Айда в писатели!
(окончание трилогии «Искушение»)
Карьера.
Какое притягательное и загадочное слово. В нём спрятаны нереализованные амбиции и мечтания, красивая жизнь, успех и сказочное мироустройство.
Семёнов не был согласен с утверждением будто бы замполит и бездельник это – синонимы. А что, недурственно у него сложилась эта самая карьера! Да, действительно, 25 «календарей» в армии пролетели ни шатко ни валко, но, разве в этом его личная вина? Нет, нет и тысячу раз – нет!
Что-то на службе он всё-таки ведь делал. Вот: хотя бы ходил на неё, воспитывал личный состав, проводил в жизнь линию партии. Так устроена система, и теперь он, совершенно не угрызаясь, прохлаждается на пенсии. Правда, в последнее время заслуженное тунеядство как-то стало надоедать майору запаса. Всё чаще Мельхиорыч представлял себя то крупным банкиром, то главой международного холдинга, известным учёным и даже космонавтом.
Уже не впервой мелькнула мысль: может взмахнуть волшебной палочкой и о-ля-ля – всё сбудется! Тем более что эта «волшебная палочка» сейчас валяется на его (Семёнова) диване, бессовестно «квасит» и аппетитно похрустывает малосольными огурчиками.
– Послушай, Фатин, а ты мог бы меня сделать знаменитым учёным?
– Запросто! – наливая очередную рюмашку, обрадовал своего повелителя джинн, – в какой области науки желаете прославиться?
– Да пока не задумывался на эту тему, но всегда было интересно узнать, что такое генная инженерия?
– Будут тебе хромосомы, криспер-технологии, ДНК, редактирование генома, международные симпозиумы, монографии и собственная научная школа! Ты только внятно пожелай этого.
Фатин внимательно посмотрел на своего хозяина и вдруг:
– О-о-о-о, Семёнов! Нехорошо, ай как нехорошо! Ты решил меня развести и в прямом и в переносном смысле? Я же умею читать мысли, не знал?! Задумал сделать из меня овечку Долли и, клонировав, пользоваться магией джиннов бесконечно?
– Прости, дружище, бес попутал! Подумалось, что из отпущенного месяца нашего с тобой джентльменского сотрудничества две недели уже пролетели; ещё две промелькнут и «ку-ку»! Договор закончится, ты исчезнешь, а я останусь без личного волшебника!
– Плохо же вас – замполитов учили мифологии. Дело в том, что меня в принципе размножить нельзя. Плоть джиннов сотворяют из огня и у нас нет необходимых для процесса клонирования соматических клеток. Так что как принято говорить в таких случаях «ваш фокус не удался!»
У Семёнова отвисла челюсть. Не ожидал он такой академической продвинутости от древнего существа и такого фиаско своих авантюрных планов.
– Тогда не нужно генетики, давай пока подождём какой-нибудь нормальной идеи. А то ещё придётся ехать в Стортинг за Нобелевской премией... Ну, а ты как же, скоро обратно в бутылку?
– Сам не хочу назад в заточение, – признался Фатин. – Но тогда мне остаётся только одно: через две недели отказаться от магии и стать обычным человеком. Поможешь, когда подойдёт срок? От тебя потребуется только пожелать, чтобы я превратился в гомо сапиенса...
***
Опять что-то пошло не так! На дворовой скамейке под окном вдруг оборвалась оживлённая (с мордобоем) дискуссия бомжей. В соседней спальне, захлебнувшись на ре минор, выключился богатырский храп Фатина. У жильцов сверху перестал выть доберман Жора. Неспокойная полночь напряглась, будто больной после ведёрной клизмы, и вконец издёргавшийся от бессонницы Мельхиорыч решил, что пора "накатить". Нет, это совершенно не то, о чём вы подумали! Последнее время Семёнов попивал исключительно крепкий на редких травах чаёк.
– И зачем я только попросил джинна сделать меня писателем?! Не подозревал дурачок, что сочинительство – такой каторжный труд.
Он вспомнил, как в тот роковой день ощутил себя новым Львом Толстым и был обманут на всю оставшуюся жизнь. Как наивно тогда представил, что в его холостяцкое жилище впорхнёт очаровательная Муза, невесомо обнимет за плечи, опьянит густым ароматом красивых слов, наполнит зачерствевшую душу старого солдата соблазном поэтических грёз, и тогда его пальцы, застучав по клавиатуре, сами родят очередной литературный шедевр.
– Ан нет: не рожают! Вона оно как на самом деле! Оказывается, муки творчества реально существуют, и если это самое творчество воспринимать всерьёз, то можно спятить.
Семёнов жадно отхлебнул из дымящейся чашки янтарный напиток, медленно проглотил и прислушался.
Полегчало.
Теперь по организму стало растекаться бодрящее тепло, а в голове, настраивая на лирический лад, уже насвистывал свой с грустинкой «Salut» Джо Дасен. Окружающая рутина вместе с бомжами и доберманом Жорой тихо растворилась в ночи, в окошке многообещающе мелькнуло роскошное платье Музы, и в бесконечной вселенной остались только двое: писатель и его компьютер.
– Ну вот, теперь начнём творить! Что же такое гениальное написать? Такое, чтобы герои были не мелкими, события не местечковыми, а драматургия повествования просто глушила читателя!
Опа! Это в атмосферу творческого озарения нагло втиснулась шельмоватая физиономия прозаика Запупыкина:
– А это я! Чё, опять не ждали?!
С тех пор, как у Модеста завёлся этот личный «почитатель», подобные наваждения случались частенько: только Семёнова осенит и он приготовится написать «Войну и мир», а виртуальный Запупык у него в голове – тут как тут! И сразу литературная искра уходит в землю, внутри что-то лопается, вспучивается и возмущается. Здесь уже не до полёта мысли и не до вдохновения – мозг заблокирован!
Дело в том, что реальный Запупыкин не пропускал ни одной публикации майора и обязательно писал разгромные отзывы на его произведения. Конечно, это раздражало Модеста. Тем более что отзывы были необъективными, замечания – по большей части надуманными и написанными с одним только желанием – лично попиариться и потешить свой нарциссизм. Как и многие современные литературные «зубры» Запупыкин подражал в слоге классикам, натужно умничал, стремился к светоносности, былинности и благости старорусского изъяснения. А простой и грубоватый язык писателя Семёнова (с нотками армейского героического эпоса и обилием тех самых выражений) его бесил, нарушал равновесие «аристократического» мозга и будил дремлющих в нём демонов неадекватности.
– Да-а-а, не перевелись ещё на земле русской долбодятлы! – произносил в случае очередного наваждения Мельхиорыч отворотную мантру собственного сочинения. Потом добавлял ещё одно неприличное слово, после которого образ врага резво отлетал и растворялся, однако настроение было уже подпорчено: не думалось, не писалось и Семёнов, так и не сумевший вернуться в тот верхний удивительный мир, отправлялся спать.
Но сегодня так просто Запупык не победит! Почему-то вспомнилось немного циничное, в стиле поручика Ржевского выражение «Люди, читающие газеты, сидя на унитазе, готовы к любым новостям». И майор тоже теперь готов:
– Замполиты живыми не сдаются. Нас голыми руками не возьмёшь!
Модест понял, о чём нужно написать. Это будет автобиографическое, с элементами приключения эссе. И успех будет гарантирован. А как же?! Ведь в произведении найдётся место и службе в армии (одно это уже комедия), и замечательной клубнике, «выращенной своими собственными руками», и удивительному джинну Фатину с его чудесными способностями.
Майор как-то сразу успокоился и подошёл к окну.
Моросит…
В лужах – разноцветный неон рекламы и световые дорожки от уличных фонарей, на стенах и в окнах домов – блики. Город неохотно просыпается. Кажется – он ещё не решил: сейчас продолжается ночь, или уже утро. Контуры деревьев и силуэты редких прохожих размыты, нечётки. Кляксы зонтиков торопливо плывут над мокрым тротуаром.
– Вот с этого я и начну свой рассказ! – смекнул Семёнов и включил компьютер...
***
Прошло две недели.
Вечерело. На скамейке у подъезда многоэтажки нагретые мазками заходящего солнца сидели и кормили голубей, два военных пенсионера: генерал-майор Модест Семёнов и вице-адмирал Малик Фатин. Им было о чём поговорить! И они оба были почётными членами Союза писателей.
Отзывы:
Саша, рад, что понравилось. А ананасы выращивать тоже нужно уметь! У тебя ведь это получается делать в условиях Сибири и ещё как! Бог в помощь!
Успехов!