Осенью
Далеко за город ухожу.
Опускаюсь в роще на траву.
Тихо и задумчиво сижу,
Ворошу опавшую листву.
Вспоминаю детство: вот оно
Худенькое, просекой бежит.
Без билета «шастает» в кино,
В речке упоительно визжит.
Юность вспоминаю: вот она
Чистая, идёт в ночной тиши
К юноше, а полная луна
Будто подгоняет: поспеши!
Всё осталось где-то позади –
Детство, юность, первая любовь…
Что же ожидает вперед
Что ещё отпущено судьбой?
Глажу я последнюю траву,
Листьями задумчиво шуршу.
Нет, не облетевшую листву –
Прошлое своё я ворошу.
Детство
Вот опять я вернулась туда
Где прошли мои школьные дни
Узнаю те родные места,
Но, увы, изменились они.
То ли время уменьшило их
То ли стала сама я иной
Слышу смех здесь девчонок других
И мальчишек, бегущих гурьбой.
Детство, слышишь? Ах, как же давно
Мы расстались, в начале пути…
Дай вернуться! Не слышит оно
Дверь закрыта – и ключ не найти.
Осенняя волна
Словно потускневшие монеты,
Листья золотистые летят.
А берёзки в шапочки одеты,
В небо побледневшее глядят.
Голых веток тонкие узоры
Кружевом развешены в лесу,
Наготой притягивают взоры,
Воплощая позднюю красу.
Вдруг в прозрачный день листвой опавшей
Зашумит осенняя волна…
И озябший лес, такой уставший,
В сон, как в сказку, погрузит меня.
Ива
Как женщина, обиженная мужем,
Всю ночь не спит заплаканная ива.
И потихоньку жалуется лужам
Да к изгороди жмется сиротливо.
А дождь сбивает листья на дорогу,
И утром их растопчут пешеходы…
Не трогай иву, дождь, прошу: Не трогай!
Пошли ей, небо, добрую погоду!
***
Сквозь просветы перелеска
Из туманной глубины
Показался, полный блеска,
Золотой челнок луны.
А вокруг – игрой жемчужной,
Словно брызги в пене вод,
Звезды весело и дружно
Развернули хоровод.
В этом таинстве безбрежном
Легче думать, проще жить,
Добрым стать и очень нежным,
Быть любимым и любить.
***
Листопада метель закружила,
Расстилая персидский ковёр,
И цыганкою заворожила,
Разжигая свой яркий костёр.
Запылали берёзы, осины,
И багрянцем окрасился лес .
Нет на свете прекрасней картины,
На земле и под синью небес!
Золотые опавшие листья
Загрустили на стылой воде,
А рябина роскошною кистью
Так молила, взывая к судьбе.
Загрустили деревья, примолкли,
Стал печально-задумчивым сад,
Георгины и астры намокли –
Завершает свой гимн листопад.
Скрипка
Вальс колдовал всего одною скрипкой,
И билось сердце гулко в такт смычку.
Твои глаза, с чарующей улыбкой
Ночь погасила тьмою, как свечу.
Мир волшебства исчез, но неслучайно
Его забыть не в силах я была.
Той скрипки неразгаданная тайна
Надеждою во мне всегда жила
Тропа любви свела нас снова…
И в том же зале, тот же вальс звучит,
И жжёт твоё пронзительное слово,
Что голос нежной скрипки не забыт.
Колдует вальс всего одною скрипкой,
Как в чудном сне, с тобою вновь лечу.
И верю, что глаза твои с улыбкой
Ночь погасить не сможет, как свечу.
Награда Богородицы
Так не принято, так не водится,
Но живём-то среди чудес:
Улыбнулась мне Богородица,
Опустившаяся с небес.
И за что она удостоила
Благодати такой меня?
Я ведь просто обед готовила,
На который придёт родня.
И улыбкою, не за это ли,
Поощрила меня, как знать,
Бескорыстье моё заметила,
Вездесущая Божья Мать!
***
Эта жизнь… Суета и обиды,
Где порою нелепо житьё,
Но, признайтесь, что только для виду
Мы так часто ругаем её.
Жизнь – весы, у которых на чашах, –
Свет в окошке и в небе звезда,
Золотые мгновения наши,
Радость взлёта и сладость труда.
Лишь бы только слегка перевесил
Чашу вечных вселенских весов
Груз небесных пленительных песен
И любимых земных голосов.
***
В благодать перелесков и рощ
Мы карабкались по косогорам.
Там пейзаж до восторга хорош,
Места нет обидам и ссорам.
Колокольчики да васильки
Нам, как старым знакомым, кивали.
А кузнечики возле реки
Звонко били в свои наковальни.
Может, счастье ковали они?
И своё, и немножечко наше?
И звенели медовые дни,
И дурманили запахи кашек.
Осень
И опять по садам листопад, листопад.
Снова осень надела свой исконный наряд…
У крыльца, на кустах, протянула кудель,
Расплескала холодной земли акварель
И велит мне надеть свой любимый платок,
В тёмный вечер взойти на знакомый порог,
Чтобы вместе с тобою, в ладони ладонь,
Заглядеться, как в печке бушует огонь,
Как играет отсвет – на стене колдовство,
Как кидается ветер в окошко листвой…
Лебединая песня
рассказ
Илью Семёновича Иванова проводили на пенсию. Два месяца он ходил в кино, читал, а потом заскучал и решил от нечего делать сочинить стишок. Он, правда, этим никогда не занимался, но полагал, что не боги горшки обжигают, почему бы ему не заняться сочинением стихов. Засучив рукава, он взялся за перо, и вот что получилось:
Хорошо на свете жить,
Вкусно есть и сладко пить.
Хорошо сидеть в саду
И смотреть на лебеду…
Илья Семёнович перечитал написанное, восхитился и подписался: Илья Заправский. Звучный псевдоним ещё больше вдохновил новоиспечённого поэта, и он понёс рукопись в редакцию районной газеты.
— Ну, что ж, батенька, в этом что-то есть, — деликатно похвалил редактор, разбирающийся в поэзии. — Только нам нужны стихи поактуальнее. Вот вы лебеду созерцаете, а это сорняк, с ним бороться надо…
— Всё понятно, — сказал Илья Семёнович, будем бороться.
На следующий день он снова был в редакции.
— Вот переделал, — подал Иванов, он же Заправский рукопись редактору. Тот прочитал:
Хорошо на свете жить,
И здоровьем дорожить,
По утрам гулять в саду,
Рьяно тяпать лебеду.
Надо помнить, что сорняк –
Земледельцу лютый враг.
— Да, — сказал редактор. — Всё это хорошо, но до прополки ещё далеко, снег же не сошёл. Может, у вас что-нибудь о весне есть?
— Будет, — пообещал пенсионер и попрощался. А через день снова протягивает редактору «весеннюю лирику».
Хорошо на свете жить,
И одну весну любить.
В это время нет беды
От проклятой лебеды…
Редактор схватился за голову:
— Да вы, батенька, юморист. Ждём от вас юмористических рассказов.
— Идёт, — согласился Заправский и помчался домой. Сел за стол, взял авторучку и уверенно вывел на листе:
Хорошо на свете жить,
И с природою дружить,
Рано утром в лебеде
Видеть белых лебедей…
Этот опус Илья Семёнович приносил в редакцию пять раз. Доведённый до отчаяния редактор, которому вежливость и молодость не позволяли послать графомана к чёрту, пустился на хитрость.
— С вашим необыкновенным упорством, Илья Семёнович, можно браться за большую многоплановую тему. Ну, скажем, написать роман-эпопею.
Увы, хитрость не удалась. На следующее утро, едва редактор вошёл в свой кабинет, следом влетел Заправский.
— Вот! Всю ночь писал! — радостно сообщил он и с гордостью достал из портфеля пудовую рукопись. — Эпопея! Вот только название выбрать затрудняюсь. Как лучше: «Песня лебеды» или «Лебединая песня»?
Редактор побледнел и схватился за сердце…