ВНИМАНИЕ!

Уважаемые писатели, литераторы и читатели!

Впервые в истории областных литературных конкурсов

работы претендентов выставляются на сайт Ростовского

регионального отделения Союза писателей России!

 

Для публикации конкурсных произведений будет открыта специальные странички «КОНКУРС!» и «КОНКУРС-молодёжный!», на котором Вы сможете ознакомиться с конкурсным произведением и выставить свою оценку.

Произведение будет помещаться под шифром имени автора. Например: ПОМ-1 – означает: поэзия, молодёжь, первая работа. И т.д.

Оценка выставляется с помощью кнопки «Отзыв». Каждый желающий должен указать своё имя и выставить оценку по десятибалльной системе, к примеру,  так: ПОМ-1   «8». Что означает: поэзия, молодёжь, первая работа, оценка «8» (десятые доли, а также + и – не допускаются).

Средняя цифра ваших оценок и будет вашей общей оценкой произведению.

Напоминаем: литературный конкурс в честь 100-летия со дня рождения А.В. Калинина с 1 февраля 2016 г., работы (и голосование) будут приниматься до 15 июня 2016 г.

Желаем удачи.

Председатель Оргкомитета конкурса     Береговой А.Г.

 

ПОМ-1

Вечность струн.                                     

Кофе со вкусом скрипки,
Воскресного вязкого города,
Укрытого ночью как пологом.
Становится очень близкий.

Тепло в набегающей тьме,
Акации рвут с фонарями,
И музыка что то меняет.
В тебе и во мне.

Так много загадочных слов,
Что в сердце копились годами,
А в кожу врастали рубцами,
И ранами вновь.

Возможно, есть вечная жизнь,
В потоке запутанных звуков,
И движутся ловкие руки
Быстрее, чем мысль...

 

ПОМ-2

Потерянные в темноте

 

Хватит говорить о доброте.

Мы - потерянные в темноте. - Не те...

Останусь в ней - любитель скейта и рока.

Но будет жизнь моя - короткого срока.

Я не такой как другие...

Они - "просты", но их души чужие...

Не достучаться, не рассказать об этом.

Клочок бумаги... А хочется - всему свету!

Зачем они терялись со мной? -

Я хотел - в доброте - с тобой одной...

Не приближайся теперь ко мне.

Рискуешь исчезнуть в тёмном огне,

Стать "призраком" - таким, как я.

Не подходи, береги себя!

 

ПОМ-3

Возвращение

 

Как дела, моя старушка?

Молодая ты душой.

Напеки же мне ватрушек,

Скоро я вернусь домой.

 

Скоро я взгляну на небо,

Отгоревшее, в дыму.

Испеки побольше хлеба

К возвращенью моему.

 

Чем живёшь ты? Как проходят

День за днём твои года?

Не печалься - на исходе

Неприятная пора.

 

Не дружи с разлукой в сердце,

В грустных думах не живи.

Помнишь, как когда-то в детстве

Ты пекла мне пироги?

 

До сих пор во снах я вижу,

Как несёшь к столу их мне.

Я тогда ещё пониже,

Но поближе был к тебе.

Как же быстро всё, как скоро -

Жизнь несётся кувырком.

Помню, как меня больного

Ты поила молоком.

 

А вприкуску - ложку мёда.

Как же сладок был мне он!

В эту мерзкую погоду

Возвращаюсь я в свой дом.

 

Вот знакомые сараи -

Скоро буду, так и знай!

Улыбнись, моя родная,

И поставь к приезду чай.

 

ПОМ-4

Я чувствую ветер в руках.
Серьезно, шелковая и нежная ткань скользит между пальцев, легким слоем лежит на плечах.
Я чувствую весну каждым вздохом.
Я ее слышу, вижу, предвкушаю.
Ребенок в коляске машет руками незнакомому мужчине.
Я не особый любитель детей, а уж тем более незнакомых мужчин,
Но это весна и я все замечаю.
Он, кстати, несет в руках цветы и широко улыбается. У него тоже весна.
Дни становятся длиннее и куда счастливее, чем зимой.
Нам заготовлена вечность,
В красивых странах с теплым морем.
А это
всего лишь
16-ая весна.

 

 

 

ПОМ-5

 

«Берегите близких!»

Памяти всех погибших

 в авиакатастрофе 19.03.2016г

в г.Ростове-на-Дону

Берегите близких, берегите..!
Жизнь, она, порой, предрешена...
Рядом если кто –  Вы обнимите,
Мама, будь то, брат или жена...

Берегите близких, берегите..!
Шанса может больше и не быть...
И, проснувшись рано, на рассвете,
Душу будет некому излить...

Берегите близких, берегите!
Пусть бывает это нелегко...
И цените их, пожалуйста, цените!
Чтобы завтра жить Вам было для кого...

ПОМ-6

 

Тот вечер остался в наших сердцах,
Я ещё маленький помню уж был.
Война отыгралась на солдатах, отцах,
Но подвиг матери меня поразил.


Качал я братишку на руках у себя
Обыденным вечером с нами сидела.
И, приобняв, утешала меня:
"Все кончится, милый!" -пропела.

Она пела нам часто песни-победы,
Она верила, что вернётся домой,
Что отгонит муж её немцев и беды,
Что вернётся, что будет живой.

Но в избу к нам немец ворвался нежданно
А она мужественно, не теряя надежд,
Взяла наш топор, хладнокровно, отчаянно,
Вонзила его врагу меж одежд.

Мой маленький братик плакал, кричал,
Ему ещё месяцок всего был..
Я взял его на руки успокаивал и качал
А мать пыталась лишить немца сил!

Мне было страшно, я закрыл глаза.
Тогда же ещё тёплая рука меня схватила.
Переливаясь, по щеке текла слеза
Мать, победив, мне тяжело проговорила:

"Ещё совсем, совсем ничто не решено!
Ты если что смотри за братом!
Мой милый, у вас все будет хорошо!
Ты вырастешь моим солдатом!"

Спустя прошло уж много лет,
А я все помню как тогда!
Родители? А у меня их нет.
Верней же есть - их забрала война.


 

ПРМ-7

О реке и удивительной встрече
Сказка-быль

Однажды я с родителями прогуливалась по берегу реки Темернички, на Каменке, в парке. Папа рассказал мне, что раньше эта река была чистой, полноводной и славилась своей рыбой. А еще по ней ходили купеческие корабли, перевозившие дорогие товары. Но теперь мы видели совсем другое:  вода –  мутная, всюду – мусор, берега заросли камышом, нигде не плескалась рыба.Я задумалась: «Интересно, почему  знаменитая река стала такой? За чтобеспощадно портят природу?».  Весь день я мучилась, пытаясь найти ответ на эти вопросы, но всё напрасно. Вечером, перед тем как ложиться в постель, я снова подумала об этом, но мне слишком хотелось спать. Я закуталась в одеяло и мгновенно уснула.

           Во сне я оказалась в том же месте, где и гуляла с родителями, опять увидела грязную воду и пожалела Темерничку. Но вдруг подул ветер, поднялись неожиданно высокие волны. Из них вышла девица-река, худенькая, бледная, но все еще красивая. Её волосы напоминали тонкие зеленоватые водопады, платье было грязно–синее, глаза сияли ярко-голубым светом. «Спасибо тебе, за то, что волнуешься за меня. Только тебе я могу довериться и рассказать свою историю, - грустно заговорила  речка, -    сейчас в меня выливают нечистоты, бросают мусор, не дают мне дышать. Не смогу я долго жить –  пересохну или умру от грязи. А ведь раньше я была чистой,  полноводной,рыбам служила уютным домом, кораблям – безопасной дорогой.  Посмотри!». 

          И тут снова забурлила река, а когда все рассеялось, я увидела, что вода стала серебристой, прозрачной – аж дно  видать. Да и   девушка, говорившая со мной, похорошела. Её платье посветлело, глаза засияли  аквамарином, волосы стали гуще, а сама  она –  краше  всех  на Земле.Из-под воды на поверхность начали выныривать караси, тарань, щуки, плотва. Вдалеке показался огромный корабль, а за ним ещё несколько. Ближе к берегу по спокойной реке поплыли величавые, гордые лебеди. В одно мгновение на живописном берегу появились мальчишки, которые наперегонки стягивали башмакии спешили окунуться в прохладные волны.  Я подумала: «Вот бы в наше время она была такой же!»

          Но всё исчезло, и река стала ещё хуже, меньше, уже, чем тогда, когда я увидела её впервые. Девушка тоже похудела и подурнела, весь её облик потемнел и будто расплылся. «Что же это с тобой случилось?»- спросила я Темерничку. Она ответила: «А такой я буду, если меня будут продолжать засорять. Исчезнет последняя рыба, не будут ходить по мне корабли, люди не смогут во мне купаться, даже водоросли и те вымрут. Как бы я хотела, чтобы люди вели себя бережно по отношению ко мне и другим рекам, стали бы заботиться обо мне и моих берегах! Нет души у нынешних людей, которые портят мою красоту. Народу много. Но одни любят меня, а другим дела нет», -  залилась слезами речка. «За что люди так поступают с тобой?»- спросила я её. «Люди ныне ленивые. Делают они всё это не со зла. Ближе в меня отходы выливать, чем в особое место ехать. Равнодушные они» - плакала речка. Я  пыталась утешить её. Но тут снова поднялись волны, и девушка-Темерничка сказала: «Прощай!»- и исчезла, вода снова стала такой же, какой я видела её наяву.

          Я проснулась. Вот где ответ на вопрос! Сама река Темерничка дала мне его. Я решила рассказать свой сон ростовчанам, друзьям и близким. Удивительно, но меня поняли и услышали даже те, кого мало волновала природа и ее проблемы. Спустя несколько дней мы с подругой и ее семьей пошли убирать мусор с берега Темернички. Постепенно к нам присоединились случайные прохожие, которым тоже была важна судьба реки. После долгой работы, вечером, я присела на небольшой тёплый камушек. Я смотрела на тихо плещущуюся воду и, кажется, даже услышала, как Темерничка, ее душа, явившаяся в облике девушки, сказала мне: «Спасибо!».

          Дорогие дети, подростки, папы, мамы, дедушки, бабушки: не стоит забывать, что и лес, и полянка, и сад, и огород тоже имеют свои души и нуждаются в нашей заботе. Тем более что их души связаны с душой Земли, а значит – с каждым из нас. Давайте учиться слышать и чувствовать то, что хотят донести  до нас травы, деревья, реки, животные и птицы. Давайте любить, понимать и беречь природу!

 

 

ПРМ-8

 

Орлята Северной столицы

 

Жизнь Володи Исаева была не сладкой. Детдомовская жизнь вообще не сладкая. Шла суровая зима блокадного 1942 года. На Выборгской стороне год назад открыли детский дом за номером «51». Воспитанники были не только голодны, но и жестоко изранены во время бомбежек. Однажды в комнату, где находились ребята, на руках занесли мальчика лет восьми, очень худого, бледного, с ампутированными выше, чем по щиколотку ногами. Культяпки его были перебинтованы, кровь через бинты уже не сочилась. Мишу Белоусова аккуратно положили на кровать, которая теперь стала его, хотя детям приходилось на одной кровати спать и по двое и по трое, ибо детские дома были переполнены. Миша попытался привстать, опираясь на острые треугольные локотки. Его худое личико напряглось вместе с обессилевшим и израненным телом. К новичку поспешно подошел мальчик двенадцати лет и ловко подхватил его подмышки, помогая принять удобную позу. Это был Володя Исаев. Он подставил под спину мальчика подушку и прикрыл его по пояс одеялом.

-Чего глазеете? – негромко и с упреком спросил он у столпившихся детей. Те потихоньку разошлись, кроме совсем маленьких. – Тебя как зовут, тимуровец?

-Мишкой, - слабо ответил тот.

-Папка на фронте?

-Теперь и не знаю, писем давно не было.

Оба помолчали с полминуты.

-Держи,-сказал Володька и вытащил из кармана коротких потертых брюк, подвязанных шнурком, малюсенький квадратик черного хлеба.–Со вчерашнего вечера храню.

-А ты?–потянулся глазами к лакомству Мишка.

-Держи, я уже ел,- сглотнул слюну Исаев и отвернулся.

К ребятам подошел Павлик, рыжий мальчишка, ровесник Володьки, угрюмый, в подтянутых чуть не по самую грудь штанах. Голова его была перебинтована, на левой щеке блестел розовый свежий шрам.

-Осколком? – спросил Мишка, кивнув в сторону Павлика.

-Им самым,-подтвердил тот.–Ерунда, затянется. Я–Паша. Тебя-то как угораздило?

-Как и других. Бомбежка. Нас с сестренкой младшей накрыло, она так и осталась лежать на крыльце. Рвануло так, что у нее даже валенки с ножек слетели. Когда очнулся, меня уже куда-то несли… я только глазами Тоську нашел и тут же сознание потерял. Не знаю, жива ли бабушка. Меня никто не искал. Что с нами теперь будет?

-А что будет?–утвердительно переспросил Володька.–Так и будем здесь, пока война не закончится. Потом распределят дальше по детдомам. Или здесь оставят. Меня скоро в тыл отправят, а вы с Павкой тут наверняка теперь останетесь.

-У вас была елка?–поинтересовался Миша.

-Конечно!–в один голос ответили ребята.

-Мы украшали елку по очереди, правда, не все успели. Елка стояла у нас вон та том столе, - указал направо Исаев.–У воспитателей нашлась и мишура, и игрушки. Кое что мы сделали сами из бумаги, веревочек и деревянных палочек.

- А угощенье было?–спросил новичок.

-Было,-ответил, довольный от воспоминаний Володька.–Был чай, маленький кусочек масла, хлеб из целлюлозы, жмыха и небольшого количества муки, от которого болит желудок. Но хлеб–это святое! А недавно нам дали суп из каких-то листьев, мы даже не поняли его вкуса.

-А мне одна макаронина попалась, - улыбнулся Павка.

-Ты везунчик, - пошутил Исаев.–Когда есть сахар - дают немножко. И даже немного какао с шоколадом, и еще нам давали по одной маленькой котлетке.

-У нас в школе тоже елка была, вернее, ставили елку в помещение Малого оперного театра, нам показывали спектакль, который прерывали несколько раз из-за бомбежек, мы прятались в бомбоубежищах, а потом снова возвращались в зал. Было холодно, минус 15. Досмотрели. Потом нам дали очень жидкий морковный суп, ложку гречневой каши, кусочек хлеба и маленький кусочек селедки.. А на десерт какое-то вкусное желе, мы даже не знаем, из чего оно было, но было вкусно. Все это без вырезки талонов из продовольственных карточек. Мы не торопились, наслаждались праздничным обедом, не теряя ни крошки. Говорят, что в некоторые школы даже мандарины привезли. Слушай, Пашка, а твои родители где?–спросил Миша у Павки.

-Не спрашивай у него,-перебил Исаев.

-Отчего же?–вскинулся Пашка.–Пусть спрашивает! У нас с ним горе одинаковое. Отчего же не рассказать. Поделишься, и легче станет.-Отец мой, как и твой, на фронт ушел. Мы с мамкой и с братом одни остались. Еще пес у нас был по кличке Шарик. Тот первым помер. Да еще и как помер!.. Съели его. Что в нем съесть можно было, я не знаю. У него одни глаза на полморды остались, да и только. Животина наша настолько отощала, что не ходила на четырех лапах, а передвигалась ползком, а иногда я его на руках во двор выносил. Он лежал неподвижно, положив морду на снег и изредка лизал его сухим шершавым языком. Его огромные, все понимающие глаза, отражавшие невыносимую боль и страх, смотрели на меня с каким-то укором. Шарик не в силах был понять, почему он мучается от голода, почему я ничего не предпринимаю, а только тихо плачу, чтобы не услышала мать и сама не расплакалась. Однажды в очередную нашу «прогулку» я протянул ему в ладошке очень маленький кусочек картофельной очистки, он даже не понюхал. Глянул на меня в последний раз и закрыл глаза. Он был еще живой. Я побежал в дом. «Шарик, милый! Шарик! Я сейчас! Не умирай!» - кричал я ему, оборачиваясь по пути. Тот еле заметно пошевелил хвостом. Я позвал мать на помощь, умоляя сделать хоть что-нибудь. Когда мы с мамой выбежали во двор, Шарика уже не было на прежнем месте. Мы стали оглядываться по сторонам, ища его, и тут я заметил, что за угол нашего дома кто-то поволок по земле нашего пса. Я кинулся было за ними, но мать крепко схватила меня в охапку и мы упали с ней на землю. «Пусти! – кричал я. – Они уносят Шарика! Пусти меня!» Мать гладила меня по голове, по лицу и неистово говорила: «Молчи! Молчи, родной! Молчи! Ему уже не поможешь… его не спасешь. Тише, маленький, все пройдет. Тише, маленький!»… Немногим позже мама объяснила мне, что своей смертью Шарик продлил чью-то жизнь, даже если и ненамного. 

Пашка зарыдал. Володька с Мишей тоже не сдерживали своих детских эмоций. Товарищи не заметили, как их окружили другие воспитанники. Их детские умы волновал и ужасал рассказ двенадцатилетнего Павлика. Одна маленькая девочка прижимала к слабенькой груди тряпочную куклу с нарисованным углём лицом и нарисованными туфлями, с волосами из пакли,  в одёжке из домотканого полотна. Маленькую Зою не успели эвакуировать из Ленинграда в Кировскую область, и после детского приемника-распределителя она попала в детский дом под номером «51». Судьба ее была не менее трагична, чем у других обитателей этого дома, Зоя и двое ее сестер, с которыми девочку разделили, остались сиротами еще до войны. Зоя даже не знала, что ее сестер, Любу и Таню, с их прежним детским домом эвакуировали из Ленинграда. А в Зоиных документах допустили какую-то ошибку, была суета, неразбериха, и Зоя осталась в блокадной Северной столице.

-Весной этого года,-продолжил Павлик,-мама прицепила на грудь жетон-ласточку с письмом в клюве.

-Блокадные ласточки - ожидание доброй весточки,- обобщил Исаев.

-Мы сидели втроем в одной комнате возле буржуйки, где стояла грязь и неимоверная копоть. Мы сильно мерзли. Бомбежками повыбивало стекла в квартире. Мы забили окна фанерой, повесили на них какие-то тряпки. Мама надела на себя несколько кофт, три пары трико и ватник, на ноги натянула большие валенки. Она оперлась о стену и долго дышала в свои ладошки, сложенные лодочкой, чтобы немного согреть посиневшие пальцы. Было темно и голодно. Свет мы не включали, как почти все ленинградцы. Брат сквозь сон постоянно чесал, полную вшей, голову. «Иди сюда, маленький,-обратилась ко мне мама,-иди обниму, так нам теплее станет». Я подошел к ней и присел рядом. Она распахнула ватник и спрятала меня под ним, как орлица своего маленького птенца. Она пела тихо и протяжно колыбельную и покачивалась, как маятник из стороны в сторону. Я чувствовал через ее одежду, что у нее уже начали выпирать кости. Мне было горько и страшно за всех нас. Вскоре я уснул до самого утра. Утром мы с братом варили из столярного клея «кисель», а мама пошла за хлебом. Свои положенные 200 грамм она делила между мною и Саввой. В это утро я решил, что больше не возьму от мамы ни крошки и даже попробую день ничего не поесть, чтобы она окрепла. Когда она вышла из дома, я проводил ее взглядом, еще хотел было окликнуть, но отчего-то передумал. Помню, шла она нетвердо, медленно. Мы прождали маму до полудня, и в сердце уже закралась тревога, необъяснимая, мучительная и жалящая все изнутри. Я выбежал на улицу и направился по знакомому мне маршруту, которым обычно шла мама. Примерно в километре от дома я увидел лежавшую на дороге женщину в ватнике и больших валенках, это была мама… Весточку с фронта она так и не дождалась…

-Хватит на сегодня,-оборвал с комом в горле Володя.

Ребята встрепенулись. Каждый из них был со своей трагедией, каждый сочувствовал друг другу, но не всякий хотел ворошить ту боль внутри себя, которая уже никогда не заживет в их опаленных войной сердцах. Павка не поднимал заплаканных глаз и невольно трогал худыми пальцами розовый шрам. Зоя смотрела на него полная изумления и восторгаясь его силе духа. Только эта малышка тогда еще не знала, что такое сила духа, но воспринимала она Павку, как героя из волшебной сказки. Она вдруг взяла его за руку и протянула ему свою тряпичную куколку.

-Вот,-робко сказала она.

-Я ж не девчонка,-расплылся в улыбке сквозь слезы Паша.

-А ты все равно возьми,-настаивала Зоя.-На память.

Ребята с замиранием смотрели на эту сцену. Исаев подпер голову руками и, ухмыляясь, но по-доброму, по-мальчишечьи, ждал исхода дела. Она долго еще уговаривала Павку, но тот поступил, как мужчина: не стал лишать ребенка единственной любимой игрушки. Тогда почти всем было не до игрушек. Все как-то быстро взрослели. Володька смотрел на Зою и Павку, и ему вдруг подумалось: что, если через много-много лет они снова встретятся, где-то случайно, ну, например, на Невском или на Литейном, и узнают друг друга. Они непременно должны узнать друг друга! И Павка напомнит Зое про эту куклу, которую так и не принял, но хранил в душе этот подарок все годы, как память о ней, о страшных годах войны и блокады, о времени в детском доме под номером «51»…



 

ПУМ-9 (номинация "публицистика")

Эссе по повести

Анатолия Вениаминовича Калинина «Возврата нет»

 

«Хочу, чтобы не только читали, но и почитали»

 

 

Коль пробил час для расставанья,

То всем терзаниям в ответ

Есть слов простое сочетанье:

Возврата нет. Возврата нет.

А.В. Калинин

Донская земля... Всё здесь прекрасно! Прекрасна весенняя степь, расцвеченная тюльпанами, ковыльным неистовством, июньским золотом хлебных полей, зимним серебром пушистой полыни! Прекрасна неповторимыми станицами и хуторами с расписными хатами и резными куренями! Прекрасна удивительная культура! Особенно богата эта земля самобытными литературными талантами, среди которых Анатолий Вениаминович Калинин. Он, по словам жителя хутора Старая Золотовка В. Демидова, «человек бескрайне распахнутой, как древняя степь, души, похожий на бессмертный, не предающий ни при каких бурях и потрясениях родной материнской земли, лазоревый цветок».

«Родная материнская земля» в центре повести «Возврата нет». За это произведение в 1973 году (наряду с «Эхо войны») писатель был удостоен звания лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького. Основана повесть «Возврата нет» на подлинном факте, действительно случившемся в годы Великой Отечественной войны на земле Дона. Таким образом, сама жизнь, её суровая правда поведали сюжет писателю.

Судьба казачки Марии Степановны Кашириной послужила толчком для создания произведения, но не сразу, а «в ретроспективе времени», то есть лет через пятнадцать. Уже после того, как Мария Степановна Каширина вышла замуж и уехала в Москву, Калинина вдруг потянуло окунуться не только в военное, но и послевоенное время, когда вернувшиеся с фронта герои увидели, что наши русские женщины, казачки, взвалили на свои плечи самую тяжёлую, подчас даже грязную работу. Самоотверженно, не щадя здоровья и сил, они восстанавливали народное хозяйство, всю страну из руин и пепла. Мария Степановна была душой в ту пору Раздорского района. «Занимая должность председателя райисполкома, она колесила от зари до зари, успевая заглянуть в самый отдалённый хутор. И у нас нередко бывала... Присядет ненадолго в тенёчке, расскажет что-нибудь смешное либо грустное, выпьет холодной водицы – и в путь. На двуколке, верхи, а то и пешком – босиком или в кирзяках - в зависимости от погоды на дворе. Не было при ней никакой свиты, корреспондентов, даже личный шофёр чаще чинил старенькую машину, чем ездил на ней», - вспоминала дочь писателя Наталья Анатольевна Калинина. 

В повести «Возврата нет» (1971) жизненная история получила художественное воплощение под пером мастера. С трепетом прикасаюсь к страницам произведения, оставаясь «с вечностью вдвоём»...

Очарование родной землёй чувствую в начале повествования. Именно этим очарованием дышит картина Дона, открывающая действие. Здесь живёт председатель бирючинского колхоза Антонина Каширина, казачка, женщина красивая, смелая, не испугавшаяся «огня милицейских кордонов», честная, самоотверженная, прямая («за прямоту её уважали в районе и побаивались»), скромная. Автор повести, предлагая дискуссию, развернувшуюся между секретарём райкома Неверовым и этой необыкновенной женщиной, даёт мне понять: есть в Кашириной  достоинство, гордость, умение не изменять себе, когда давит «вопиющая несправедливость», когда ноет «измученное сердце».

Калинин поднимает Антонину Каширину  на ещё большую высоту, обращаясь к лету 1942 года и рассказывая о спасении «не за медали и ордена» командира артбатареи Никитина, когда

Один на один со слезами,

С несжатыми в поле хлебами

Ты встретила эту войну.

И всё - без конца и без счёта -

Печали, труды и заботы

Пришлись на тебя на одну.

Сколько пережила эта женщина! И немецких «квартирантов», и «откровенно обгладывающего бёдра и грудь» денщика Иоганна, и проснувшуюся к спасённому лейтенанту любовь, и «потерю» «лучших цветов» в её жизни, и «страшный толчок» ненавистного насильника в «коловерть» Дона, и ожидание какой-нибудь весточки от покинувшего спасительницу Никитина! Она «глухо, незримо страдала», «жалоб своих не вверяла» никому. Поражаюсь мужеству Антонины: ведь она оказалась один на один со всем этим. Мало того, героиня смогла «наглухо завязать где-то в себе то, что теперь уже не должно сбыться». Как тут не вспомнить: «Возврата нет»?! Поражает внутренняя сила этой женщины, способной целиком посвятить себя не прошлому, а тому, что «вдруг неожиданно свалилось ей на плечи»: её избрали председателем колхоза.  Вот уж действительно об Антонине Кашириной:

В игре её конный не словит,

В беде — не сробеет,— спасёт;

Коня на скаку остановит,

В горящую избу войдёт!

 Читаю повесть и восхищаюсь мастерством писателя. Он, проведя героиню через неимоверные испытания, позволил ей обрести счастье - любовь, «способную смыть всё нечистое с тела и души»: вернулся Никитин, чтобы «заплатить» спасительнице за всё. Однако Калинин в это радостное событие вносит настораживающее меня сочетание «чужой голос», говоря о речах возвратившегося. Может, возврата нет?!

В смятении читаю страницу за страницей и понимаю: Никитин встал на путь предательства. Сначала «заплатил» за всё, заняв место предколхоза,  хотя Антонина его и поддержала: «Не обо мне надо думать...». Потом «заплатил», бросив дом в хуторе, с которым «связано многое». Затем - увлёкшись невесткой Ириной, «захлестнув одной и той же петлёй» мать и сына.  Что же Антонина? Невероятно! Донская казачка «казнит себя»: «обабилась», «спустилась с той высоты, с которой никогда и ни при каких обстоятельствах не имеет права спускаться женщина». Не могу не восторгаться Кашириной! Много ли сейчас отвергнутых, готовых так обвинять себя? Антонина, удостоверившись в измене мужа, поняла: «Вся её прошлая жизнь с Никитиным <...> кончилась и теперь уже навсегда останется там, за порогом». «Возврата нет!» - размышляю я с вслед за героиней.

Писатель, не давая мне опомниться, вновь и вновь поднимает героиню на новую высоту, говоря о том, что она «никому не хотела мешать», решительно отодвигала свою беду, пока несчастье висело «над головой её сына». Гриша же по-своему хотел наказать «предателя» Никитина - застрелить, однако мать, однажды героически спасшая раненого лейтенанта летом 1942 года, в очередной раз, уже в мирное время, отстояла его жизнь, несмотря на разбитое женское сердце:

— У тебя там две пули?

Не поднимая головы, он ответил:

— Две.

— Значит, и для меня там есть?

Голова его так и вскинулась над столом, ужас расширил его зрачки:

— Что вы, мама?

— А то, Гриша, что если ты его убьёшь, то и мне тогда не жить. Конечно, если он уйдет или, — она помедлила, — я от него уйду, мне будет тяжело, но всё-таки я буду знать, что он где-то рядом живет. Не для того же я, сыночек, его под яром от смерти сберегала, чтобы он её теперь от твоей руки принял.

Потрясает великодушие этой женщины, способной так любить, быть верной до конца, несмотря ни на что!

 Закрываю повесть, а в душе не хочу расставаться с любимой героиней, которую писатель заслуженно воздвиг на пьедестал Вечности. С  этого пьедестала никто не потеснит сильную женщину, донскую казачку, образ которой создал человек с «бескрайне распахнутой, как древняя степь, душой», преданный «родной материнской земле», призванию, жизненной правде.  Возврата нет!

 

 

                 ПОМ-10

 

Как будто жизнь остановилась...

Все ценности свои оставив,

Бежали выжившие люди.

Куда? - Они не знали сами.

Кольцо от бабушки любимой,

Икону с подписью фамильной

Оставили мои родные,

Не веря больше чудесам, и

В городе надежд безгрешном

Зачем-то поселился холод -

Бездушный холод Невезенья.

"Поставили" печать, – убили

Недоброй фразой этот город  –

"Чернобыль  – зона отчужденья"

 

ПОМ-11

 

Внутри скребет. Ещё терплю.
Но ада огоньки,
пытаются прожечь встревоженную душу...
Мы ненавидим тех, кто нас пытается спасти,
мы любим тех, кто нас пытается разрушить.

 

 

ПОМ-12

 

 

Ночное небо

Месяц похож на "С".
Звёзды похожи на точки.
В небе полно чудес. –
Я это знаю точно.

Мягкие облака –
Белые медвежата –
Смотрят на нас свысока
И тихо плывут куда-то.

Мне бы за ними бежать,
Чтобы догнать, проиграться,
Но мама велела спать...
Пусть медвежата приснятся.

 

ПОМ-13

Медленный вальс

 

Медленный вальс кружился во сне.

Медленный вальс полыхал на костре...

А ветер придумал новую сказку –

Доверил он осени сказки раскраску.

А сказка о речке, а сказка о тучах,

О радужных листьях, о лесе дремучем,

Об осени рыжей, о каждом мгновеньи,

О том, как мечты год за годом летели.

Под сказку придумал ветер и вальс,

А осень в него заманила и нас.

Листья танцуют наш медленный вальс,

И нотные станы кружа?тся сейчас!

Теперь Новый год не собьётся с пути,

Его этот вальс успеет спасти.


 

ПОМ-14

 

 От имени прожитых лет  

 

Нас обидели, нас не встретили,

Не услышали, не заметили,

Испугались нас, потеряли.

Не почувствовали, не узнали.

 

И отвергли нас, возненавидели,

Нас отсеяли, не увидели.

Исчерпали нас, осрамили,

Нас не вспомнили, нас забыли.

 

Нас истратили, упустили,

Посчитали нас, заклеймили,

Отреклись от нас, осквернили,

Стерли нас, не сравнили.

 

Нас не поняли и презрели,

Не прожили нас, пролетели.

 

 

ПОМ-15

 

Наступит день, когда меня не станет...

Наступит день, когда меня не станет...

Быть может, город снегом занесет,

А смерть под шепот звезд меня достанет

И тихо в ночь с собою унесет.

А снегопад все так же будет сыпать

В сиянии ночного фонаря,

И этот мир вдруг перестанет слышать

Во мраке утонувшие слова.

 

А может, смерть придет туманным утром,

В рассветный час из запаха росы,

Я накормлю ее своим домашним супом

И разобью настенные часы.

Оставив вещи дома, как попало,

И не вернув посуду на места,

Покинув все, что долго волновало,

Уйду и я в беспечность навсегда.

 

Случиться может, летним воскресеньем

В артериях кровь станет холодней...

А этот день запахнет вдруг сиренью,

И ароматом тлеющих углей.

Лишь только блеклый, будто неприметный,

Мелькнет на горизонте огонек,

Навстречу свету одинокий смертный

В последний свой отправится полет.

 

И будет мир кружиться в карусели

Обычных серых будней, как всегда,

Замрет в тиши на несколько мгновений,

И снова раскачает поезда.

Из памяти сотрет слова и лица,

Всю грусть и боль тех бесконечных миль...

А я, подобно белоснежной птице,

Взлечу, оставив за собой лишь пыль.

 

Останется все так, как было раньше,

Что до меня, что после. Все пройдет.

Я был тогда... А жизнь стремится дальше,

И никогда нас, странников, не ждет.

Так будет до паденья мироздания,

Во время мора, голода, войны,

Таков закон всемирного сознания -

Пред самой смертью люди все равны.

 

Мне говорят - не умирают дважды,

Как не вернуть ушедшего огня.

Но верю я - вернусь, проснусь однажды

Пылинкой, ветром, капелькой дождя...

А в тот момент, быть может, кто-то вздрогнет,

Взирая во Вселенную, любя,

Под блеском полотна из звезд продрогнет

И тихо скажет: "Плохо без тебя..."

 

ПОМ-16

 

"Регресс"

А дни идут, 
Одна война сменясь другой.
Любимых ждут,
С слезами отправляя в бой.
И слышен вой,
От горя стонущих солдат.
Идти враждой,
На тех, кто звался друг и брат.
И снова кровь,
Невинных женщин и детей.
И вновь и вновь,
Приказом высших из людей…

И пала империя красной машины
И снова попы отбивают в набат,
Мы смертники той политической мины,
Что поставлена многие годы назад.

И запада конь, уже старая кляча
Достиг своих высших небес и высот,
А звёздный орёл, умоляя и плача
Сечёт её плёткой, крича во весь рот.

Как жаль, что откликнулось ужаса эхо,
Фашизм и продажность столь юных умов.
Хватит! Довольно! Сейчас не до смеха!
Идёт промывание наших мозгов!

Как жаль, что дошло до такого регресса,
История помнит мгновенья времён,
Играла уже геноцидная пьеса,
Мы ждём отмщенья,
Мы верим и ждём…

ПОМ-17

Ростов-на-Дону

 

Есть в России прекрасный город —

Мой родной Ростов-на-Дону.

Чтоб приехать не нужен повод,

Он известен на всю страну.

 

Не бывает Ростов критичен.

Он все время разный собой:

То шумливый и динамичный,

А то слишком тихий порой.

 

Если ты посетил наш город

И прошел его кажется весь,

Оглянись! Он и стар, и молод.

Уникален во всем что есть.

 

Ты сверни по Садовой к парку,

И пройди его не спеша.

И присев на резную лавку,

Ты поймешь —  как жизнь хороша!

 

Рядом дети играют в салки.

И приветливы люди все.

Так, побыв лишь в ростовском парке,

Прокатившись на "колесе",

 

Ты поймешь и характер южный,

И особый наш колорит.

Ведь Ростов город очень дружный,

Гостеприимство за всё говорит.

 

Каждый, кто приезжал в наш город,

Тот влюблялся в него зараз.

И найдется всегда им повод

Возвращаться в Ростов не раз!

 

 

ПОМ-18

 

День рождения

 

Сердце в горле, а значит, время
Заточило обрубки фраз,
И в шестнадцатый день рождения,
Как подарок - осколок в глаз.

- Дядь, не плачь, заживёт до свадьбы!
За спиною у нас - Москва!
"Эх, улыбку твою сорвать бы...
Да уж слишком она крива".

Не глотает ракета звёзды -
Видно, стерва, уже сыта.
Сердце в горле, а значит, поздно:
Пахнет небом трава у рта.

ПУМ - 19

 

Мир в шкатулке

Мир слишком велик для меня.

Я слишком многое люблю, слишком многого хочу, слишком многое уже упущено. Столько  прекрасных городов; столько гор, рек, лесов, равнин, морей и океанов; столько интересных и неповторимых людей, которых мне еще предстоит узнать. Разве можно в этом мире остановиться? Разве позволительно отказаться от всего, что ждет впереди?

Я жадная, мне мало того, что я уже увидела и узнала, я всегда буду хотеть еще...

Я хотела бы жить хотя бы некоторое время во многих городах, в тех, что меня манят своими образами более всех других. Я хотела бы оставаться в тишине, вдали от повседневной жизни, лежать на влажной от росы траве и смотреть в бездонное небо; хотела бы снова мчаться верхом по горным рекам, раскрывая глаза так широко, как только смогу, чтобы видеть мир, несущийся мне навстречу. Я хотела бы встречать людей, которых невозможно не заметить в толпе, иных, странных, у которых есть чему поучиться, с которыми есть о чем поговорить, которые будут открывать мне все новые и новые грани этого мира...

Я потеряла нескольких таких людей. У меня "не было времени" — а теперь их больше нет. Что я могла бы еще от них узнать, чему могла бы научиться, какие стороны самой себя и мира вокруг могла бы открыть?..

Я уже никогда не узнаю.

Разве имею я право хотя бы на миг предположить, что вернусь на шаг назад? Разве имею я право упустить даже самый маленький шанс, глоток свежего воздуха? Разве имею я право терять хотя бы минуту времени, которое хочу провести с теми, кто мне дорог, и через кого я могу понять себя?

Случалось вам покупать билет в кино ради одного актера? Сборник стихов – ради одного стихотворения? Идти куда-то ради возможности встретить одного единственного человека? Я переехала в другой город ради подоконника.

            Ничего необычного. Обычный подоконник в обычном подъезде, между четвертым и пятым этажами. Тошнотворно-розовые стены, обшарпанные ступени, и даже вид из окна – мог бы быть и лучше в старых питерских кварталах. Потрескавшаяся краска рамы, которая некогда была белой – пропитана пылью. Рифленое мутное стекло в грубой решетке съедает бледный свет лампочки. Разномастные двери квартир, из которых иногда появляются люди, искоса поглядывающие на меня снизу-вверх или сверху вниз.

            Ничего необычного. Однако, если у вас под грудью – губка, которая впитывает звуки, краски, движения, свет, слова, и, сжимаясь, выплескивает эти наркотики в кровь – вы знаете, как меняются пустые и ничем не примечательные вещи.

            Вы видите, как с наступлением темноты загораются окна напротив не желтым светом, а манящим мерцанием замороженного имбирного лимонада; как обведенные розовой краской отверстия в канализационных люках превращаются в капли тающих лакричных стен подъезда на помятой плоскости асфальта. Вы слышите, как звенят лучи заходящего солнца, врезаясь в облепленные металлическими листами башенки здания, вырастающего короной из прямоугольных серых крыш. Вы чувствуете, как гуще и мягче становится воздух, стекая из колодца двора в углы, поближе к сточным трубам. Даже привлекательно-белые металлопластиковые окна, которые я так не люблю, вдруг становятся попыткой проникновения некоего конструктивного порядка в хаос съеденной смогом кирпичной кладки и жирных линий проводов, будто бы перечеркивающих кисельное питерское небо и эквалайзер утонувших в сумерках домов.

            Да – из окна-бойницы видны лишь часть двора и крыши домов близлежащих кварталов. Но где-то, в четвертом измерении, в сфере остывающего вечернего воздуха между полотном стекла, где скрипит кожаной курткой, ежась, Арел и разреженным киселем опускающегося на город неба, я видела прошлое, пыталась поймать ускользающее настоящее и предположить будущее. Я видела воспоминания и образы, слепки реальности и картины воображения; я видела лица людей – тех, по кому так хочется варить кофе и встречать поезда; я видела тени тех, кто потерян, ибо оттуда не приходят поезда, сколько бы я ни ждала.

            Момент абсолютной ясности. Мир, который непостижимо огромен, вдруг помещается в ониксовую шкатулку размером с кулак.

ПОМ-20

 

Моя Россия

Моя Россия - солнечная даль,
На улицах приветливые лица.
Моя Россия - радость и печаль,
С тобой страна другая не сравнится.

Ты милосердна и щедра всегда,
К тем, кто в твоей нуждается заботе.
Крылом укроешь от беды, любя,
душой болеешь вечно за кого-то.

Пусть босоногой часто ты была,
По доброте последним всё ж делилась.
Не замечала подлостей и зла,
И с Божьей силой вновь преобразилась.

Моя Россия - дом, причал, приют
Тропинкой вьётся жизненная лента.
Ведь где б ты не был, здесь с любовью ждут,
И долго помнятся такие вот моменты.

В полях твой нежный, васильковый взгляд,
Шуршат от ветра колоски пшеницы.
Пусть прост, не ярок скромный твой наряд,
Но с ним чужой, заморский не сравнится.

Кружатся птицы всюду красота,
Летят легко, скрываясь в небе синем.
Отрада, гордость, мудрость, доброта -
Всё это ты - великая Россия!

 

ПОМ -  21

 

 

«Моя Родина»

 

Моя Родина там, где шумят тополя,
Уникальны донские рассветы.
Моя Родина там, где златые поля
Красоты сохраняют секреты.

Моя Родина там, где, качая стволы,
В лунном свете белеет дубрава,
Моя Родина там, где чернеют копры
И не молкнет шахтёрская Слава!!!

 

ПОМ-22

 

                   Погибшим в Змеевской балке посвящается.

Лето. Август. Жарко.

Плач витает над балкой

Были расстреляны здесь

Двадцать семь тысяч людей.

 

Женщины, дети, мужчины,

Очередь адской машины,

Нам и сейчас их жалко,

Чьи – то родные в балке….

 

Мне жаль всех тех, кто жизнь свою утратил,

В расцвете лет за Родину сложил.

Мне жаль всех тех, кого уже не будет с нами,

Кто выстрадал, кто не дожил.

 

Хочу, чтоб было солнце ярким,

Хочу, чтоб было небо голубым,

Хочу, чтоб было все в порядке,

Хочу, чтоб не было войны!

 

Так пусть сегодня небо будет чистым!

Пусть солнце светит детям и цветам!

Так пусть всё будет так, как ждал ты – мирным!

Пусть больше не придет война!!!

 

ПОМ-23

 

 

Как бежит по воде рябь,

Подгоняемая тонким ветром,

Так бегут золотые лучи,

Разгоняя висящую тьму.

Я иду на заре полем,

А вокруг словно нити натянуты

Из звенящего света.

А вдруг?...

Лишь в такие часы предрассветные,

Лишь в часы, когда все вокруг

Легкой, свежею дымкой окутано,

Райским садом кажется луг -

А вдруг лишь в такое время,

Задаваясь вопросом опять,

Я смогу наконец почувствовать,

То, что ты нам хотел рассказать.

Вечный странник, как мальчик потерянный,

И ведомый одной звездой,

На которой, быть может, начертано

Всё, что стало твоею судьбой.

Мне бы твою звезду увидеть,

Рядом где-то найти свою,

Свет, рассыпавшись, мне пусть укажет

На дорогу неясную мою.

Поднимаю глаза на небо –

Оно полно горящих огней.

Но не тех, что ты мог увидеть

Из двора деревушки своей.

Пожар дымный горит, не кончаясь,

Лица друга не видно давно.

Мы, наверное, с ним потерялись

В этих джунглях от вечных забот.

Каменный лес, разрастаясь,

Проводами опутал грудь.

Обрываешь – разряды по коже,

И не слышно ни слова вокруг.

Только шум, но не речки бурной,

А гнетущие стоны машин.

Мы настолько привыкли к шуму,

Что забыли о мирной тиши.

Где твои поля золотые?

Где извечный певец соловей?

Ты как будто не в другом веке,

А в другом мире жил.

А мы словно забыли о важном,

И чём нужно сейчас дорожить.

Не умеем простым восхищаться,

Не умеем налегке жить.

И несём, будто вечный груз, мы

Тяжкий пласт странных обид.

На себя? На семью? На друзей ли?

Кто сейчас виноват в твоих бедах,

О, потерянный ты человек?

Оглянувшись, подумаешь, что же

Я забыл, отвлекшись на бег?

Душой радоваться стал я реже.

Как давно заставлял себя жить?

Я уеду за город, подальше, от того, что меня тяготит,

И проснусь наконец я в мире

И с собой, и с другими людьми.

И все твои строки зная, по следам твоим словно пройду.

Необъятное, чистое, светлое,

Чувство мою наполнит грудь.

Обнимая родные просторы,

Я им словно друзьям говорю.

Всем сияющим бликам в лужах,

Всем просторам, родным до слез.

Тем, кто снова меня в твое время

На сияющих крыльях унес.

Я в себе это не потеряю,

Я с собою сквозь век пронесу,

То, что людям жить помогает,

Без чего я душою умру.

Мы дети запутанных коридоров,

Не видящие пути.

Но все же друг с другом мы схожи:

Мы так же умеем любить.

Протяни свою руку извне нам –

Ты же видишь, как тянемся к ней.

Вся душа нараспашку.  Воздух жадно глотая,

Ищем начало дороги своей.

А вокруг расцветают липы,

Сирень, яблони; тонкий свет

Сквозь их ветви на землю ложится,

Убивая тоску прошлых лет.

И вокруг только пенье птицы,

И кружит нас желание жить.

Уж нет серости, грязи и шума,

Вдруг исчезла вся суета.

Люди сами создали чудо,

Будто в одно мгновенье – весна.

Куда б ни вела нас, петляя, дорога,

А сердце помнит всегда:

Поля и пригорки, птиц стаи и то, как

Душа петь начинает сама -

Не завися от времени года,

Не завися от мира вокруг.

Ты учил нас любви бесконечной,

Наш знакомый далёкий друг.

 

 

ПОМ-24

 

Моему родному городу Красный Сулин .

<< ГОРОД ДОРОГ >>

( венок японских сонетов ) .

1 .

Родной  Сулинград

не Будапешт , не Париж –

песня из детства .

 

Пернатых отряд

привычно оставил с крыш

щебет в наследство .

 

Счастье напевно звучит

в сердце мажором ,

и я покорён в ночи

звёздным узором .

2 .

Звёздным узором

лётчик  Корзун Валерий

с юности болен .

 

Ввысь метеором

мчится корабль сквозь сферы .

Космос доволен .

 

Снова гордость не прячет ,

плача устало , 

наш посёлок “ Казачий “

в атласе малом .

3 .

В атласе малом

России прописан сын -

Дона частица .

 

Память из стали .

Взгляда потухшего сплин

в сердце хранится .

 

Тихий прижизненный  рай .

 Здесь каждый крылат .

Дарит всем “ Грэс – Несветай “

любовь в сто карат .

4 .

Любовь в сто карат

расцвела к переулкам

букетами роз .

 

Дождя аромат

пригласил на прогулку .

Растроган до слёз .

 

Радуги вновь перелив

вышел из хмары ,

и Сулинбург позитив

щедро всем дарит .

5 .

Щедро всем дарит

улыбки парк “ Лукича “ .

Дети играют .

 

Не покидает

радость любимых внучат .

Солнце встречают .

 

Дельтапланы – качели

ждут экстремалов

насладиться вновь трелью

птичьих хоралов .

6 .

Птичьих хоралов

концерт возле излучин .

Рада “ Кундрючья “ .

 

Туча сбежала .

В объятиях замучил

солнышка луч я .

 

Поцелуи бессловно ,

рядышком , в губы

новый крюк рыболовный

ждёт дружелюбно .

7 .

Ждёт дружелюбно

Христа Воскресения

Ангелов стая .

 

Жить боголюбно –

маршрут ко спасению .

Тропа крутая .

 

Небо украсила гжель ,

и по – отцовски

Отче готовит купель

в храме Покровском .

8 .

В храме Покровском

псаломное пение .

День литургии .

 

Свечи из воска

ждут вновь построения .

Рада Мария .

 

И летит к аналою

звон с колокольни ,

благодатью святою

сердце наполнить .

9 .

Сердце наполнить

аккордами каньона

не в силах “ планшет “.

 

Родина помнит

красотой умилённых .

Отправлен привет .

 

Вновь к адресатам домчат

ветра повозки ,

листьев резных аромат

с миром неброским .

10 .

Миром неброским

пешеходов  чарует

проснувшись весна .

 

Вновь отголоском

нам зима салютует -

вокруг белизна .

 

И обнимет под вечер

радушно , как брат ,

тёплым ветром за плечи

родной Сулинград .

11 .

Родной Сулинград

звёздным узором повис

в атласе малом .

 

Любовь в сто карат

щедро всем дарит под свист

птичьих хоралов .

 

Ждёт дружелюбно и Бог

в храме Покровском ,

сердца наполнить чертог

миром неброским .

 

 

ПОМ-25

 

Молитва огню

 

И ныне. И присно. И во веки веков. Аминь.

Пожар! Люди глохнут от колоколов! Сгинь!

Чтоб сердце в груди воспалить – искры от костра

Хватило! В ней сила решительна и быстра!

 

Непреодолима великая власть Огня…

Сноп искр – все мимо, и только одна – в меня!!!

Пожарная вышка обрушилась сразу. Навзничь.

Стихии не выдержала. В насмешку – с неё и начал.

 

Оранжевый дикий праздник лишал окраса.

Оранжевый – как лишай, как чума, заразен!

Лишал – разносимый ветром лихих полей

В секунду на целый метр – домов, церквей!

 

Лишал он всего! Заборов, преград не зная,

Вторгалась полночным вором жара шальная.

Церквушка, упав, рыдает, собой моля.

Воде не дотечь сюда – нет, не даст земля…

 

Ближайшая речка ныла: «Никак не могу!

Ведь я берега иные уже берегу…»

Удушлив. Накрыл одеялом. Не знал пощады.

Расплавленным солнцем стал он над тьмой дощатой.

 

Всё, что не дается, упрямится – станет лишним!

Сиротами печи объявятся на пепелище…

Оранжевый и слепящий палач. Смертоносен.

Мир вашему праху, спящие! Вечная осень.

 

Полвека назад, вчера, сегодня, и впредь – гореть!

Чтоб сердце моё залить, не хватит морей.

Чтоб сердце моё задуть, не хватит ветров.

И ныне, и присно, и – верьте! – во веки веков.

 

ПОМ-26

 

 

Мое счастье

Моё счастье пахнет малиновым морсом,
Отчасти переходя в запах мёда.
Я его касаюсь губами, зарываюсь носом.
Хмелею с ним и желаю полёта.
Вдыхаю запах его безусловный.
Порою кажется, что потеряю сознание.
То ли от того, что дышу любовью,
То ли от того, что верю признаниям.
Моё счастье пропитано вишней,
Такой ранней, немного горькой.
Значит, так распорядился Всевышний,
Раз есть Мы, что мне счастья – столько.

Моё счастье на ощупь мягче всех трав.
Оно слаще, чем по росе – на босу ногу.
Совершенно неважно, кто из нас прав–
Всё равно свернём на одну дорогу.
Я его ощущаю всеми фибрами,
Оно нежнее, чем ветер – по локонам.
Можно быть разными, но такими любимыми,
Каждый день буду об этом – шёпотом.