Старинный брегет*

                                                                    Рассказ

             Каждый год шестого июня, в день рождения Александра Сергеевича Пушкина  члены городского литературного объединения «Созвучие» устраивали в местном краеведческом музее замечательный праздник. Его придумала руководитель литобъединения Ирина Думина. В этот день литераторы одевались в исторические костюмы, изображая персонажей из произведений Александра Сергеевича. Они выходили на местный «Арбат» — пешеходную зону (бульвар в центре города), окружали пёстрой толпой прохожих и тут вперёд выступал сам Александр Сергеевич Пушкин (один из местных литераторов, игравший роль великого поэта):

         — Приветствую вас, господа! Вы помните мои стихи?

         Люди, захваченные в плен ряжеными литераторами, сначала робели, но потом с удовольствием вспоминали затверженные со школьной поры строки: «Я помню чудное мгновенье…» или  «У лукоморья дуб зелёный…»; реже вспоминали «Я памятник воздвиг себе нерукотворный…».  И уж совсем редко попадались уникумы (обычно это были старушки и старички), помнившие наизусть целые главы из «Евгения Онегина».  Горожанам, которые вспомнили и продекламировали бессмертные строки Пушкина, местные поэты дарили сборники своих стихов с дарственными надписями. Потом  фотографировались с «Пушкиным» на фоне цветущих роз, что росли на клумбах вдоль бульвара. Эти снимки потом выставляли в интернете. Погуляв около часа по «Арбату»,  члены литобъединения возвращались в музей. Там праздник продолжался. Надо сказать, что литобъединение посещали всё больше люди зрелого возраста, молодёжи было немного, поэтому для украшения торжества из местного педагогического колледжа приглашали пять-шесть миловидных первокурсниц. Для них в городском театре брали напрокат костюмы «под старину». Среди студенток  распределялись роли героинь пушкинских произведений. Девушки декламировали стихи или прозу Пушкина, представляя свой персонаж. В конце представления устраивался своеобразный конкурс красоты, где тайным голосованием выбирали «Лучшую Натали». Ну, а завершался праздник чаепитием.

        Мужчины  не заморачивались с нарядами. В дополнение к обычному костюму чёрного цвета и белой рубашке, надевали на голову  самодельные картонные головные уборы — цилиндры (покрашенные гуашью в чёрный цвет), а вместо современного галстука прикалывали  жабо из кружев. Однообразие нарядов мужчин компенсировалось пестротой  женских одеяний, а фантазия у дам  была буйной.

         Роль  Александра Сергеевича Пушкина каждый год разыгрывалась между поэтами.

В шапку бросали скрученные в маленькие рулончики бумажки. Только на одной из них было написано «Пушкин».  В этом году заветную бумажку вытянул тридцатидевятилетний  поэт Влад Вершинин. Не всем понравилась его кандидатура на роль Пушкина. Немолодая поэтесса Валентина  Ромашкина высказалась так:

       — Ужас! Он же  — вылитый Шариков! Куда только Думина смотрит!

       Её подруга Лидия Берёзкина тоже считала, что Вершинин для этой роли не подходит:

       — Таких «красавцев» просто не надо было допускать к голосованию!

        Внешность у Влада была, и впрямь, неподходящая для роли Пушкина: небольшого росточка, с кривыми ногами, большой головой (непропорциональной по отношению к телу) и жёсткими, чёрными с редкой сединой волосами. Они торчали в разные стороны, как у кудлатой беспризорной собаки. Длинный, приплюснутый нос почти достигал кончиком верхней губы, а мясистые  губы (будто накачанные ботексом) почти всегда язвительно кривились. Густые «брежневские» брови нависли над  ясными голубенькими глазками, в которых частенько «прыгали бесенята».

      Вершинин и сам понимал, что совсем не похож на Пушкина, если судить по изображению поэта на его популярном портрете, который написал  художник Орест Кипренский. Вершинин постарался как-то исправить положение. Всю ночь накануне праздника он не спал, а мучился  — жена накрутила на мелкие бигуди его непокорные волосы. Утром она расчесала  завитки, красиво уложила их и сбрызнула лаком, зафиксировав причёску. Влад остался доволен, но ему хотелось добавить в образ ещё чего-нибудь, чего не было у предыдущих поэтов, игравших роль Пушкина.  Он вспомнил строки из «Евгения Онегина»:

                                          «Надев широкий боливар**

                                           Онегин едет на бульвар

                                           И там гуляет на просторе,

                                           Пока недремлющий брегет

                                           Не прозвонит ему обед».

       «Боливар и брегет могли быть и у Пушкина!» — подумал Вершинин. У Влада боливара не было, зато имелся вполне исправный старинный карманный брегет  фирмы «Павел Буре» (она, в своё время, была поставщиком двора его величества императора Николая II). Брегет попал в семью Влада после Октябрьской революции. Это была занимательная история, и он хотел рассказать её во время чаепития после завершения праздника. Вершинин облачился в костюм-тройку, прикинул, во сколько примерно будет чаепитие и поставил на это время «бой курантов» в брегете, чтобы звон старинных часов услышали товарищи по перу. Потом положил старинные часы  в карман жилетки, красиво выпустив наружу серебряную цепочку.

       Когда он явился в музей, литераторам так понравилась его налакированная кучерявая шевелюра, что они ему посоветовали цилиндр не надевать («чтобы не портить красотищу», как выразился поэт Анискин), а поэтессы пририсовали ему тушью для ресниц бакенбарды.  

       Весёлой толпою литераторы вышли на  «Арбат». И каждый раз, обращаясь к прохожим, «Пушкин» первым делом доставал из кармана жилетки серебристый брегет, открывал церемонно крышку с золочёным вензелем, состоявшим из двух переплетённых, вычурных букв «Н» и «К», озвучивал время, и только после этого говорил слова роли. Люди просили, чтобы во время фотографирования брегет попал в кадр. Вершинину льстило всеобщее внимание, он широко улыбался, поблёскивая позолоченными коронками  на зубах. Потом члены литстудии вернулись в музей. Чередуясь, выступили поэты и приглашённые студентки. Потом выбрали «Лучшую Натали» и, наконец, началось чаепитие. Стол был накрыт в «Мещанском зале», здесь были собраны образцы старинной мебели сословия мещан (горожан). Вершинин всё ждал, когда же собратья по перу начнут спрашивать про брегет. Наконец, руководитель литературного объединения Ирина Думина захлопала в ладоши, призывая к тишине. Хотя ей давно уже было «за пятьдесят», фигурой она походила на изящную фарфоровую статуэтку. Нежно-розовое платье, облегавшее стройную миниатюрную фигурку и большая белая шляпа с алыми цветами, очень молодили её.      

      — Друзья, скажу вам честно, мне сегодня очень понравилось, как Влад Вершинин исполнял роль Пушкина. В созданном им  образе великого поэта была одна интересная деталь — старинные карманные серебряные часы. Просто замечательная  находка для создания образа! Дружно поаплодируем ему!

        Раздались аплодисменты, Вершинин встал из-за стола и кланялся направо и налево, прижав обе ладони к сердцу.

        — Влад, расскажите нам, откуда у вас эти антикварные часы, — спросила одна из студенток, сыгравшая сегодня роль Татьяны из «Евгения Онегина».

       Тут же раздался голос поэта Александра Анискина:

        — Влад, дай посмотреть брегет поближе!

        — Можно и нам посмотреть? —  чуть ли не хором спросили несколько дам.

       Влад отстегнул цепочку и протянул брегет Анискину, который сидел с ним рядом.

        — Коллеги, обратите внимание на текст, выгравированный на внутренней поверхности крышки! — сказал «Пушкин». — Там дарственная надпись от самого Кутузова!

       — Сашка! Анискин! Ты долго не рассматривай, передавай по кругу. Всем посмотреть хочется! — крикнула  поэтесса Людмила Шинкарь, сидевшая с другой стороны стола.

        Вершинин начал свой рассказ:

        — До революции мой прадед Семён Степанович жил в Санкт-Петербурге. Он работал дворником в одном из доходных домов, где-то недалеко от центра.

        — Тю, а я-то подумала, что ты из буржуев, раз такие часы имеешь! — с насмешкой в голосе перебила Вершинина Людмила Шинкарь.

        — А я вот из пролетариев и горжусь этим! — огрызнулся Влад.

        — Люда, не перебивай его, интересно ведь! — строго сказала Ирина Думина.

        — Так вот, — продолжил Вершинин, — бельэтаж  в этом доме снимал богатый барин. Он любил ездить в гости, да и у себя частенько принимал важных господ. Но вокруг его семьи часто возникали скандалы. Дело в том, что его жена, Калерия Львовна,  бывая в гостях, приворовывала по мелочам: серебряные ложки, вилки, ножи. Иногда умыкала брошки, кольца, серьги – всё, что плохо лежало. Её даже ловили на этом не однажды, но муж всегда щедро платил потерпевшим. При этом он даже пускал слезу и говорил, что она делает это без умысла, по болезни. Украденные вещи она никогда не возвращала хозяевам. Её муж, видимо, занимал очень высокое положение в обществе, и люди просто боялись заявлять в полицию, терпели кражи Калерии Львовны и продолжали общаться с этим семейством. И вот однажды в гостях она украла брегет, который хозяин дома оставил  на каминной доске буквально на пять минут. Зная, что у этой дамы есть воровские замашки, он бросился к её мужу, умоляя отдать часы. Муж Калерии предложил, как всегда, деньги. На эту сумму можно было бы купить десять брегетов. Но не тут- то было! Часы оказались именными, дарованными отцу хозяина дома самим Кутузовым за доблесть во времена войны 1812 года. Это был не просто брегет, а семейная реликвия! Дело дошло до суда. Именной брегет Калерия Львовна так и не отдала. Потерпевший заломил в качестве компенсации такую цену, что за счёт этого выкупил своё заложенное имение и отдал все долги.

         Рассказ Вершинина опять прервала Людмила Шинкарь:

         — У кого сейчас брегет? Хватит разглядывать, передавайте на этот край!

         — Что ты кричишь? Дойдёт и до тебя очередь, — цыкнул на неё поэт Вадим Золотов.

         Влад продолжил рассказ:

          — Дворники до революции жили в том же дворе, где работали, обычно в полуподвальном помещении. После революции аристократы сбежали за границу, а просторные квартиры доходного дома новая власть стала переделывать под коммуналки. Мой прадед Семён Степанович одним из первых переселился из полуподвала в одну из комнат в бывшей квартире Калерии Львовны. По рассказам прабабушки Марфы Петровны эта комната была большая и светлая. В квартире ещё оставалась брошенная буржуйская мебель. Новые жильцы растащили её по своим комнатам. У прадеда оказался резной буфет, небольшой столик для дамского рукоделия на резных ножках и два мягких стула. К этой комнате примыкал эркер,*** остеклённый по всему периметру. Туда поставили барский столик и один из стульев. Мой дед Иван (сын Семёна Степановича) делал там уроки, когда пошёл в школу. В этом столике было много ящичков, но все пустые. Зато когда его двигали, внутри что-то позвякивало. Предположили, что в столике находится секретный ящичек,  и лежит там какая-нибудь ерунда, ведь не стали бы прежние жильцы оставлять в тайнике что-нибудь ценное. Ломать столик просто из любопытства было жалко. Так и стоял он в эркере, но однажды, ощупывая в очередной раз столешницу, дед Иван случайно нажал на потайное место,  и створки крышки тайника  раскрылись. Иван позвал свою маму, Марфу Петровну. В тайнике  лежали вещи, видимо, украденные когда-то Калерией Львовной. Это были  серебряные ложки, ножи, вилки, серёжки, колечки, перчатки, кружевные  платочки. Среди них был и этот брегет.  Прабабка Марфа Петровна приказала сыну Ивану о находке Семёну Степановичу не говорить, он ведь всё равно бы заставил сдать клад куда надо. Прадед после революции пошёл работать в ЧК,  и был очень сознательный. А прабабка не желала отдавать непонятно кому это нежданно привалившее сокровище.  Сшила  Марфа Петровна холщёвый мешочек, сложила  в него находку и спрятала под половицей в эркере (на чёрный день). А вскоре стал прадед приходить с работы чернее тучи. Однажды он велел прабабушке собрать вещи её и сына. Сказал, что им надо уехать на время к дальней родственнице, которая живёт на Донбассе и  писем сюда не писать. Он обещал, что сам им напишет, когда можно будет возвратиться. Семён Степанович даже сделал им новые документы на девичью фамилию прабабушки. Тут Марфа Петровна  и поняла, что настал «чёрный день». Когда вещи собирала, забрала и клад. Соседям по коммуналке они сказали, что поедут на лето в родную деревню  на Тамбовщине. Всё же перед отъездом прабабка сбегала к своей двоюродной сестре, жившей неподалёку,  и попросила как-нибудь наведаться к ним на квартиру, узнать, что да как, и написать ей в Ростов-на-Дону, на Главпочтамт «до востребования», на её девичью фамилию. Потом они уехали, благополучно добрались до  родни. Съездила прабабка потом в Ростов за письмом, из него узнала, что Семёна Степановича арестовали вскоре после их отъезда, а в их квартире уже новые жильцы. Обратной дороги не было, и Марфа Петровна осталась в нашем городе. Серебряные ложечки да вилочки из клада помогли ей и сыну выжить, но брегет она берегла, не продавала. От деда Ивана он перешёл к моему отцу, а от него ко мне.

         — История интересная, — сказала Людмила Шинкарь, — мне очень хочется посмотреть на брегет. Коллеги, если посмотрели — передавайте дальше, дайте и другим взглянуть!

         — И, правда, у кого брегет? — спросил Вершинин.

         Настала гробовая тишина.

          — Всё ясно! Брегет — тю-тю! — сказал Анискин. Он уже успел напиться чаю, в который  тайно подлил  самогон.

        Лицо Ирины Думиной покрылось красными пятнами. Она негодовала.

        — Что за шуточки! Где брегет!

        В ответ опять — тишина.  Думина вскочила со своего места, подбежала к двери,  закрыла её на ключ.

       — Отсюда никто не выйдет, пока не найдём брегет! Раз вы добровольно не отдаёте, будем обыскивать всех! —  сказала Ирина, нахмурив брови.

       — Протестую! Не имеете права обыскивать! Я не дамся! — возмутился Анискин.

       — Значит, часы у тебя застряли! — ехидно заметила Людмила Шинкарь.

       — А вот и нет, я передал их Золотову, скажи им, Вадим!

       — Подтверждаю! Анискин передал мне, а я отдал  Берёзкиной! — в свою очередь отчитался Золотов.

       — Это правда, Вадим передал брегет мне и мы с Ромашкиной рассматривали его вместе. Потом я уронила носовой платок, наклонилась за ним под стол, а когда достала его, то у Ромашкиной в руках брегета уже не было. Валя, кому ты его отдала? — спросила Берёзкина у подруги.

        — Отдала следующей!  — ответила Ромашкина.

       За Ромашкиной сидела «Лучшая Натали». Глаза девушки округлились от удивления:

       — Вы ничего мне не передавали! — возмущённо пропищала она тоненьким голоском.

       — Передавала! — настаивала Ромашкина.

       — Вы, взрослая женщина, как вам не стыдно врать! — и «Лучшая Натали» залилась слезами.

       И тут  все услышали мелодичный звон, это сработал музыкальный механизм брегета, который Вершинин поставил утром на определённый час, и этот час настал. «Лучшая Натали» выскочила из-за стола и отбежала в сторону. Всем сразу стало понятно, что звуки льются из пышной груди Ромашкиной. Она сидела, ни жива, ни мертва и лихорадочно прокручивала в мозгу варианты выхода из щекотливого положения. Вершинин захохотал прямо-таки дьявольским смехом:

       — Ха-ха-ха! Вот он, момент истины! Заметьте, Калерия Львовна точно также попалась на краже брегета — он зазвонил!

       — Парность случаев — закон природы! — глубокомысленно изрёк Анискин.

       — Не вижу парности. Смотрите, первый случай произошёл в начале XX-го века, а второй — в начале XXI-го. Знаете ли, расстояние между повторяющимися событиями длинною в целый век, говорит скорее о цикличности! — возразил ему Вадим Золотов.

      Ромашкина, услышав эти рассуждения,  вдруг встрепенулась и, театрально заламывая руки, воскликнула:

       — Так я жертва какого-то эксперимента!

        — Вы не жертва, а преступница!  — с ненавистью в голосе сказала «Лучшая Натали», которая не могла простить Ромашкину за то, что та хотела свалить пропажу брегета на неё.

        Людмила Шинкарь спросила Ирину Думину:

        — Полицию вызывать будем?

        — А это как Влад решит!

        У Ромашкиной душа тут же ушла в пятки. Вершинин же, глядя на её пёстрый наряд шемаханской царицы,  подумал: «Любит она всё яркое и блескучее. Вон на ней и стеклянные бусы, и серьги, перстни на каждом пальце, а на чалме большая брошка. На солнце всё это блестит и переливается всеми цветами радуги, я ещё на бульваре это заметил. И вот, когда она увидела мой брегет, который тоже имеет блестящую поверхность, она схватила его и…утащила, как сорока, в своё гнездо!» Ему вдруг стало жаль немолодую поэтессу, ведь увидев старинный брегет, она повела себя как маленький ребёнок, который взял чужую, понравившуюся ему игрушку, и теперь не хочет отдавать хозяину.  

        — Какая полиция! — воскликнул Вершинин. — Пусть отдаст мой брегет и отправляется на все четыре стороны!

       Анискин посмотрел на Влада с укором и, понизив голос, грустно сказал:

        — Эх, Влад! Не подумал ты о друзьях! Ведь мог бы потребовать с неё ящик водки! 

        Ромашкина, хоть Анискин и сказал тихо, услышала его слова и подумала: «А вдруг Сашка уговорит его? Мне такие траты ни к чему! Надо быстрей отдать, пока Влад не передумал!». Она торопливо прикрылась цветастой шалью и  достала брегет. Сунув его в руки Берёзкиной,  тихо шепнула:

         — Отнеси ты, я видеть эту рожу не могу!

        «Мещанский зал» гудел, как пчелиный улей, обсуждая происшествие. Ирина Думина опять захлопала в ладоши, привлекая к себе внимание. Когда все замолчали,  объявила:

        — Коллеги, я считаю, что случившееся происшествие закончилось благополучно, и теперь давайте продолжим праздник. Предлагаю поэтам почитать свои стихи. Откроет поэтический марафон Вершинин — герой сегодняшнего дня, наш «Пушкин»!

       Влад встал в позу и поднял правую руку вверх, как на картине Ильи Репина, где Пушкин-лицеист читает стихи  перед поэтом Державиным на экзамене в Царском Селе. Он вдохнул полной грудью воздух, чтобы начать, но тут случилась неприятность — он не смог вспомнить ни одного своего стихотворения, они словно испарились из памяти, язык одеревенел. А потом вдруг неожиданно для самого себя Влад громко произнёс:

      — Я помню чудное мгновенье…

      Анискин, услышав знакомые строки, наклонился к Золотову и с видом знатока тихо сказал:

      — Видал, он погрузился в образ полностью! Ай да Пушкин! Ай да…

     Он осёкся. Недалеко сидели поэтессы, которые, как показалось Анискину, прислушивались к его словам. Желая показать себя перед ними с лучшей стороны, он решил не произносить вслух то самое слово.

Примечания:   *  Брегет – марка швейцарских часов класса «люкс».

                       **  Боливар – широкополая шляпа, бывшая в моде в 1830-х годах.

                     ***  Эркер – выходящая из плоскости фасада часть помещения, позволяющая                                   

                            увеличить внутреннее пространство жилища.