В просвет завороженный
Заманивает взгляд.
Как-будто весть благая
Поверх мирских забот,
На встречу намекая,
Меня в просвете ждёт.
Дятел и Сизиф
На снежном дереве в развилке
Уселся дятел без помех
Под красной шапкой на затылке
И в клюве царственный орех.
В бескормицу и лютый холод
Он плод собрался расколоть,
Чтоб утолила вечный голод
В скорлупке мыслящая плоть.
Удар!
Но панцирь слишком крепкий.
С развилки падает орех.
И дятел вмиг слетает с ветки,
И снова с ним взмывает вверх.
То вниз, то вверх –
Так долго длится,
Что оживает древний миф,
В котором мается не птица,
А с камнем мучится Сизиф.
На пик скалы
Под взглядом грифа
Он осуждён его вкатить.
И нет ни шанса у Сизифа,
А вот у дятла может быть...
Ангел
Сон мой слепой, безъязыкий, беспамятный
Ангел ключом золотым отворил.
Тихо возник он, прозрачный и пламенный,
С лёгким заплечием сложенных крыл.
Ангел с глазами пустыми и кроткими
Страх мой проснувшийся вмиг исцелил.
Весь из мерцающих атомов сотканный
Был он и не был. И всё-таки был.
Вестник прощения или возмездия
Жизнь мою ведал и смерть мою знал.
Взглядом звезды из родного созвездия
Гость несказанный меня созерцал.
Переливалось его оперение
Светом творения вневременным.
И оставалось всего лишь мгновение,
Чтобы рвануться и... встретиться с ним.
Вдруг всё исчезло. И ангел светящийся
Не улетел, а как- будто потух.
Тут же во мраке ничтоже сумняшеся
Снова ко мне возвратился испуг.
Может быть ангел жалел меня грешного,
Дать мне хотел путеводную нить,
Предостеречь от поступка поспешного
И неминуемый рок укротить.
Но не сбылось. И немыслимо краткою,
Прерванной свыше по зову светил,
Встреча с посланцем осталась загадкою:
Был он и не был. И всё-таки был.
Сталин и Власик *
«Бес же изыде аки тьма из сосуда»
Народное предание
Это просто классика,
В Библии сюжет:
Сталин предал Власика
Через двадцать лет.
Рвали звёзды с кителя,
Рыскали в судьбе
Ангела-хранителя
В форме МГБ*.
Сталин, бивший Врангеля,
Гнавший немца вспять,
Закурив,
без ангела
Вздумал боговать.
На Лубянке весело.
Преданность не в счёт.
А из трубки кесаря
Появился чёрт.
Дым плывёт, качается,
Тает погодя,
Перевоплощается
В стражников вождя.
Не к ночи будь сказано
И не на ходу,
Если тьма развязана,
Значит жди беду.
Вот он обездвиженный,
Покоривший мир,
Вождь, бедой униженный,
Всё ещё кумир.
Стража смотрит соколом,
Ходит взад-вперёд,
Всё вокруг, да около,
Но не подойдёт.
Тёмная история.
Юркий бес хитёр.
Неспроста агония
Длится до сих пор.
* Николай Власик – начальник личной охраны вождя
* МГБ – министерство государственной безопасности.
--//--
Отвлекусь... и увижу тебя.
Ты навстречу идёшь, как бывало,
Рыжий лист невзначай теребя,
Что с родного ореха сорвала.
Тихо вздрогнет покинутый дом,
Где-то громко вздохнёт половица.
У меня под библейским ребром,
Словно в клетке, замечется птица.
Ты идёшь на какой-то волне,
Утопая в ромашках, как раньше...
Ты всё ближе и ближе ко мне,
А уходишь всё дальше и дальше.
Душа и Морфей
Преступной душе в непроглядной ночи
Давно уж не спится. Ей бдится и мнится,
Что кто-то сейчас подбирает ключи
И может нежданно незванно явиться.
Как много в безмолвии звуков вокруг
И шорохов разных, внезапных до дрожи.
В догадках больных изнуряется слух,
Вникая в походку случайных прохожих.
А мозг пребывает с собою в игре,
Тасуя цепочек кандальные звенья,
И всё же сдаётся на милость игле,
Душе предлагая не сон, а виденье:
Хранилище снов в первозданном плюще,
Устроенном в нише античного грота,
Где юноша в звёздах на чёрном плаще
Пред ней открывает двойные ворота.
Собаки
С обрывком цепи на ошейнике,
Смирив неподкупную злость,
Собаки уходят в отшельники
В мечтах на случайную кость.
Глаза их тоскою разбавлены.
С опаской ступая в тени,
От сытого быта развалины
Приходят оплакать они.
Железным клыком перепахана
Земля, равнодушная к ним,
Язык оскудевшего запаха
Почти уж неуловим.
Откуда им знать,
Что помехами
В той жизни пребудут они,
Куда их хозяева съехали
Отсюда в недавние дни.
Что им остаются лишения
И прелести прочих свобод,
А время цепей и ошейников
Теперь для людей настаёт.
Был бы жив Апостол Павел
«Ибо нет власти не от Бога,
существующие же власти от Бога установлены»
Послание к римлянам святого Апостола Павла, гл. 13,1
Власть в любом обличье власть.
В ней мистическая сила.
Ей подыгрывают в масть,
Чтоб она благоволила,
Разрешила не пропасть.
Ей поддакивают в лад
И заглядывают в глазки
В ожидании наград
И в предчувствии развязки,
Прямиком ведущей в ад.
В Библии античный крот
След оставил от подлога.
Он подделал перевод,
Написал, что власть от Бога,
А на самом деле «под».
Власть от Бога недотрога,
А под Богом благодать.
Вот как с помощью предлога
Можно, спрятавшись за Бога,
Смысл власти поменять.
Был бы жив Апостол Павел,
Перевод бы он подправил.
Все мы спицы в колесе.
Власть под богом, как и все.
Отзывы:
Благодарю за подборку Ваших стихов, очень понравилась.Но все- таки удивительно, что на Есенинских чтениях Вы прочитали именно те стихи, которые больше всего затронули мою душу...
Отвлекусь... и увижу тебя.
Ты навстречу идёшь, как бывало,
Рыжий лист невзначай теребя,
Что с родного ореха сорвала.
Тихо вздрогнет покинутый дом,
Где-то громко вздохнёт половица.
У меня под библейским ребром,
Словно в клетке, замечется птица.
Ты идёшь на какой-то волне,
Утопая в ромашках, как раньше...
Ты всё ближе и ближе ко мне,
А уходишь всё дальше и дальше.
Творите дальше, Вам никогда не дашь Ваши годы. Рада знакомству с Вами и Вашим творчеством.
Сердечно благодарю Вас за поздравления с юбилеем. Желаю Вам здоровья, благополучия и творческих удач.
С признательностью
Виктор Шостко
Храни тебя Господь!
С замечательным юбилеем!
С ббилеем!
Дорогой Виктор Иванович!Всегда привлекают Ваше спокойствие и взвешенность слов и взглядов на жизнь. Вы- замечательный поэт с мудрой простотой и философской глубиной в стихах. С замечетельным Вас юбилеем!
Здоровья Вам и успешного творчества!
Прочтите прекрасную статью Евгения Артюхова. Виктора Ивановича со славным юбилеем!
Евгений Артюхов
вчера в 7:12
5 сентября – 80 лет Виктору Ивановичу ШОСТКО
«ХУДОЖНИК ДОЛЖЕН БЫТЬ СВОБОДЕН…»
МЫ УЧИЛИСЬ вместе все шесть литинститутских лет. Только творческие семинары были у нас параллельные. Я занимался у Николая Константиновича Старшинова, а Виктор – у Ларисы Николаевны Васильевой.
Не знаю, на каком счету был у неё этот, вне всякого сомнения, весьма одарённый поэт, но у тех, кто ходил с ним на занятия и обитал в общежитии, Виктор пользовался большим авторитетом. Да что там говорить, если мой хороший товарищ Володя Емельянов, ставший со временем народным писателем Удмуртии, отзывался о Шостко не только как об одном из лучших среди нас, но и вообще ведущим в поэтическом поколении. И стихи это подтверждали:
Домики к речке сбежали,
Стали над сонной водой.
Дымкой подёрнуты дали —
Тающей голубизной.
Пашня чернеется. Редко
Птица над нею вспорхнёт.
Клочья тумана на ветках
Порозовеют вот-вот.
Зыбкому облаку солнце
Выцветший край золотит.
Женщина ворот колодца
Крутит и цепью звенит.
Воду несёт. Напевает.
Медлит у низких ворот.
В правом ведре рассветает.
В левом займётся вот-вот.
СИМФОНИЯ
Мать симфонию не понимала.
Чуть услышит — тотчас выключала.
Боль и радость хранила в себе.
Ожидая кормильца с работы,
Ветер слушала в смутные годы,
Всхлипы ставни и вздохи в трубе.
А на улице темень и вьюга.
Там пугаются тени друг друга.
Подлый выстрел порой громыхнёт.
Ветки бьют то в окно, то по крыше.
Только матушка что-то услышит,
Просветлеет и скажет: «Идёт».
Лучше слово найдётся едва ли.
Сколько раз мы его повторяли
Непослушным во сне языком,
Не дождавшись, уснув как попало...
Мать продрогшую дверь открывала
И впускала симфонию в дом.
ПАМЯТНИК
Пришёл отец.
Насквозь промёрз.
Принёс спасенье — уголь.
Метнулась мать:
Ну и мороз!
Куда ж тулуп-то?
В угол?
Отец разжать не в силах губ.
К огню.
Лицом к лицу.
А за спиной
Стоит тулуп,
Как памятник отцу.
***
Разом забились земные ключи,
Заговорили... а с ними
На станционных деревьях грачи,
Чёрные на тёмно-синем.
Первых признаний больней и бледней
И невиновней прощенья.
Мартовский снег. Бескорыстие дней.
Тайна. И вздох восхищенья.
Млечные рельсы. И яркая даль.
Поезд навстречу и мимо.
Над уходящим тугая спираль
Полупрозрачного дыма.
Там под иглою хрипит примитив
В щели заборов и ставен.
Детство проходит. И пошлый мотив
Сам по себе гениален.
ОН РОДИЛСЯ осенью военного 1944-го в станционном посёлке Каменоломни Октябрьского района Ростовской области. Как писалось в те годы – «путёвку в трудовую жизнь» получил в Ростове-на-Дону, работая фрезеровщиком. Окончив институт инженеров железнодорожного транспорта, переехал в Казахстане в локомотивное депо Актюбинска, затем преподавал электротехнику в колонии для несовершеннолетних, был заместителем директора по учебно-производственной работе. После развала Союза вернулся в Ростов и с 1995 года заведовал отделением подвижного состава техникума Ростовского государственного университета путей сообщения и одновременно являлся сотрудником газеты «Крестьянин».
Первые публикации стихов Виктора Шостко появились в студенческой многотиражке. В Казахстане же он печатался в областной и республиканской газетах. В 1985 году в Алма-Атинском издательстве «Жалын» вышла его первая книга стихов - «Молодое лето». На следующий год там же увидела свет вторая - «Бегущее зеркало». В казахской столице издал он и свою третью – «Четвёртая стрелка» («Жазушы», 1990). И вот, что писал о ней доктор филологических наук Владислав Смирнов:
«В огромном потоке современных стихов, часто заряженных громогласной патетикой, примитивным графоманством, чисто формальными изысками, истинная поэзия, увы, встречается редко. Такую радость несут в себе стихи Виктора Шостко. Одну из своих книг он назвал «Четвёртая стрелка», объясняя это название так: на циферблате часов у нас три стрелки, но есть ещё одна – внутреннее время, наше собственное переживание текущих событий, истории, отношения к будущему. Оно-то как раз точнее всего и «измеряется» поэзией. Невидимая стрелка нашего отношения к миру и высчитывает масштаб, глубину личности поэта, его умение (если это слово можно употребить, рассматривая истинное творчество) раскрывать свой внутренний мир и через него – мир окружающий. – И подчёркивал: - Внешне неброские, даже скупые стихи Шостко таят в себе большое внутреннее напряжение».
И в этом не трудно убедиться, читая стихи:
К РЕКЕ
Бегущее зеркало сонных высот,
Неведомых дум колыбель.
Отставшее облако сбавило ход,
У берега село на мель.
В нём птицы охотятся за серебром,
Царапая крыльями тишь.
Растёт в стороне под нависшим бугром
Зелёный и редкий камыш.
И всё это вместе глубокий покой
Объемлет, меняя века,
А что за работа вершится рекой,
О том неизвестно пока.
И как распрямится в назначенный срок
Теченья крутая дуга...
Не зря же деревья вцепились в песок,
Стремясь разогнать берега.
***
Сколько можно идти на уступки,
Надоело смотреть сквозь кольцо
И считать разновидностью шутки
Ненавистное слово в лицо.
Ты и любишь уже не любовью,
Не прощеньем, как сердце велит,
А щемящей, пронзительной болью,
Всей тоской незабытых обид.
Так суглинок в развалах жилища,
Напоив глубиною песок,
Вдруг влюбляется всем пепелищем
В ненадежный зелёный росток.
***
Не спится.
В полночь включишь лампу
И тень отдёрнет свою лапу.
Примчит на свет ночная тварь
И скопом под колпак набьётся,
Замельтешит и обожжётся
Об электрический янтарь.
И треск их крыльев надо мной
В гнетущей тишине довлеет.
И чувствуешь такую боль,
Что и названья не имеет.
ТАЛАНТ
Талант безнравственен в основе,
Циничен в сущности своей,
Поскольку боль совсем не в слове
У неталантливых людей.
Подумать страшно, вот ведь штука,
Не то, что где-нибудь прочесть,
Что есть талантливая мука
И неталантливая есть.
Талант, положенный в основу,
Враждебен сердцу и уму.
Он заставляет верить слову
Или не верить ничему.
МНЕ бы не хотелось, чтоб, при чтении у вас создавалось впечатление, что Виктор Иванович как бы стоит в стороне от социальных потрясений. Нет. Он глубоко переживает всё, что происходит с родным краем и страной, только в отличие от многих пишущих не преподносит это лобово, не грешит открытой публицистичностью. И хоть под его стихам и не стоит дат, понять не трудно, когда они писались. К примеру, вот эти, отразившие девяностые и начало «нулевых»:
НАРОД
Что за народ на великой равнине
Жизнь проклинает в тоске и рванине,
Слёзы мотает на крепкий кулак,
Горькую пьёт, не напьётся никак.
Ни в небесах, ни в лесу и ни в поле,
Он заблудился в себе поневоле.
На перепутье пути не находит,
Молча вокруг или около бродит.
С верой в авось, отрекаясь от рая,
Он выбирает не выбирая,
Бога и чёрта, триумф и забвенье
И на века, и на мгновенье.
ОЛИГАРХИ
Нечистый вывел их на свет,
Своих собратьев из темницы.
И пару стёршихся монет
Он вставил каждому в глазницы.
В стране, попавшей в переплёт,
Злой дух земного передела
Сердца на счётчики банкнот
Им заменил весьма умело.
И в суете тоскливых дней
Глумливой прихоти в угоду
Им придал облики людей
И предоставил им свободу.
Бродячий посох и сума
Нас ждут за праведным порогом,
И сходят ангелы с ума,
Когда смеётся чёрт над Богом.
КРАСНОЕ И БЕЛОЕ
Красное с белым не надо мешать,
Смесь не пьянит, а дурманит.
Белое с красным? Ну что вам сказать:
Непримиримостью ранит.
А виноград, как и прежде, хорош,
Бродит в Крыму и в Ростове.
Белый на сладкие пули похож,
Красный – на шарики крови.
Век промелькнул или с неба звезда.
Тени былые воскресли.
И в ресторанах всё так, как тогда,
Те же цыгане и песни.
Царский погон. Офицерская стать.
Штабс-капитаны в почёте.
Красное с белым не надо мешать,
Если за Родину пьёте.
Там за курганом, рукою подать,
Чьи-то шевроны поблекли.
На подзабытой гражданской опять
Сталь закаляется в пекле.
ПРОГУЛКА В ПЕТЕРБУРГЕ
В стройном граде без душных палат,
Что антихрист возвёл, сатанея,
Ощущаешь с годами острее
Радость жизни и горечь утрат.
Что осталось от правды былой?
Зелень бронзы, решётки да камень
И холодный расчётливый пламень,
Осенённый гранитной иглой.
Да ещё этот мраморный лев
Лапой трогает невскую воду.
Ветер помнит державную оду
И читает её нараспев.
Здесь студенты казнили царей,
Чтоб от сна пробудилась отчизна:
Динамитная помесь цинизма
С тёплым золотом русских церквей.
Возле сфинкса, что впал в забытьё,
Путь к мечте начинала эпоха,
Но закончила путь этот плохо,
Растеряв достоянье своё.
Некий дом. Постою у дверей,
За которыми скрыт от народа
Вход в историю с чёрного входа,
В девяностые, если точней.
Он вошёл. И за первым углом
Из глухой подворотни на Невский,
(Но не так, как писал Достоевский)
Вышел новый герой с топором.
В нашей смуте он мог бы пропасть,
Но какая-то скрытая сила
С каждым шагом его возносила
И, шутя, затолкала во власть.
И гадают и спорят с тех пор
Мудрецы, колдуны и пророки,
Обличая родные пороки,
Для кого предназначен топор.
ОТ ВЕЙМАРА И ДО ОДЕССЫ
(Нацистов не трогали стенания
заживо горящих людей
в Доме профсоюзов...)
В городе Веймаре
Странный больной человек
Непримиримо
Христа призывает к ответу.
– Нет состраданью, –
Кричит он владельцам аптек,
А прихожане жалеют развалину эту.
Мысль искушает
Едва лишь покинет уста.
Что это?
Тягостный бред или детская шалость?
Бедный философ,
Он требует снять Иисуса с креста
И заклеймить,
Как преступницу жалость.
Ненависть к жалости,
Сладкая, как леденец,
Льдом соблазнит
Католический разум Европы.
Ненависть к жалости
Будет отлита в свинец,
Шрифтом колючим
Опутает рвы и окопы.
Ницше безумьем наказан,
Как божия тварь,
Как преступивший
В ничтожестве волю Господню.
И миллионы
Падут на Вселенский алтарь,
Чтобы загнать эту мысль
Навсегда в преисподню.
Но по ущельям сознанья,
Где корни всемирного зла,
По тёмным смыслам
Во храмах озвученной мессы,
Ненависть к жалости
Всё же дорогу нашла
Через Европу
От Веймара и до Одессы.
МНЕ ОСТАЁТСЯ добавить, что в 2006 году Виктору Ивановичу Шостко была присуждена премия Правительства Российской Федерации в области печатных средств массовой информации. Что, знакомясь с содержанием очередного выпуска журнала «Дон» довелось прочитать: «номер открывает юбилейный материал, посвящённый выдающемуся донскому поэту Виктору Ивановичу Шостко». Ну и процитировать стихотворение «У картины», многое объясняющее в его творческом поведении:
...И даже если неугоден,
И неудобен, и незряч,
Художник должен быть свободен
От унижающих удач.
Художник должен быть свободен
От опекающих его,
Не потому, что бесподобен
И в грош не ставит никого.
Его растрёпанные кисти
Сильны, помимо всех искусств,
Непредсказуемостью мысли,
Непреднамеренностью чувств.
Ему подсказывать нелепо,
А диктовать ему смешно.
Пусть пишет он темно и слепо
Прозрений наших полотно.
Вячеслав.