ООО «Союз писателей России»

Ростовское региональное отделение
Донская областная писательская организация (основана в 1923 г.)

Людмила Малюкова. Меж крутых берегов (фрагмент романа)

13:51:49 12/05/2022

Чтобы не растравлять себя дальнейшими наваждениями, Александр Иванович решился наконец сообщить о своем приезде: «Так будет лучше. Зачем изводить себя жестокими раздумьями? Трезвость ума – великолепный залог намеченного успеха». Возникшее в его сознании нежданное слово «успех», едва ли могло объяснить ему что-то разумное, но решение было принято, и в этом скрывался уже выход из создавшегося тупика на этот момент тревожного состояния. Набрав номер, он довольно долго ждал пока с ним заговорят. Максим был оживлен и обрадован: «Слава богу, ты уже на месте. Я сейчас подъеду за тобой». Узнав, что Александр Иванович остановился в отеле, обиженно и удивленно произнес: «Ты больше ничего не придумал! Только у меня и никаких гвоздей. Жди, я скоро».

    Впереди было еще немало времени, пока Максим «скоро» подъедет к нему.  Внезапно Александр Иванович почувствовал резкую боль в левой стороне  груди. «Что же это!»- встревожился он, затаив дыхание. Однако вскоре  боль прошла, остался только страх, что вот сейчас вновь повторится что-то непонятно грозное и все его планы полетят в тартарары. Подумалось: сегодня третий день, как дневник Лины был отложен. Иначе и быть не могло – суетность не для такого чтения: перегруженность повестки научного форума не располагала к этому. Александр Иванович закурил, жадно вдохнув горько-сладкий аромат сигареты: «Что-то последнее время я стал удивительно мнительным. Поглядеть на моих сверстников, как они утратили собственные формы, осунулись, постарели, облысели, даже стали казаться ниже ростом, а я, на удивление всем: сохранил густую копну волос, разве что их тронула  наполовину серебристая седина, и овал лица не расплылся, и цвет глаз не замутился ( как говорили в юности: «печоринский цвет стали»),  да и плечи еще не согнула старость, хотя всё идет, конечно, к  шестому десятку, и от этого никуда не деться. И всё-таки «еще не вечер», а вернее - ночь, и многое  можно совершить».

     Он вспомнил самый великий грех христианской заповеди: уныние. Вот что может сломать и размагнитить человека. Тут недалеко и до депрессии. Наш век ошеломляющего жестокого сплина. Как там у Блока о ХХ веке: «Тебе пришли взамен на смену неврастения, скука, сплин. Век  расшибанья лбов о стену и мало действенных умов».  Таков  двадцатый век. Двадцать первому еще не дали исчерпывающей оценки. Но  он переплюнет все предыдущие,  в нем  почти не останется места живому человеку. Яснее ясного одно: как ни в какие другие времена, сегодня стала абсолютно актуальной концепция Бога: человек до невозможного принизил его сакральный образ. Впрочем, такой сдвиг в истории человечества уже имел место: «Бог умер. Да здравствует сверхчеловек!». Жуткая теория Ницше, под неё можно подвести любое преступление и оправдать его… Ну, надо же, опять это непрошенное наваждение, лишь в другом – глобальном ракурсе.

      Кажется, я становлюсь очень уязвимым и неуправляемым. Нужно выйти из этого ядовитого лабиринта… Сейчас придет Максим, и всё изменится: «уведет» меня  в мир, где я был  полон жизни и безмерного счастья. Но ведь это уже было, а как быть с тем, что есть, сейчас, и что должно всегда быть в твоей  повседневной жизни, двигать и создавать энергетику бытия?  Каким чудодейственным эликсиром  заполнить его, заставить действовать, не давая овладеть без остатка всем этим сомнениям и мрачным предчувствиям? И почему ранее это не замечалось, не саднило так немилосердно утомленную душу? Что могло так перевернуть всего его, изменить такой, казалось, прочный ориентир  жизни?  Александр Иванович  задавал себе вопросы, не зная на них ответов. В то же время он отчетливо понимал, что эти самые проклятые вопросы – ничто иное, как погружение в омут памяти, от которой ему, непременно, нужно освободить себя.

      Максим Петрович почти вбежал шумно и вдохновенно. После короткого приветствия он словно выдохнул: «Ты хотел знать о Лине… Я знаю, где её могила». Что-то страшно несовместимое и обреченно-непоправимое отозвалось в двух словах, окантованных точной рифмой: «Лина – могила». Какое-то время они молчали. Но пауза слишком затянулась, пока её не нарушил Александр Иванович: «Спасибо тебе. Когда мы поедем к ней? Я готов». Максим Петрович ожидал такого  ответа и приготовил свой: «Это не близко. Давай на завтра. А сегодня к нам. Мне еще многое есть что рассказать тебе».

     Когда выехали на трассу, Александр Иванович спросил: «К тебе? В твой приснопамятный рай?» И помолчав, добавил: «Как всё ладно и удачно у тебя. Неужели в наше время так бывает? Я как-то прошлый раз не спросил о твоей жизни. Принято считать, что вещи да окружающая обстановка говорят о многом, и всё-таки они не властны открыть сокровенную сторону жизни человека. Я многое растерял, а ты, вероятно, приобрел то, что для меня оказалось невозможным. Родная ли почва помогла тебе, а мне оказалась мачехой чужой, или судьба-злодейка одним улыбается, а к другим не благоволит – поди теперь разбери, когда свиток годов повис за плечами.

 - Я понял тебя, - неопределенно отозвался Максим Петрович.  – Как говорится, всему своё время. Всё узнаешь и поймешь сам -. Он тронул клавишу транзистора, и умиротворяющая мелодия ворвалась в тесное пространство автомобильного салона: «Чайковский «Времена года».  Слушаю всегда, когда на меня накатывает удручающая тоска.  Наше, русское, трогает и успокаивает. У тебя так не бывает?» – произнес он сквозь шум громыхнувшего встречного  КАМАЗА .

 _ И бывает и есть.  Последнее время  захватывает  так, что порою никуда не деться. Доволен моим откровением? – скептически улыбнулся Александр Иванович.  – Между прочем, я слушал Чайковского в исполнении Владимира Горовца.  Потрясающе! Хотя нелепых слухов о нем ходило предостаточно. И пальцы у него стали «меловые», не достаёт гибкости, и слух давно не тот: это вам, дескать, не оглохший Бетховен,  и всё такое. Любят не только в России, но и зарубежные знатоки посудачить. Я тогда после его концерта долго ходил под впечатлением. Сколько таких талантов выбросила Россия за борт!

 – Да ведь музыканты всё-таки не так страдали, как писатели. Музыка не имеет границ, её язык понятен всему миру. И Рахманинову, и Стравинскому, и даже великому русскому певцу Шаляпину, и нашему Ростраповичу в признании за рубежом  никогда не отказывали, напротив - их слава там росла и укреплялась.

– Видишь ли, слава, деньги – всё это приходящее. Но есть еще и душа, у русского человека она особенная. Кажется, Василий Розанов перед смертью сказал, что русскому писателю место только в России.

_ Но ведь Тургенев большую часть жизни провел за рубежом, и написал десяток романов, - Максим Петрович при этом снисходительно улыбнулся. 

– Он, конечно, написал их и великий классик. Но все-таки отрыв от России  еще как сказался. Неслучайно русская критика так набросилась на его роман «Дым». Не  увидел и не почувствовал он новых зарождающихся сил.

– Да кто их точно мог предсказать в девятнадцатом-то веке? Двадцатый так  громыхнул, что и в страшном сне невозможно было увидеть. Кто-нибудь из великих пророков мог знать  о гибели России в семнадцатом году?  Или, если еще ближе, о глобальном развале  России Советской в девяносто первом?  Вот теперь обращаются к магическим предсказаниям Нострадамуса, дескать, в его центуриях всё есть, считывай только.  Да не всё там так просто: расплывчато и зыбко.

– Ты – астролог и отвергаешь вдруг Нострадамуса? – Александр Иванович не столько удивился при этом, сколько почувствовал очевидное противоречие в суждениях своего собеседника.

– Неисповедимы пути твои, Господи, – вздохнув нарочито, произнес Максим Петрович.– Уж, не думаешь ли ты, что  всё, что прочь от материализма, есть астрология? Увы, гораздо всё сложнее и запутаннее. Да что это мы лезем и лезем в какие-то,  черт бы их побрал, несусветные дебри! Мне хочется всё больше знать о тебе и понять. Да будет у нас с тобой еще много времени для прочих разговоров. Сейчас мы должны, как говорится, расслабиться. Я для тебя и сюрприз приготовил. Витька Котов сейчас в наших местах. Обещал прийти, очень хочет встретиться с тобой.

- Неужели! – только и мог вымолвить от неожиданности Александр Иванович И он представил Витьку, разбитного, бесшабашного, юркого и тщедушного парня, который экзамены сдавал шутя и играя: никому другому, как ему, принадлежало изобретение шпаргалок –«ведмедей»: длинной гармошки, исписанной бисерным почерком. Почин удачно подхватили.  Постепенно к Александру Ивановичу стали возвращаться покой и обволакивающая  умиротворенность. Музыка лилась, как чистый лесной родник, среди увядающего осеннего разлива русской природы, догорающей в лучах охладевающего солнца.  Осенний этюд «Времен года» особенно его трогал.

 – «И музыка, музыка, музыка врывается в сердце моё, И острое, острое, острое пронзает меня лезвие…» – внезапно вырвалось у него.

– Да ты поэт! Не знал, что ты и стихи пишешь, – заметил Максим Петрович

– Это не я, а Владислав Ходасевич, большой поэт трагической судьбы, – при этих словах Александру Ивановичу стало вдруг очень грустно: учились вместе, а   Ходасевича, даже довольно знакомые строки, Максим не знает. В его ответе   чувствовалась нескрываемая горечь.

– А что, ты помнить только трагическое? Что-нибудь мажорное, веселящее душу  есть в твоих литературных закромах? – съязвил его собеседник,

– Се ля ви, как говорят французы: такова жизнь. Веселого в ней последнее время крайне мало.

– Ну, так можно себя довести и до…– не успел Максим Петрович закончить свою мысль.

– Знаю, знаю, - перебил его Александр Иванович. – Можешь не продолжать. Я – не астролог, в отличие от тебя, но бываю и суеверен. Поэтому лучше не называть лиха. Как говорится: не буди пока оно тихо, а то привяжется - не отвяжешься.

 Они вдруг неожиданно примиряюще засмеялись, почувствовав после этого заметную облегченность.

– Ну вот, мы уже и подъезжаем, – проговорил Максим Петрович, свернув с шумной трассы в тихий проезд улицы с молодыми березами на прилегающих обочинах...

 


Владимир Морж
21:30:42 19/05/2022

Отрывок интересен.

Интересные разговоры за рулём - предвестник автокатастрофы!
Отрывок повис в воздухе, когда будет опора?
Людмила Малюкова
12:06:57 15/05/2022

Фрагмент романа.

Благодарю за проявленный интерес. "Фраки" застегнуты не до конца. Будет и "человечность". Узнаете со временем. Любопытно? Мне тоже было любопытно, куда в итоге придет герой.
Алексей Глазунов
19:27:11 13/05/2022

Герои - люди во фраках и большие эрудиты. Надеюсь, что им и человеческое ничто не чуждо. Охватило любопытство. Что же дальше?

ООО «Союз писателей России»

ООО «Союз писателей России» Ростовское региональное отделение.

Все права защищены.

Использование опубликованных текстов возможно только с разрешения авторов.

Контакты: