Защита Конина
– Ваше благородие, не сочтите за наглость. Половой здешний, Петька плешивый, божился, что вы юриспрудент. В том смысле, что аблакат и душевной глубины человек, значит нам удружить сможете. Просим покорнейше помощи в судебном вопросе.
Двое мужиков, по виду из вольнонаемных, обратились к сидящему за трактирным столом человеку в синем костюме свободного кроя. Человек глядел в свежий выпуск «Московского листка», внимательно изучая страницу с городскими происшествиями.
От внезапного вопроса он перевел взгляд с газеты на обратившихся. Еде уловимо поднял брови. Подумал: “И эти-с гэкают”.
На вид гэкающим было не многим больше тридцати. Один казался чуть старше и выше. Но внешне удивительно походил на второго.
Человек, сидящий за столом, опустил газету, мягко закинул ногу на ногу. Близоруко сощурился, стал внимательно разглядывать незнакомцев.
Пока те переглядывались, он отметил их крепкие руки, покрытые мозолями и цыпками, простые, точно выцветшие лица с въевшимся загаром.
Светло-русые, курносые, коренастые в коротких, подбитых ватой сюртуках, серо-коричневого сукна. Один мял в руках меховую шапку, у второго на голове примостился пыльный картуз с треснутым козырьком. Штаны каждого были заправлены в высокие, нечищеные сапоги. От обоих пахло кислой капустой, горьким луком и пшеничным пивом.
Человек, к которому обратились двое, отложил газету. Кивнул то ли себе, то ли подошедшим.
На вид ему было около пятидесяти. Круглое, оплывшее лицо еще не утратило остатков былой привлекательности. Цепкие, миндалевидные глаза орехового цвета глядели с высокомерным интересом. Тонкая линия щеголеватых, седеющих усов надломилась в усмешке:
– Значит, вас ко мне половой прислал. Ну и чертов старик. Чем разжалобили его, признавайтесь? Собственно, я, действительно адвокат – Лев Валерианович Конин. А вы, простите…
Адвокат Конин не успел закончить. Обратившиеся, перебивая друг друга, принялись рассказывать о деле. Лев Валерианович пытался вникнуть в суть, но шум трактира и сбивчивая, неровная речь мужчин соединялись в единый, назойливый и жужжащий звук.
Наконец, адвокат Конин хлопнул пухлой и квадратной ладонью по деревянному столу:
– Так-с господа. Извольте прерваться. В эдаком балагане разве разобрать чего? Присядьте, закажите, ежели на то пошло, по рюмочке мне и себе, представьтесь и поведайте в чем суть вашего вопроса.
Мужики замолкли. Глянули друг на друга, а затем и на адвоката Конина, который равнодушно приглаживал седые, маслянистые локоны. Со скрипом выдвинули стулья, рухнули. Тот, что был постарше грудным голосом дал указания тощему буфетчику принести три сотки «монопольки» и какой-нибудь закуски, вроде прошлой. Буфетчик огрызнулся. Попросил уплатить за прошлый заказ и забрать, ежели надобно, новый, но с авансом.
Лев Валерианович миролюбиво вставил:
– Степан, полно те, ну к чему эти демагогии, уважьте служителя Фемиды скоростью и тактом.
Буфетчик искоса оценил обстановку, кинул на руку полотенце, движением фокусника погрузил на круглый поднос казенную водку и соленья. Смахнул со стола невидимый сор, разместил заказ, дождался расчета и моментально исчез.
Адвокат Конин порозовел, взял в руку рюмку, глянул сквозь содержимое на блеклый свет, сглотнул, опомнился и пригласил и гостей последовать его примеру:
– За решение вашего вопроса.
С наслаждением проглотил прохладную водку, захрустел капустой и облепленным укропом, пупырчатым огурцом:
– Так в чем, собственно, загвоздка, милейшие?
Мужики тоже выпили, но закусывать не стали.
Тот, что был постарше откашлялся:
– Ваше благородие, фамилия наша Журавлевы. Братья мы. Я – Михаил, а энто Василий. Из Воронежских мы. Не местные. Здеся оказались на заработках. Делали кровлю купцу Копеечкину. Может знаете, лавку и дом на Новой Бассманной держит?
Адвокат Конин откинулся на спинку стула, блаженно потянулся, сделал жест рукой буфетчику повторить ему рюмочку. Ответил:
– Копеечкин, личность известная во всех отношениях. У вас с ним что за счеты возникли?
Тут в разговор вступил молчавший до того Василий. Громко и басисто зачеканил:
– Обул нас это гад. За работу не уплатил, маракуша! Мы уже всю кровлю приладили, а он нас в шею, облудь. Ни шиша не дал. Сговорился. Смоленских на нас натравил, а те подтвердили, мол не мы, а они всю работу отчеканили. Пустобрехи фуфлыжные! Гришку, брата нашего меньшого, так уделали, что он побитый в заезжем доме еле живой мается. Засудить гада хотим. Сдюжьте, Ваше благородие.
Лев Валерианович слушал, кивал головой, отслеживая приближавшегося буфетчика. Перехватил рюмку. Молниеносно опрокинул, вдохнул солоновато-сладкий аромат моченого яблока, откусил. Прожевал. Ответил:
– Дело ваше ясное. С Копеечкиным такая канитель случается на регулярной основе. Не человек, а дрянь. Вот что, голубчики – надо вам судебное прошение составлять. Вы грамоте обучены? Я вам в общих словах суть укажу, а вы уж писать – сами.
Братья Журавлевы синхронно вытянули спертый воздух трактира, ссутулились. Василий угрюмо ответил:
– Не пишем.
Михаил потерянно спросил:
– Ваше благородие, может удружите? Да мы уплатим. Главное, чин по чину, бумагу для судьи, чтоб Копеечкин рассчитался по полной.
Адвокат Конин обтер тыльной стороной ладони крупный рот. Медленно перевел взгляд с одного брата на другого. Задумался. Простодушные лица вызывали симпатию и жалость.
Василий снова подозвал буфетного, тот опусти на стол графинчик, дождался расчета.
Лев Валерианович скрестил на груди руки:
– Как быть-то с вами, господа хорошие? Завтра в конторе меня не будет. До конца недели в разъездах. Ну, вы чего носы повесили. Вот у меня дело одно же к развязке движется. Так оно почище вашего. Имени не скажу, высокой персоне помогаю. Человек хороший, а случилось же такое. Жена с любовником чуть не лишила капитала. Аферку одну подстроить затеяли с карточными долгами и прочим. А там и фабрика, и завод свечной, и мануфактуры – такое состояние. Но, слава Богу, успели. Вывернули как надо. Спасли моему доверителю и честь, и капитал.
Братья Журавлквы присвистнули. Василий кивнул:
– Бабы есть бабы. Наши тоже, поди, заждались. Домой охота. Ну помогите и нам. Да хоть здесь. Бумагу найдем. Вам по нашему вопросу написать, как чихнуть, ей-Богу.
Адвокат Конин кинул взгляд на графинчик, ударил ладонями по коленям и весело ответил:
– Будь по-вашему. Раз так случилось нам встретится. Бумага и карандаш и у меня в наличии. Имею привычку при себе держать. Составим прошение строго исходя из Закона. Копеечкин ваш раскошелится, как пить дать.
Михаил поинтересовался:
– Дорого ли возьмете?
Лев Валерианович засмеялся:
– “Канарейку” за смелость.
Михаил насупился:
– Целый рубль? Половой говорил, что за двугривенный сладимя.
Адвокат Конин развел руками:
– Ну уж, извольте. Тогда пусть половой и документ оформляет. Я не настаиваю.
Василий махнул шапкой, достал из внутреннего кармана желтый, точно певчая птица, рубль, расправил, положил на стол:
– Пишите прошение. Такое, чтобы сразу пронять судью.
Лев Валерианович одним движением взял со стола рюмочку и рубль, выпил, достал лист и карандаш. Долго и медленно писал, останавливался, уточнял у братьев подробности.
Те успели выпить еще по одной рюмке и кружке пива, чуть не подрались, припоминая разговор с Копеечкиным. Уяснили что говорить судье, расписались в конце прошения то ли крестиком, то ли буквой Ж. Бережно свернули бумажку от адвоката, снова чуть не подрались, споря, кому схоронить документ на подкладке.
Ушли.
Лев Валерианович придвинул к себе тарелку с остатками квашеной капусты, брезгливо ковырнул в ней ложкой, зачерпнул полную, набил рот, захрустел, закрыв глаза.
В это момент сзади над его ухом неслышно склонился лысый и бородатый коротышка, крикнул в ухо:
– Ленька, аферист, долю гони. Мой двугривенный. Видел, что на рубль облапошил кровельщиков. И за пиво вчерашнее буфетному не забудь.
Адвокат Конин вздрогнул:
– Тише, Петька. День не кончен, а ты народ пугаешь. Обращайся как уговорено.
– Ты мне зубы не заговаривай. На сегодня с заовинниками все. Вечером приходи в “Медведь” на Конюшенном, там игра намечается. Юриспрудент, значится, понадобится может.
Адвокат Конин, он же Ленька аферист зарделся, пригладил волосы:
– В “Медведе”, стало быть, и Анна Васильевна будет.
– А вот и шиш тебе, Ленька. Укатила она с охвицером заезжим то ли в Пятигорск, то ли в Петербург. Цветочница ляпнула, мол, с концами. Или пока деньги охвицкрские не измотают. А ты бы балда забыл о волочайке е этой. Сколько и в рублях, и в серебре истратил на лярву эту. Домой, к семье возвращайся, писака.
Ленька, вытащил из кармана двухгривенный, отдал его половому, устав слушать назидания. Подошел к буфетному, попросил две чарки “монопольки”.
Буфетный выставил обе:
– Четушка плюсом к долгу.
Ленька кивнул, хлопнул одну за другой чарки, не поморщился. Молча положил на прилавок полученный от кровельщиков рубль. Тот принялся отсчитывать сдачу, но Ленька не стал ждать, махнул рукой, пошатываясь вышел из трактира в сумерки и отчаянно весело запел:
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащится с сумой на плечах…