начало здесь>>

продолжение здесь>>

 

***

 

Васенька показываться отказался, как Маша его не звала. На все просьбы и уговоры из–под кровати раздавалось невнятное бурчание: «Пагуба идет… Пагуба…», но сколько Маша не звала коловертыша, вылезать тот оказался, так что понять, что там у него случилось, Орлова так и не смогла.

С другой стороны, ну, он же все время здесь просидел, по улице не шастал. Значит, у него все в порядке. А раз так – посидит с полчаса да и выйдет.

Нет, конечно, остается вариант, что Васенька за прошедшее время успел себе какую–нибудь ЧМТ заработать, но он же не хочет вылазить! Ловить его, что ли?

За спиной негромко скрипнула дверь:

–Здесь ты, царевна?

Женщина удивленно оглянулась: за прошедшие три дня к ней как–то никто, кроме Кощея, не заходил, а тут такая неожиданность:

–Советник? Каким ветром тебя принесло?

И вообще. Если у них тут война начинается, он разве не должен быть где–то рядом с царем? Вон, воеводу сразу вызвали… Или Огненный Змей в столь сложные вопросы не лезет?

А может, ему просто еще не сказали?

Мужчина, усмехнувшись, дернул уголком рта – в голубых глазах не было ни намека на смех:

–Ветра у нас сейчас только одни, царевна. Те, что с Пучай–реки дуют…

То есть про войну он знает.

Тогда за каким лешим вообще сюда пришел?

Может, состояние ухудшилось, о помощи пришел попросить?

–Как ты себя чувствуешь, советник? Голова не болит? Не кружится?

Новая улыбка:

–Благодарю за заботу, царевна. Вчерашняя хвороба уже прошла…

Маша только хмыкнула: да там и не только вчерашняя была. Вон, когда перед той полудохлой нудисткой в комнату влетел – на ногах еле стоял. Будто не отлеживался у себя в комнате, а где–то по своим делам шастал.

А может, так и было? Особенно, если учесть слова о предательстве…

И вот кстати. Кощей ему сказал утром зайти, отчитаться, кто там и кого предал. И вот тогда возникает вопрос: то ли еще никому ничего не говорил, то ли предательство было такое маленькое, нестрашное…

Хотя, что это за такое «маленькое и нестрашное предательство», Орлова даже вообразить не смогла.

–Тогда что ты хотел, советник? – пора было наконец разобраться с собеседником и таки заняться общественно–полезным трудом!

В чем он будет выражаться, кощеева невеста пока не решила.

–Я… – начал было Огненный Змей, но вдруг запнулся, охнул, закрыл ладонью лицо.

–Что случилось, советник?!

–Да в глаз что–то попало, – поморщился мужчина. – Пылинка какая или ресница…

–Не три рукой! – Маша перехватила запястье мужчины, потянула советника к окну: – Садись, посмотрю.

–Да не пристало, как–то царевна… – слабо возразил он, но на лавку опустился.

Маша осторожно коснулась ладонью левой щеки, поворачивая лицо Змея к окну. Кожа под пальцами была сухая, волокнистая…

Мужчина дернулся всем телом и что–то тихо зашипел сквозь зубы.

–Что? – удивленно отдернула ладонь Маша.

–Ничего, царевна, – поморщился он. – Все в порядке. Посмотришь, что попало?

Царева невеста осторожно раздвинула веки на правом глазу, вгляделась:

–Вроде нет ничего…

Мужчина на миг выпрямился, проморгался и мотнул головой:

–Все равно болит… Прошу, посмотри еще, царевна…

 

***

В дверях думной комнаты ведогонь столкнулся с воеводой. Посторонился, пропуская наружу, но от вопроса не удержался:

–Здрав будь, Черномор Святогорович! Случилось что? Али просто по дозорам докладывал?

–Случилось, – хрипло обронил воевода. – Война надвигается, постельничий. Царь еще мне во дворе сказал, я приказы отдал, а сейчас последние детали обговаривал.

Ахмыл удивленно округлил глаза:

–Неуж–то опять Ниян воду мутит?!

–А есть еще недруги? – хмыкнул воевода и, не дожидаясь ответа, поспешил прочь, а ведогонь на миг задержался у дверей, обдумывая, что же делать, а затем решительно шагнул внутрь комнаты:

–Не вели казнить, мой царь, вели слово молвить!

Задумчиво барабанивший пальцами по подлокотнику Кощей, сидевший у затянутого зеленым сукном стола, поднял тяжелый взгляд:

–Говори, постельничий.

–Воевода сказал, войско к Пучай–реке скоро выдвигаться будет.

–До исхода дня надобно на рубежах быть, – кивнул молодой мужчина.

–А как же царевна, мой царь?

–Что «царевна»? – мрачно буркнул Кощей.

–Она ведь останется одна…

–Предлагаешь взять с собой, Ахмыл Баженович?! – насмешливо фыркнул царь. – Женщинам не место на войне!

–Спору нет, мой царь, – склонил темную голову ведогонь. – Да только она ведь пару дней в Нави всего, никого не знает, челядь только и видела… Может, стоит перед выходом войска, тебе, мой царь, к ней заглянуть? Слово доброе ей сказать, объяснить, что не по своей воле ее бросаешь… Девица ведь и ведать–то не ведает, что с Пеклом война идет… Она–то из Яви…

Кощей на миг задумался, а затем резко кивнул:

–Спасибо за совет мудрый, Ахмыл Баженович.

Пусть девица и видела гонца, но лишний раз с ней словом перемолвиться не помешает.

Постельничий склонился в низком поклоне.

…Из–за двери, ведущей в опочивальню царевны, слышались какие–то голоса. Опять с коловертышем разговаривает…

Мужчина толкнул дверь, шагнул через порог… И пораженно замер.

Синий кафтан советника царь опознал сразу, пусть лица Огненного Змея–то и видно не было: мужчина сидел у окна, а над ним, загораживая его спиною, склонилась царевна. В первый миг у Кощея и были еще какие–то сомнения – может мужчине пылинка в глаз попала, а царевна по доброте душевной помочь решила! Но еще через мгновение ладонь советника по–хозяйски легла на тонкий стан царевны, подтягивая ее ближе…

Хлопнула закрывшаяся от сквозняка дверь, и царевна дернулась, попыталась отстраниться, оглянулась и, встретившись взглядом с Кощеем, смутилась…

А Огненный Змей даже наглого взгляда не отвел. Так и сидел, скаля белоснежные зубы в улыбке…

–Ой, а… – начала было царевна.

–Продолжайте, – зло процедил сквозь зубы Кощей и, не дожидаясь оправданий, вышел из опочивальни, вновь хлопнув дверью.

От удара кажется, даже дверная притолока хрустнула, но царю сейчас было не до этого…

Мужчину душил гнев. Обманула царевна! И «замуж пойду», и «по нраву ты мне», и «Ивана никакого не знаю», а сама – уже с советником милуется да лобызается!

И тот тоже хорош! Умила! Любимая! Единственная! Погибшая! А на деле…

Ни одной юбки не пропускает! Даже на царевну глаз положил!

–Всех казнить! Всех! – зло прошипел Кощей в пространство. – Его – на плаху, ее – в лягушки на веки вечные!

Массивные ступени гудели под сапогами. Кощей выскочил на порог терема, остановился, хватая ртом воздух: от ярости, мутившей голову, было нечем дышать.

Рядом, как по волшебству, появился ведогонь:

–Случилось что, мой царь?

Мужчина бросил на него бешенный взгляд:

–Измена случилась, постельничий!

–У царевны никак?! – пораженно ахнул Ахмыл. – Горе–то какое!

–Горе – не горе, а на плаху оба пойдут!.. – прошипел царь.

–Неуж–то царевна с кем–то спуталась?! И кто он?! – в голосе ведогоня звучало искреннее удивление.

–С–с–советник!

На язык просилось совсем другое. И часть из этого все–таки была высказана:

– Обоих на плаху!

Ведогонь задумчиво закусил губу:

–Прости мне смелость мою, мой царь, но не руби с горяча… Да и гневаться тебе сейчас недосуг… Скоро выступать с войском…

–И простить их?! – в голосе Кощея зазвучала злая насмешка: – Оставить ее с хахалем здесь, вернуться с похода и на радостях домой отпустить?!

Постельничий медленно поднял глаза на правителя:

–Нет, мой царь. Но судить надо на холодную голову…

Мужчина в ответ лишь зло усмехнулся, но Ахмыл и не ждал иного ответа. Помолчал пару мгновений и тихо обронил:

–Есть один способ, мой царь…

–Какой?!

–Пойдем, мой царь… Все расскажу…

Уже почти у царского терема они столкнулись с лекарем. Тугарин Змеевич встревоженно шагнул от порога:

–Случилось что, мой царь? На тебе лица нет!

Постельничий шагнул вперед, загораживая собой правителя:

–Все в порядке, лекарь, иди своей дорогой. Царь занят.

–Ты, постельничий, – зачастил седовласый, – не мешай, когда тебя не спрашивают! Я же вижу беда какая–то приключилась. Никак с царевной что?

–Иди, лекарь, – процедил постельничий, четко выговаривая каждое слово. – Не твоя забота.

–Но…

–И–ди, – вновь повторил ведогонь. Задумался на миг и продолжил: – Гонцом лучше займись, – ледяным голосом можно было небольшую речку заморозить. – Он вон издалека прибыл… Трав ему каких дай, чтоб полегче стало… А царь – занят!

Тугарин понял, что спорить бесполезно. Отступил в сторону, пропуская, склонился в поклоне:

–Как прикажете… – и уже, когда за царем и постельничим закрылась дверь, ведущая в терем, в спину им добавил: – А я уж займусь гонцом, будьте уверены.

 

***

 

Маша в первый момент вообще ничего не поняла. Сперва, когда ладонь Змея вдруг легла ей на талию, – просто оторопела от его наглости, замерла, не зная, что ей делать, а уж когда в комнате невесть откуда появился Кощей – и вовсе «зависла» как сломанный компьютер.

–Ой, а…

«А» что – она и сама не знала. «А как ты здесь оказался»? Банально. «А что ты сейчас видел?» А что он видел? Как Машу вдруг ни с того, ни с сего обнимать пытались? «А это вовсе не то, что ты подумал!» Еще одна идиотская фраза из дурных любовных романчиков.

Впрочем, договорить, пусть даже и на «автомате» Орловой не дали: Кощей процедил что–то резкое, злое и, развернувшись на каблуках, выскочил из комнаты, хлопнув дверью. Удар был такой, что колебания, кажется, по всей комнате пошли…

–Ну и что это было? – мрачно поинтересовалась в пустоту Маша.

Большего бреда и представить нельзя.

Ответа молодая женщина не ждала, и тем было удивительнее, что она его получила:

–А было, царевна, – ровным голосом пояснил Змей, – то, что и должно быть.

Маша удивленно покосилась на него. Советник сидел, откинувшись назад, опершись спиною о стену, и, чуть запрокинув голову, наблюдал за женщиной из–под приопущенных век.

Хорошо хоть ладонь с талии убрал, а то Маша как–то не сориентировалась и даже не успела потребовать, чтоб руки не распускал. А надо было. В смысле – убрать, а не распускать.

А вообще, для начала следовало сейчас пойти, найти Кощея и… ну, как минимум, все–таки сказать, что ничего страшного тут сейчас не происходило. Нет, конечно, Змею тоже стоило объяснить, что он козел и нечего тут со своими обнимашками лезть, но все надо делать по порядку, а то, когда человек находится в таком аффекте как Кощей… Кто его знает, вдруг с крыши решит прыгнуть? Он, конечно, бессмертный, но…

Маша решительно дернула за ручку двери… И обнаружила, что та заперта. Вот когда он успел замок повесить?

–Зря стараешься, царевна, – подал голос Огненный Змей. – Не откроешь ты дверь, она запечатана.

–А ты бы лучше помолчал, советник, – обернулась к нему Орлова. – Какого… черта обниматься полез?! Не пьяный вроде… Дать бы тебе сейчас по голове, да побольнее! А куда бить, чтоб сильней болело, я знаю! Меня учили!..

–Да что ты знаешь о боли, царевна? – вдруг криво усмехнулся мужчина и, не дожидаясь ответа, вдруг подался вперед, резко провел ладонью по лицу, стирая личину, и, не дожидаясь ответа, зло выдохнул: – Хорош?

–Твою агалактию![1] – только и смогла выдохнуть Маша, не потрясенного взгляда с собеседника: – Советник, ты в КВД анализы сдавал?!

–Что?! – Огненный Змей, кажется, ждал совсем не такой реакции.

Вместо ответа Орлова шагнула к нему, двумя пальцами ухватила за подбородок, повернула голову собеседника к свету, разглядывая обнажившиеся мышцы и сухожилия.

–М–да… Тебя в анатомичке можно наглядным пособием выставлять, советник…

Мужчина попытался мотнуть головой, вырываясь из цепкой хватки врача.

–Не дергайся! – прикрикнула на него Маша. – По лбу дам!

Честно говоря, Орлова сейчас понятия не имела, что же может быть у пациента. Нет, к дерматологу ему точно надо было сходить. И вообще, голыми руками трогать лицо не стоило, но, раз уже начала, отступать было некуда.

–Что ты там увидеть хочешь, царевна? – окрысился Змей. – Надеешься, что поцелуешь и все исчезнет?

–А это и в славянских сказках есть? – задумчиво протянула Маша.

Дверь заперта, спешить некуда… Если жених действительно психанул из–за того, что посчитал, что Орлова тут чем–то непристойным занималась – это, конечно, не хорошо, но раз уж озаботилась осмотром, надо его закончить.

Советник резко дернулся в сторону, уходя из Машиной хватки, встал:

–Тебя мое проклятье не касается.

–Угу, – саркастически согласилась женщина: – И руки ты тоже из–за проклятья распускал.

Огненный Змей фыркнул:

–Дура ты, царевна, – в его голосе проскользнули сочувствующие нотки. – Неуж–то действительно не понимаешь ничего?

–И что я должна понимать?

Вопрос на языке крутился совсем другой: «Уж не воспылал ли ты ко мне страстью неземной, советник?», но Орлова его благоразумно проглотила.

–Действительно не понимаешь? – фыркнул советник. –Ты… про царя хоть что–нибудь знаешь? Про бессмертие его…

–Это в смысле… «Смерть кощеева на конце иглы»? – удивленно нахмурилась Маша, а потом прикусила язык. А вдруг это здесь страшная–страшная тайна, которую кроме Кощея и Бабы–Яги никто и знать не должен.

–Я ж и говорю, дура, – хмыкнул Змей. – При чем здесь смерть? Если бы на игле она была, поломай – и бессмертным сделаешь… Жизнь его там. Душа.

–Как «душа»?! – только и охнула Маша.

–Да так. Только вот у царя сейчас – душа в теле. Нет у него иглы. И если выйдет на бой с Нияном – не выстоит, погибнет. А вслед за этим – и Нави не устоять…

Маша сглотнула комок, застрявший в горле.

–А чтоб душу из тела вынуть да в иглу заточить, нужно чтоб сам царь этого захотел. Только захочет он этого, лишь если белый свет ему не мил будет, – продолжал ровным голосом Змей. – Коли предаст он кого – и чтоб совесть не грызла, в иглу ее спрячет. Или коли кто другой его предаст. Например, невеста, которую он пуще жизни полюбит. Благо, если каждые сто лет новую искать – одна по душе да придется. А потом изменит невеста ему, загуляет с кем другим… Старый метод. Действенный.

Машу словно пыльным мешком по голове ударили.

А советник дернул сохранившимся уголком рта, словно попытался улыбнуться и, на миг склонившись в поклоне, обронил:

–Прости, царевна, мне еще договор подписать надо, – вылетел огненным всполохом в распахнутое окно…

***

Финисту недужилось. Преодолев огромное расстояние от Пучай–реки до Навьгорода, мужчина смертельно устал. Лицо гонца заливала неестественная бледность, на лбу выступила испарина…

Лекарь быстрым шагом вошел в горницу. Цыкнул на суетящихся подле кровати домовых:

–Брысь отсюда, помощь понадобится – кликну.

Дождавшись, пока за последним из слуг закроется дверь, мужчина повернулся к уставшему гонцу:

–Как ты?

Финист с трудом улыбнулся бледными губами:

–Плохо, лекарь… До Пучай–реки пара дней лету, а я с рассвета добрался…

Тугарин хмыкнул:

–Ничего, на ноги поставим! – подхватил со стола кружку, неспешно налил из стоявшего неподалеку кувшина немного молока и, повернувшись спиной к раненому, осторожно, так чтоб тот не заметил, вытащил из–за пазухи пергаментный свиток. Легко отломил крошечный кусочек сургучной печати и быстрыми резкими движениями «присолил» напиток:

–Выпей, гонец. Там травы целебные… Разом на ноги станешь.

 

***

Постельничий привел Кощея в Златоверхий терем – комнату под самой крышей царских хором.

Царь окинул злым взглядом открытое всем ветрам гульбище – балкон, окружающее надстройку:

–И? Зачем привел? Что сказать хотел?

Ахмыл Баженович медленно разжал кулак – на ладони лежала сломанная игла: толстая, длинная, украшенная на головке крошечным черепом розового кварца:

Кощей дернулся, как от пощечины: он как–то совершенно не задумывался, куда пропал отцовская игла. Сам сломал, сам в руках держал… Кажется, где–то выронил… И все. Где потерял, кто подобрал – одному лешему известно.

И постельничему, получается.

–Гнев кружит голову. Гнев заслоняет разум, – тихим напевным голосом начал ведогонь. – Его можно выбросить. Его можно заточить… Спрятав, при этом, смерть на конце иглы. Нужно только решиться на это, мой царь. Отказаться от того, что жжет пуще пламени. От того, что туманит рассудок. От того, что как лютый зверь рвет когтями сердце…

Розовый кварц на ладони пульсировал алым в такт с ударами сердца. Крошечный камушек притягивал взгляд. Казалось он рос, увеличивался в размерах, заслонял собою весь мир…

 

***

Маша пару раз дернула дверь, убедилась, что это бесполезно и оглянулась на кровать:

–Вася, где ты там?!

–Страшное грядет, что–то страшное грядет, – завел унылую шарманку из–под кровати коловертыш.

–Кончай ломать комедию! – не выдержала Маша. – Страшное – не страшное… Либо ты вылезешь, либо я не знаю, что с тобой сделаю!

Из–под свисающего до самого пола покрывала выглянула любопытная мордочка:

–А если не знаешь, чего говоришь? – о своем страхе коловертыш как–то мгновенно забыл.

–Хочу и говорю, – огрызнулась Орлова. –Дверь открой лучше!

Васенька округлил глаза:

–Как я это сделаю?

–Ты же ее раньше охранял? Вот и открывай!

–Ой, не надо царевна… – заканючил коловертыш. – Зло за дверями ждет, ножи точит, хочет сердце вырвать…

Маша зябко передернула плечами – столь ярко прозвучало это описание..

–Надо! – огрызнулась она. –Открывай! Кто здесь главный ты или я?

Коловертыш покорно вздохнул и, выбравшись на свет божий, поковылял к двери. Погладил лапкой темное дерево… Легкое прикосновение, тихий скрип… Маша выглянула в коридор и, убедившись, что там традиционно никого нет – царева невеста, называется! Никаких слуг, никакой помощи! – шагнула вперед.

–А может не надо? – тоскливо раздалось сзади.

–Надо!

Пока Орлова спускалась по ступеням, вслед ей неслось горестное:

–Что–то страшное грядет, ой, страшное…

…Маша и сама не знала, куда и зачем спешит. Где должен проводиться обряд получения иглы – черт его знает. Может, в царском тереме, а может и вовсе в храме. Зря туда ездили, что ли?

Да и вообще. Даже если предположить, что Маша сейчас обнаружит, куда ушел Кощей, что дальше делать? Цепляться ему за руку и выть «ой, родненький, не надо?» Да не настолько он ей «родненький…» Орлова вообще не знала даже, нравится он ей или нет! Может, после того, как царь обессмертится, он наоборот лучше станет!

И вообще. Если Змей сказал правду, если Кощей не имеет права идти на войну смертным – кто Маша такая, чтоб ему мешать?

Всего лишь невеста…

Или не всего лишь?

Во дворе было пасмурно, словно дождь собирался. Маша вскинула голову – небо было кристально чистым. А вот над царским теремом облака сгустились. И не просто так зависли в воздухе, да еще и по кругу вращались, словно над хоромами магнит какой закрепили.

Может быть Маша и ошибалась. Может быть, это все было простым совпадением… Но в этот миг у крытой золотом крыши блеснул огненный всполох, скрылся где–то внутри… И Орлова рванулась к ступеням царского терема.

Распахнула тяжелую дверь, пулей пронеслась по комнатам, не обращая внимания на занятых своими делами слуг, побежала вверх по лестнице. Длинный подол сарафана путался под ногами, коса противно била по спине… А если к этому еще добавить, что подняться надо было то ли на третий, то ли на четвертый этаж – предварительно найдя нужную лестницу – то Маша прокляла все.

По большому счету, женщина даже не знала, что она будет делать, оказавшись наверху. То ли, как обычно, примется тормозить, то ли все–таки решится плюнуть на выработанные привычки и кинется Кощею на шею с воплем «Ваня, я ваша навеки!». Последнее звучало натуральным бредом, но на фоне всего происходящего вполне тянуло на хорошо разработанный план действий.

Последняя лестница, последняя дверь: тяжелая, украшенная резьбой с птицами – и в лицо ударил холодный ветер, словно Маша осенью на улицу выскочила.

Множество окон – в каждой стене. Ведущая наружу открытая нараспашку дверь. Виднеющийся за нею балкончик с гнутыми балясинами…

И неподвижно замерший у выхода Огненный Змей. Мрачный, напряженный, как натянутая струна.

застывший посреди комнаты Кощей его не замечал. Стоял неподвижно напротив протянувшего к нему ладони мужчины… А в комнате с каждым мигом сгущался мрак. Словно затмение начиналось или ночь наступала.

–…Ты согласен, мой царь? – тихий голос мягко шелестнул по комнате.

И может, в этот момент и стоило Маше вмешаться, кинуться к Кощею, крикнуть «Не надо!», но на молодую женщину вдруг навалилась какая–то слабость, апатия…

–Согласен!

И тьма, окутавшая комнату, обрушилась исчезающей пеленой, раскидала клочки мрака по уголкам и закоулочкам, спрятала обрывки меж тяжелых штор…

А на ладони у ведогоня светилась ровным зеленым светом длинная цыганская игла, украшенная на месте ушка крошечным рубиновым черепом.

Кощей медленно прикрыл глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Если бессмертие и должно было как–то проявляться, то сейчас правитель Навьего царства этого не чувствовал. Впрочем, тут надо быть честным – он вообще сейчас ничего не чувствовал. Ярость, еще несколько мгновений назад клубившаяся в душе, пропала, растворилась, словно и не было ее, пропала, сменившись полным равнодушием…

–Мой царь? – мягко мурлыкнул голос сбоку.

Еще недавно он бы не вызвал ничего, кроме гнева. Еще недавно. Но не сейчас.

Огненный Змей… Решил покаяться?

Кощей медленно повернул голову:

–Зачем ты здесь? На плаху захотел? – царь не чувствовал ничего. Ни гнева, ни ярости… Пусто было на душе. Или… Пусто вместо души?..

Пухлые губы советника тронула легкая улыбка:

–Я принес договор, мой царь.

Правитель Нави чуть склонил голову набок:

–Договор?

В руке у советника действительно находился тугой свиток. Старинный, порыжевший…

–Договор, мой царь, – мужчина встряхнул рукою, и пергамент развернулся. Алая буквица в начале. Мелкий убористый почерк, так похожий на отцовский. И три колонки пышущих золотом подписей. – Впервые подписан при Сотворении Мира. Впоследствии – при каждом новом царе. Огненный змей помогает стать Кощею бессмертным, ведогонь проводит обряд, а правитель Навьего царства подтверждает для них и их потомков чины советника и постельничего соответственно.

А вслед за тем новая улыбка – оскал:

– Ну, а верная служба и проклятье – это так, приятное приложение.

Маша стояла не в силах отвести взгляда от происходящего перед нею. Все казалось каким–то нереальным, ненастоящим… И от этого все более страшным.

Кощей на миг замер, затем резко взмахнул рукою – и на пергаменте появилась новая отливающая золотом подпись. Советник даже не стал проверять, изменилось ли что–то. Мгновенно скрутил пергамент обратно в свиток и, согнув спину в поклоне, спрятал договор за пазуху.

Остальные участники договора распишутся позже…

А царь повернулся к Маше – и молодая женщина почувствовала, что сердце у нее сбилось с ритма…

Аритмия. Стенокардия. Кардиомиопатия…

Что еще там может быть с похожими симптомами…

Хотя если честно, все объяснялось намного проще: пусть Кощей и не изменился после того, как на ладони у ведогоня появилась игла – не стал старше, не превратился в изможденного старикашку, как в мультфильмах – но взгляд черных глаз стал другим: чужим, мертвым. Будто и не было того мужчины, с которым Маша вчера пирожком делилась…

Сейчас перед Орловой стоял совершенно другой человек. Ледяной взор проникал до глубины души, тонкие губы были плотно сжаты…

Маша даже не была уверена, согласилась бы она сейчас пойти за него замуж, если б ей вдруг предложили: слишком страшно было смотреть ему в глаза… По–настоящему страшно. Так, что пересыхало в горле и начинало заходиться сердце…

Хотя это еще вопрос – позовет ли ее в жены этот Кощей. Может, в лягушку превратит, да и забудет о ее существовании.

А квакать ближайшие сто лет, ой, как не хочется…

Царь, не глядя, протянул руку к ведогоню – тот, покорно склонившись, поспешно положил на ладонь Кощею иглу – смерил невесту долгим взглядом и сухо приказал:

–Ахмыл Баженович! Царевну – в ее терем. И пару воев у дверей поставь, чтоб без дела не выходила.

–Как прикажешь, мой царь, – выдохнул постельничий.

А царь бросил короткий взгляд на неподвижно застывшего советника:

–Войско через час выступает.

Иглу надо будет в казне спрятать.

–Буду готов, мой царь, – вновь поклонился Огненный Змей.

 

 

***

 

Это в сказках ковер – самолет и летучий корабль были в единственном экземпляре. В реальности, как выяснилось, их была целая эскадра. Или флотилия? Кто тут разберет…

Маша мрачно наблюдала, как в небеса взмывали местные летучие и плавсредства.

…А чему тут радоваться? Личная жизнь, похоже, испортилась окончательно и бесповоротно.

По крайней мере, становилось понятно, почему все эти Марьи Моревны и прочие Василисы Премудрые и Прекрасные отказывались идти под венец. Даже если никакого Ванятки на примете не было, выходить замуж за Бессмертоного правителя Нави совершенно не хотелось. Тот Кощей, который был до этого, Орловой даже нравился. Конечно, она не могла сказать, что влюблена в царя по уши, но, как человек – он был хороший. А этот, получивший иглу… Мертвый он, не живой.

Нет. Плоть у Кощея, как у той нудистки, что у него по комнате шарилась, кусками не отваливается, но когда на тебя смотрят, как на предмет меблировки или на лягушку какую–то – хоть бери, да из–под венца сбегай!

И надо ж было советнику все так испоганить!

–Почто грустишь, царевна? – мяукнул тихий голосок из–за спины.

Маша оглянулась: Васенька сидел на полу, подле ножки кровати, чинно сложив ручки на коленях.

На языке у Орловой крутился честный ответ: так, мол, и так, последняя надежда выйти замуж за приличного человека накрылась медным тазом, но женщина побоялась, что если она так скажет, коловертыш ее попросту не поймет: чем бессмертный правитель Нави – неприличен?

–Война будет, – сухо откликнулась женщина. – Сам ведь говорил – страшное грядет.

Даже если предположить, что сказки не врут, что с остальными будет? Сколько погибнет?

–Страшное, царевна, – согласился Васенька.– Да только каждый навий человек знает, что он по лезвию ножа ходит… Мы все три мира от Нияна храним…

Орлова нахмурилась:

–А боги? Почему они не помогут?

Ведь если все эти Макоши, Велесы, Свароги, действительно существуют, почему они не вмешаются?

–Каждому из у богов что попросили не поможешь, слезы не вытрешь, судьбу не поправишь… Да и вообще, что одному – горе, другому – счастье, – вздохнул коловертыш. – У соседа корова умерла, а ты и рад радешенек. Особенно, если сам отравил.

Маша отмахнулась:

–Я не об этом. Ниян этот ваш… Если он нападет и от того, выстоит ли Навь, зависит судьба всех миров, почему никто не вмешается? Взяли бы, заперли его где–нибудь…

–А кто души из Яви будет в Пекле держать? – резонно возразил Васенька. – Царя Кощея к этому приставим? Или всех: и злых, и добрых – в светлый Ирий пошлем?

Маша только вздохнула: а говорят в славянской мифологии не было дуализма…

 

***

К Пучай–реке войско прибыло задолго до заката. Можно было несколько часов отдохнуть… – и готовиться к битве. До того, как солнце за окоемом скроется, Нияново войско в атаку не пойдет, света забоится, а уж как последние лучи за горизонтом пропадут… Лучше и не пытаться предсказать, что тогда начнется.

Огненный Змей стоял на берегу. Серые волны уже несколько раз успели лизнуть носки алых сафьяновых сапог – от красной кожи тянулся легкий дымок, но советник не попытался даже на шаг отступить.

От воды тянуло жаром – казалось даже колдовская личина, скрывавшая раны, сейчас оплавится, воском растаявшим потечет. Ветер, дувший в спину, дергал за кудри, трепал одежду. У самой кромки два потока сходились, взмывали вверх, укрепляя невидимую стену, поставленную много веков назад при Сотворении Мира.

На душе было тошно и пакостно.

–На корабле быстрее, чем на птичьих крыльях, – хрипло обронил сбоку знакомый голос.

Змей бросил короткий взгляд на говорившего, нахмурился:

–Финист? Откуда ты здесь? – благо, спора с дальним родственником ловчего у советника никогда не было.

А гонцу ведь отлежаться надобно было, после долгого перелета, а не вновь к приграничью спешить.

Молодой мужчина пригладил каштановые волосы:

–Лекарь царский выходил, на ноги за час поставил. Честь ему и хвала – недаром хлеб ест.

Змей прищурился:

–Тугарин? Он здесь? – За последними треволнениями советник даже не озаботился проследить, что там лекарь дальше делать замыслил.

Гонец мотнул головой:

–Я слыхал, царь велел ему в Навьгороде остаться. Правителю лекарь без надобности, а войску заставные целители помогут, коли беда приключится.

Советник со свистом втянул воздух через зубы.

Только этого не хватало! Не успел царю правду сказать – и вот тебе! Что оставшийся в столице Тугарин измыслит? На какое предательство решится?

На месте он ведь сидеть не будет, вновь воду мутить начнет…

–Что опечалился, советник? – чуть слышно промолвил Финист. – Никак за родича обеспокоился?

–Подколодный аспид Тугарину родич! – огрызнулся Огненный Змей. – Мне хранитель Мирового Древа – и тот по крови ближе!

Финист усмехнулся: весело, бесшабашно:

–Ну, коли не по нраву лекарь тебе – лишний повод с сегодняшней битвы целым воротиться, в глаза ему плюнуть.

Мужчина бросил на советчика косой взгляд, но дальний родственник Соловья Одихмантьевича ответил новой улыбкой, и советник не удержался:

–А у тебя есть повод вернуться?

Новый смех:

–И у меня есть причина вернуться живым, советник, как не быть! Только я тебе ее имя не раскрою!

***

 

На дверях Постельной палаты висел тяжелый замок. Такой и захочешь сбить – не справишься. Да еще и слуги шастают – будешь долго подле двери стоять, обязательно кто–нибудь заинтересуется, что лекарь здесь забыл…

Тугарин оглянулся, проверяя, нет ли кого поблизости, и осторожно коснулся ладонью замка. Пальцы словно мелкими иголочками прошило – хорошую защиту ведогонь на казну поставил, нечего сказать. Впрочем, она ведь на живых рассчитана, а не на покойников…

Осталось только ночи дождаться.

А вот с замком надо что–то делать…

Впрочем, в темнице ведь наверняка пара–тройка татей сидит… За возможность на свободу выйти любой просьбу мелкую выполнит.

А до заката как раз время есть, чтоб нужного исполнителя подобрать. Чтоб опыт хороший имел замки вскрывать, да чтоб подчиниться «вежливой просьбе» мог…

 

***

К ночи Пучай–реку начало штормить. Серые волны взмывали к затянутому облаками небу, опадали, осыпаясь ядовитой взвесью, мешающей дышать, дурманящей разум.

На противоположном берегу, едва заметном в багровых вспышках заката, разгорающегося в небесах, мелькали смазанные тени: Ниян спешил ступить на землю, отвоеванную у него семьдесят веков назад.

Навье войско тоже готовилось к бою. Уже выстроился большой полк – копейщики из подказурников и виритников, полканы в боевых доспехах, лембои, подернутые сизым туманом, волкодлаки, готовые перекинуться в любой момент… Летучие корабли и ковры–самолеты остались далеко позади – ближе, чем на десять верст к Пучай – реке они подлететь не смогут, падут оземь.

Стоящий с краю Финист взмыл в воздух соколом, над головами полетел протяжный птичий крик, посыпались сверху мелкие перышки – и там, где они касались земли, вставали двойники гонца, изготовившиеся к битве.

Впереди войска стояли бок о бок два всадника: царь и советник. Вороной конь Огненного Змея нетерпеливо грыз удила, белоснежный скакун Кощея был спокоен.

Советник на миг оглянулся и зло поджал губы: там, где в тылу должны были оставаться несколько сиринов да алконостов, зияла пустая проплешина. Не зря лекарь воду протравил – теперь некому будет песнями воинский дух поднимать…

Кощей медленно вскинул руку, собираясь с силами, готовясь… На кончиках пальцев вспыхнули зеленые огоньки, закружились в бешенной пляске, вращаясь все быстрее и быстрее…

От серых вод поднялась полупрозрачная, словно созданная из задымленной слюды стена. Она и раньше была здесь, оберегая Навь от Пекла, сейчас лишь проявилась, стала видна… Как стали видны и растекшиеся неопрятными кляксами пробоины в колдовской защите.

По войску потрясенный шепот прошел. Все знали, что есть грань между Навью и Пеклом. Никто не предполагал, что она столь хрупка…

Огненный Змей только челюсти сжал: он и не думал, что за прошедшие пять лет столько раз успел слетать в Пекло – стена вся была на дырах, на пробоинах: пальцем тронь, пеплом осыплется… Неудивительно, что Ниян столь горд да чванлив был…

Кощей молчал. Лишь на бледном виске царя дергалась, пульсировала тонкая ниточка вены.

 В глубине полуразрушенной защитной пелены начало разгораться алое пламя – Ниян мост строит для переговоров – знает, что по Калинову мосту никто пройти не сможет…

Пора и Нави за дело приняться.

Все знают, что переговоры ни к чему не приведут. Но всегда остается последняя надежда…

По легкому мановению руки правителя Навьего царства от берега начал проявляться мост. Хрустальный, светящийся легкой прозеленью, он казался сотканным из тонкой паутинки. Уходил вперед, над дымными водами Пучай–реки, и пелена мрака, сгустившегося над волнами расступалась перед ним…

–Иди, советник, – хрипло обронил царь. – Тебе переговоры вести.

Кощею вдруг поблазнилось, что смотрят на него сотни глаз – и не тех людей, что в войске его стоят. Другие на него глядят – из пелены, что миры разделяет. И не с берега противоположного всматриваются, нет, из самого тумана…

Змей на миг покорно склонил голову и, легко спешившись, шагнул вперед. Хрустальный настил звякнул под тяжелым сапогом. А если исчезнет сейчас, пропадет – будет время и силы во всполох перекинуться? Али косточки в горящей воде так и истлеют?..

На середине реки хрустальная переправа перерастала в созданный из выбеленных временем костей – с противоположного берега она строилась чарами Нияна. Огненный Змей нескольких шагов до границы не дошел, остановился, ожидая переговорщика с той стороны.

А он уже приближался.

Закутанная в серый саван фигура умруна медленно двигалась по костяному мосту. Дошла до рубежа, остановилась, замерла неподвижным истуканом…

Костлявая рука с длинными пальцами мелькнула в рукаве балахона, а затем умрун резким движением скинул капюшон.

Змей почувствовал, как сердце сбилось с такта: на него смотрел, скаля зубы в безгубой усмешке старый, мертвый царь Кощей…

Молчание все затягивалось…

–Что ж ты молчишь, советник? В землю мне не кланяешься? Али забыл, как клятву верности давал? – в голосе умруна звучала ядовитая усмешка.

–Я уже новую принес, – отрезал Огненный Змей. – И не тебе, волчья сыть, меня в предательстве обвинять.

Мертвый правитель Нави пропустил оскорбление мимо ушей:

–Уверен, советник? – тихий смешок шелестнул в воздухе. – Может, личину снимешь? Я–то договор хорошо знаю – никак еще с твоим прадедом его подписывал…

По крайней мере, теперь понятно, откуда Ниян, а вслед за ним и Тугарин знают про то, как бессмертие Кощею дается…

Но так и не ясно, как вышло, что прошлый царь в Пекло попал?! Навьи люди исчезают после смерти! Это каждый знает! Не уж–то пробитая грань между мирами заставила старого Кощея стать под руку Пекленцу?!

Получается, и в этом Змей виновен?!

–Без твоих советов обойдусь, – огрызнулся мужчина.

–Да я разве советую? – сейчас голос мертвеца не выражал ничего. – Я от царя Нияна весть принес. Он вам сдаться предлагает, повиниться, покаяться… Глядишь, простит он тогда предательство семидесятивековое.

–Раньше, при жизни, ты другое говорил! – окрысился советник.

–При жизни многое по–другому… – и тихий смешок: – Да ты и сам это скоро поймешь, советник, как под руку, царю Нияну станешь. Ты ведь в Пекле уже одной ногой стоишь… И да, советник, коли уж речь о том зашла… Как воевать–то пойдешь супротив меня и тех, кто под моей властью сейчас стоят? Сколько протянешь после того, как меч поднимешь? Мгновение? Два? Это ведь предательство – ты клятву верности мне давал.

–Клятва смертью пресекается, – процедил мужчина.

Новый оскал, исказивший изуродованное тлением лицо мертвого царя:

–Вот и проверим… Срок вам всем – до последнего луча. Как солнце в Пучай – реке утонет, ответ дадите, и коли голову пред Нияном не склоните, все к рассвету поляжете. А кто–то и в войско его перейдет.

И резко, по–военному, развернувшись на каблуках, умрун направился прочь с моста.

 

***

На закате у стен острога остановилась долговязая тень. Лекарь оглянулся по сторонам, проверяя, не следит ли кто за ним, и вытащил из–за пазухи перетянутый серой нитью свиток. На миг прижал его к стене, и тот легко просочился сквозь толстые бревна сруба.

Ждать пришлось недолго. Едва последний луч солнца погас, как тяжелая дубовая дверь, еще недавно запертая изнутри, мягко отворилась. На уходящих вниз ступенях стояла давешняя зазовка.

Тугарин щелкнул пальцами, и мертвячка покорно осыпалась серым пеплом, превратившись в пергаментный свиток, который лекарь зажал в кулаке.

Лекарь перешагнул через лежащее у подножия лестницы неподвижное тело – посланница Нияна хорошо знала свое дело – поднял с земляного пола затухающий факел, закрепил его в держателе на стене и вновь повернулся к тюремщику. На миг задержался подле него, снимая с пояса спящего связку ключей, а затем медленно пошел по узкому коридору, разглядывая криво прибитые к дверям таблички.

Тут следовало хорошенько оглядеться, найти подходящего помощника. Знать бы только, кто на что способен. Не будешь же каждого будить, выяснять, за что в холодную брошен. А наобум выбирать – до рассвета можно озаботиться, а сейчас тать нужен, а не работник ножа и топора.

На одной из дверей красовалась табличка: «Уйка, тать».

Тугарин Змеевич повернул ключ в тяжелом навесном замке, сжал свиток в руке, намекая, что этого острожника надо разбудить.

Колодник с трудом поднял голову от пола. В темных волосах запутались перепревшие соломинки. Мутный взор скользнул по слабо освещенной темнице, задержался на стоящей на пороге фигуре.

Во мраке, царившем в остроге, и разглядеть–то толком ничего нельзя было, но Уйка каким–то шестым чувством понял, что важная птица к нему пожаловала.

–Кого в мои хоромы занесло? Какими судьбами? – в холодном, не смотря на летнюю жару, остроге, голос колодника охрип, дребезжал.

–На волю хочешь? – Тугарин Змеевич не собирался долго объясняться.

–Никак царь–батюшка помиловал? – подался вперед вор.

–И так сказать можно… – криво усмехнулся седовласый.

 

***

 

С левого берега Пучай–реки Пекло казалось растревоженным муравейником. Сгорающее за спинами навьего войска солнце вытягивало долгие тени, искажало их, заставляло корчиться на углях лучей.

Пекельное царство ждало темноты, готовилось напасть, собирало силы для удара…

Ночь упала, как секира полкана.

Тихий шелест сращивающихся в мосты костей разнесся над серыми водами реки. Горячие волны лизали выбеленные временем остовы, прожигая их, разрушая до основания, но древние чары вновь и вновь создавали переправу, уничтожая пелену стены меж мирами.

Ледяное пламя Злодия распороло тьму, выжигая последние лохмотья защиты, протянувшейся над Пучай–рекой…

И в тишине – гробовой, звенящей – мертвое войско хлынуло в Навь…

 

***

Татю пришлось хорошо потрудиться, для того, чтоб убрать чары, закрывающие вход в царскую казну – постельничий постарался на славу. Тугарин уже было начал думать, что зря он вытащил из темницы именно этого вора, когда от ладоней Уйки вдруг растеклось серебристое сияние, над дверью вдруг проявилась полупрозрачная зеленоватая скорлупа – а в следующий миг она пошла мелкими трещинами и лопнула, осыпавшись легкой пылью.

Навесной замок удалось вскрыть намного быстрее – лекарь не успел даже волноваться начать, как тать, довольно ухмыльнувшись, отступил на шаг и, отшвырнув в сторону, тяжелое железо, схватился за дверное кольцо. Створка чуть скрипнула, отворяясь…

А в следующий миг под лопатку Уйке вошел тяжелый засапожный нож – видоки Тугарину были не нужны.

 

***

Серая, окрашенная зелеными пятнами плесени тень, взмыла над Пучаем. Полусгнившие крылья нагоняли ветер, поднимали с земли пыль, гнали с реки горькие миазмы…

…Коня под советником убили сразу – четверо игош бросились под ноги белоснежному жеребцу, вцепились в бабки, полосуя их до крови. Огненный Змей в последний миг успел выдернуть ноги из стремени, покатился по земле… Запалив на кончиках пальцев алые огни, отшвырнул метящего в горло миряка, рывком встал…

Войска сшиблись в битве, распавшейся на множество мелких схваток.

Трое потерчат, оскалив клыки, кружились вокруг вооруженного тяжелой секирой полкана, норовя зайти со спины, вцепиться в круп. Вишальник со свернутой набок головой и высунутым языком ловил ладонями клинок латника. Перекинувшийся волкодлак клыками рвал гнилую плоть утопленника. Двое порчельников, став спиной к спине, как траву косили длинными. светящимися алым клинками, протягивающих тонкие пальцы кутысей…

А над всем этим парил, выдыхая ледяное пламя, мертвый ящер.

Кощей пришпорил коня. В руке блеснул тяжелый меч с пламенеющим лезвием.

Огненный всполох распорол воздух, ударил в крыло Злодию, и чудовищная тварь, истошно взвизгнув, рухнула на землю, подминая собою и чужих, и своих…

 

***

Оттолкнув сафьяновым сапогом неподвижное тело, лекарь перешагнул порог казны. Брезгливо дернул уголком рта, пройдя мимо заполненных златом сундуков. Поморщился, бросив косой взгляд на висевшие на стене связки мехов.

Ему нужно было совсем иное…

Искать пришлось долго.

Ну, не мог, не мог царь забрать с собой столь ценную вещь! Наверняка приказал постельничему в казну снести! А то и сам мог озаботиться…

Небольшой ларец, украшенный изображением птиц, обнаружился в самом дальнем углу.

Тугарин откинул крышку, некоторое время любовался своей находкой, а затем, зажав шкатулку под мышкой, направился к выходу.

Теперь оставалась пущая ерунда…

 

***

Раненный Злодий кружился на месте, давя огромной тушей и своих, и чужих. Волочащееся по земле порванное крыло на миг коснулось серых вод Пучая, чудом не снеся один из сохранившихся костяных мостов. От разорванной перепонки потянулся сизый дымок, и мертвый ящер зло зашипел.

Кощей пришпорил коня. Сорвавшееся с левой руки дымное облако поплыло к Злодию, окутало среднюю голову чудовища, но яшер вдруг замер, поняв, что не достал никого из врагов, рванулся прочь от реки.

Челюсти левой головы щелкнули в опасной близости от вороного коня, но царь был к этому готов, удержался в седле, ударил мечом – пламенеющее лезвие скользнуло по шее, лишь царапнув плотную чешую.

Злодий шумно втянул воздух, а в следующий миг, широко распахнув пасть, выплюнул сгусток синего, ледяного огня, метя в нападающего: мужчина вскинул руку и пламя растеклось по сотканному из тьмы черному щиту, возникшему из воздуха.

–Вреш–ш–шь, не уйдеш–ш–шь, – прошипел мертвый змей.

Кощей даже не соизволил ответить. Резкий выпад – и клинок вошел под нижнюю челюсть зверю. Тот рванулся назад и тяжелое лезвие разрезало толстую кость, как масло. Левая голова обвисла, глаза затянулись мутной пленкой…

Злодий дернулся, сметя огромной тушей целый полк вытянувших длинные веретеновидные тела дрекавцев и, неуклюже волоча порванное крыло, пытаясь толстыми лапами в раненной голове, обвисшей мертвым грузом на длинной шее, бросился в бега, обратно в Пекло – часть костяных мостов еще сохранилась.

 

***

 

Маша места себе не находила. За окном уже стемнело, невидимые в ночи часы отбили уже два часа, а Орлова все мерила шагами комнату.

–Позднехонько уже, – тихонько пропел сбоку Васенька. – Может спать отправишься?

–Какой «спать»! – отмахнулась женщина. – Там война идет, а ты – «спать»!

–Так царь –батюшка бессмертен уже, – хмыкнул коловертыш, – а война на рубежах постоянно идет..

–И люди гибнут…

–Так ты–то им не поможешь, – вздохнул Васенька. – К Пучай– реке не попадешь… Да и коли окажешься там – нешто ты меч али булаву в руках держать умеешь, царевна?

–Я военнообязанная, – зло буркнула Маша.

Правда, что это меняло? Как не крути, а Васенька был прав: к Пучай–реке не попадешь. Все летучие корабли и ковры–самолеты наверняка для фронта и армии забрали, а телепортов в русских сказках не было: волшебный клубочек – это, скорее, навигатор, да и доводит он до нужного места не за пять минут, а у Маши сейчас совершенно не было времени на то, чтоб семь пар железных сапог изнашивать и столько же железных хлебов съесть… Да и зубы о них все попереломаешь, а с нормальными дантистами в Нави наверняка напряженка…

В принципе, помочь в сложившейся ситуации вполне могла Ягица Кощеевна, она же баба–Яга, которая всегда приходит на выручку главным героям сказок – если, конечно, раньше не съест – но тут опять возникает новая проблема. Маша прекрасно помнила, что избушка на курьих ножках от стен Навьгорода куда–то благополучно в леса сбежала. А это значит, что, прежде чем обращаться за помощью – придется сперва узнать, куда идти…

Да и опять же. Да, замка на двери после того, как появился Васенька, нет. Только вот, после обессмерчивания Кощея, охрана в коридоре появилась. Два таких мрачных собакоголовых амбала – Маша уже выглядывала из комнаты, видела их, – и на вежливую просьбу выпустить, охранники совершенно не отреагировали, только дверь перед самым носом и захлопнули…

В общем, куда не кинь – всюду клин…

Ну и вот что теперь делать?

Не ложиться же спать, как Васенька советует, в самом деле…

Все равно от нервов не заснешь…

И вот что теперь делать, а?

Хоть через окно на улицу вылезай и иди бабу–Ягу ищи, вдруг что умное посоветует…

Так комната ведь на втором этаже, а Маша спортом никогда особо не занималась. В институте еле зачеты по физкультуре сдавала… Убьешься ведь, и мявкнуть не успеешь. Это царевна – лягушка могла о землю удариться и красной девицей стать, а вот у Маши этот трюк не пройдет…  Только мозги последние отобьешь…

Орлова выглянула в окно, проверяя далеко ли до земли, убедилась, что далеко, и падать будет очень больно, и уже хотела отойти, как вдруг внимание женщины привлекла долговязая фигура, виднеющаяся внизу.

Все приличные люди уже спят. Ну, может, кроме тех, кто делами занят – Машу, например, сторожат. И кто тогда внизу шастать может?

Едва заметный в свете звезд силуэт поставил что–то на землю и присел на корточки. Как Орлова не вглядывалась, понять, кто и что там делает, она не могла…

–Васенька, – тихонько позвала она, оглянувшись, – ты не посмотришь, что…

Коловертыш лежал на полу, свернувшись клубком и сладко посапывая во сне…

 

***

Единственная алконост, попытавшаяся завести победную песню для поднятия духа, была мгновенно сбита костяной стрелой.

Стрелы мертвого войска шли густо, тяжелые, крепкие, несущие новые смерти. Падали полканы и халы, гибли блазни и виритники… Падали кони, сбитые уздой, которую тянули мертвеющие руки…

Советник взмахнул рукою, вызывая огненную плеть. Хлесткий удар пустил по ветру несколько ератников, протянувших к мужчине истлевшие руки. Новый взмах – и двое игош, изготовившихся к прыжку – в спину оказавшемуся неподалеку ратнику – рассеялись пеплом. Спасенный, почувствовав жар, на миг оглянулся, хрипло обронил:

–Спасибо, – и вновь рванулся вперед, на ходу меняя облик, превращаясь в сокола…

Не успел он самую малость. За миг до того, как Финист полностью перекинулся, высокий тощий мертвяк с длинными, достающими до земли руками, махнул ладонью, сбивая оборотня, цепляя когтями пестрые перья… Птица рухнула на землю, вытянулась, принимая человеческий облик…

А в следующий миг гонец вновь встал – и глядя перед собой пустыми, мертвыми глазами, шагнул к Огненному Змею, сдернув с пояса тяжелый скрамасакс.

–Чтоб тебе… – только и смог выдохнуть мужчина. Уж чего – чего, а того, что навье войско прямо во время боя будет переходить на сторону Нияну, он совсем не ожидал…

Советник легко уклонился от метящего в грудь ножа, лихорадочно пытаясь сообразить, что же все–таки творится. Финист – не первый павший на поле боя за эту ночь, но ведь больше никто не восстал!

Или – все–таки нет?

Огненный Змей отступил на шаг, оглянулся…

Навье войско стремительно редело. И самым противным во всем происходившем было то, что не меньше трети из павших присоединялись к врагам…

Проклятье! Да что ж тут творится?!

Кинжал гонца чудом не настиг своей цели, и Змей понял, что смысла уклоняться от боя нет – мертвяки не знают усталости, и какая разница, что еще днем ты разговаривал с этим человеком? Резкий взмах – огненная плеть хлестко скользнула по кафтану и полыхнувшая пламенем живая свеча неподвижно осела на землю.

Какого лешего Финист восстал из мертвых?! Что за чары на него навели?.. Не все ведь из мертвых восстают!..

Советник отшвырнул в сторону потерчонка, метящего ему в горло, и почувствовал, как у него перехватило дыхание. Чары! Точно, чары! Финист вечером говорил, что Тугарин его исцелил, на ноги поднял, зельями лечебными напоил…

Скольким лекарь еще «помочь» смог?! Царю покойному глаза закрыл. Умилу лечил, обещал на ноги поднять…

Располосовав плетью разваливавшегося на части утопленника, Огненный Змей шагнул вперед.

Левую руку жгло, словно в пламя ее по локоть засунул. Советник дернул рукав, на миг обнажив кожу: по предплечью расползалось, увеличиваясь с каждым ударом сердца, черное пятно антонова огня…

Правду сказал мертвый царь, не соврал. Воюет сейчас советник с теми, кто под руку прежнему Кощею стал… А за предательство, пусть и умершего, кара одна…

А значит, и терять уже нечего.

 

***

Спали все. Мерно похрапывали двое собакоголовых охранников подле двери в Машину светлицу. У порога терема свились в тугой комок несколько странных существ, больше всего напоминающих небольших, с собаку величиной, крылатых змеев. Задремал на пороге кухарни, выскочивший на улицу подышать свежим воздухом кучерявый коротышка… Спали все.

А значит, где–то неподалеку вновь была та самая агрессивная нудистка, которая уже несколько раз пыталась пообщаться поближе с Кощеем.

И вот тогда возникает вопрос. Если царь ушел на войну – дамочка–то эта что здесь забыла? Или мужчина не был ее целью?

Тогда что ей нужно?

Маша сунула под мышку позаимствованный из дома томик народной медицины – он тяжелый, по голове хорошо бить, – покрепче зажала в кулаке серебряную солонку – в прошлый раз ведь помогло! – и шагнула в темноту с порога, молясь про себя, чтоб на этот раз головокружений не началось.

…Молитвы услышаны не были – видно, стоило вспомнить про кого–нибудь из местных богов. Едва Машина нога коснулась земли, как перед глазами у женщины все вновь почернело, стало тяжело дышать… Орлова замерла, хватая ртом воздух, вскинула руку, пытаясь отвести с лица упавшие на глаза волосы…

Крышка солонки отскочила, покатилась по земле, мелкие крупинки посыпались градом…

И тьма пропала. Рассеялась зыбким маревом, оставив лишь ночную прохладу, пение сверчков, мерцание звезд…

Маша выровняла солонку – чтоб все не высыпалось, раз так хорошо помогает: еще эту соблазнительницу ненормальную чем–то отпугивать надо будет – и поспешила вперед.

 

***

Создание крыльев каждый раз отнимало много времени: подобрать тонкие палочки для основы, натянуть между ними бумагу, зачаровать, чтоб это творение не развалилось в воздухе… Нынешней ночью все усложнялось еще и тем, что палочек – веточек сейчас срочно не найдешь, меж деревьями не побегаешь, нужное количество не наломаешь. Приходилось пользоваться подручными средствами…

Ничего. Когда царь Ниян придет к власти, все это окупится сторицей.

Тяжко, конечно, когда только одними чарами для полетов и владеешь, но да что с этим поделаешь…

Тугарин Змеевич опустился на колени, поставил ларчик на землю – все равно все спят, мешать никто не будет… – коснулся кончиками пальцев высовывающегося из–за спины хвоста… И резко отломил его кончик. Сдавленно зашипел от боли. Хвост отрастет, куда он денется, а вот боль никак не уберешь. Можно было, конечно, настоек загодя напиться, да они голову мутят, памяти лишают. Лучше потерпеть немного. Хорошо хоть в темноте видит как днем – змеиная кровь сказывается.

Толика чар ушла на то, чтоб заставить крошечные позвонки вытянуться, удлиниться до нескольких аршинов. Теперь разломать на отдельные части, сложить меж собою в правильном порядке и можно натягивать бумагу для перепонок.

Мужчина вытащил из–за пазухи тугой свиток, пробежал его взглядом – нет, этот использовать нельзя, это послание из Пекла… Умный все–таки ход был: или зазовка Кощея соблазнит, и он царевну не полюбит, или письмо переметное в руки царю попадет. А в письме царевна из Яви все Иванушку– царевича ждет, все слезы горькие проливает, все молит о спасении да похитителя просит изничтожить. Такую разве полюбишь?

Жаль, все–таки, что не сработал план, стал царь бессмертным…

Впрочем, это уже ненадолго.

Второй лист обнаружился рядом с первым – тайком вырванная из библиотечной книги страница. Небольшая, пара косых пядей, ну да для создания бумажных крыльев больше и не нужно. Увеличить в размерах можно так же, как и основу.

Расправить обрывок пергамента, чуть прижав к земле, провести по нему ладонями, чувствуя, как он, подчиняясь чарам, тянется за пальцами, растет на глазах… Короткий щелчок пальцами – и меж костяными основами возникли бумажные перепонки.

Теперь и лететь можно.

До рассвета всего ничего осталось, а надо до первых лучей солнца к Пучай–реке успеть.

Мужчина встал, взвесил в руках ларец. Тяжелый, сейчас не унесешь, за пазуху не спрячешь. Нужно его содержимое взять да и все…

–Подскажите, пожалуйста, что вы думаете об обструкции желчных протоков, как причине появления рахита у детей? – поинтересовался из–за спины смутно знакомый Тугарину женский голос.

 

***

Глаза Маровита горели алым пламенем. Черный плащ развевавшийся за плечами напоминал обрывок тьмы, а конь его нервно приплясывал на месте, грызя удила – почти как живой. Лишь кости, проглядывавшие сквозь прорехи в шкуре, все меняли…

–Вот мы и снова встретились, – громыхнул тяжелый голос. По шелому с длинным наносником бегали серебристые искры – мощные чары защищали первого воя Нияна.

–На этот раз ненадолго, – равнодушно откликнулся Кощей.

–И то верно, – хохотнул его соперник. – Скоро уже на сторону Пекла перейдешь.

–Это мы еще посмотрим, – царь Нави пришпорил скакуна.

Изготовив длинный острый меч для удара снизу вверх, Маровит послал коня вперед и чуть в сторону – совсем немного, чтоб размахнуться сильнее. Царь Нави взял чуть левее, но вой Пекла видел – он опаздывает, не успевает, ему не уйти от удара… Всего раз рубануть и – клинок легко коснется левой щеки врага. Рассечет челюсть, скулу, уйдет вверх…

Кощей поймал взмах меча противника на щит, и сам ударил – резким, скользящим взмахом… Пламенеющий меч распорол темные доспехи Маровита – так нож входит в масло, и тот, не удержавшись в седле, покатился набок, рухнул оземь… Черный плащ накрыл неподвижное тело – и конь его в тот же миг осыпался истлевшими костями…

Правитель Навьего царства вновь пришпорил коня – войско его таяло под ударами мертвых полков, но еще была надежда все изменить…

… Отбивать сыпавшиеся на него удары,  Огненный Змей уже даже не пытался – какая разница, сколько ранения получишь? Намного важнее уничтожить как можно больше воином Пекельного царства, а уж какой ценой это выйдет – уже не столь важно.

Боль уже спустилась от плеча к ладони. Даже кончики пальцев почернели, начали сыпаться мелким крошевом.

Резкий взмах – и десяток мелких игош, крутящихся впереди, изготовившихся к прыжку осели горьким пеплом.

По зеленому кафтану, шитому алыми нитями, расползлись бурые пятна – пара мертвяков умудрилась достать, в горло пыталась вцепиться – советник даже кольчуги не надел.

Несколько мелких, не больше пса, хал, напоминающих отрастивших крылья змеев, вились рядом, но больше мешали, чем пользу приносили – трое утопленников, распухших от воды легко смели нападающих…

Удар огненного хлыста испепелил ближайшего покойника, но в следующий миг на спину советнику бросился кутысь, облапил длинными тонкими руками, пытаясь повалить… Оборотиться всполохом, испепелить нападавшего Змей не успел, рухнул на землю под тяжестью гнилого тела, а встать уже не смог – ударился виском о камень…

 

***

Вопрос был совершенно бредовым, но ничего умнее Маша придумать не смогла – спросила первое, что пришло в голову. А если к этому еще добавить разницу между «ты» и «вы» – как это воспринимали местные жители – звучало это вдвойне ужасно.

Вдобавок, тут стоило вспомнить, что когда в прошлый раз все заснули, из неспящих остались только сама Маша, Кощей и та оголтелая нудистка, что хотела его соблазнить, а раз так. то прежде чем спрашивать, стоило попросту засветить книгой по голове. Увы, но к тому моменту, как Орлова это сообразила, сидевшая на земле фигура, пытавшаяся что–то там собрать в темноте, замерла и начала медленно поворачиваться на голос.

Впрочем, кинуть книгу Маше это не помешало.

Конечно, если с размаху бить по голове, толка вышло бы больше, но для этого пришлось бы брать энциклопедию двумя руками – а у Орловой в кулаке была зажата солонка. Приходилось выкручиваться.

Незнакомец успел повернуть голову, когда в переносицу ему врезался толстый том. Мужчина охнул, прижал руку к носу, между пальцами показались темные потеки.

–Ой! – охнула Маша, разглядев, кому же так не повезло.

–Чтоб тебя приподняло и прихлопнуло! – сдавленно прошипел Тугарин, двумя пальцами зажимая переносицу.

Орлова буквально разрывалась от противоречащих желаний. Врачебная этика требовала немедленно идти помогать и спасать, а банальная логика намекала, что нормальные люди ночью по улице не шастают. Особенно, когда все патриоты на войну ушли.

И вообще – Тугарин сам медик, должен знать, как кровотечение остановить. Интересно, Маша ему нос не сломала?

Мужчина замер, запрокинув голову, затем медленно отвел ладонь от лица, вытер – точнее, размазал рукавом – потеки крови и мрачно поинтересовался:

–И какого лешего тебя сюда занесло, царевна?

По крайней мере, он Машу тоже узнал. Правда, Орлова так и не определилась радоваться этому или огорчаться.

–Воздухом вышла подышать…

Как мало надо для того, чтоб с человека пропала фальшивая, наносная вежливость – всего – навсего засветить ему по голове полной энциклопедией… Все–таки, что ни говори, а народная медицина  действительно способна вывести человека на чистую воду! Главное, правильно применить знания!

–Спать давно пора, царевна. Стемнело уже.

Голос Тугарина Змиевича звучал глухо, чуть сипловато. А кровь из носа все никак не останавливалась. Он, бедный, уже и голову запрокидывал, и ноздри зажимал – безрезультатно.

–Не спится что–то, – отрезала Маша, пытаясь разглядеть, что же лежит у ног собеседника.

А тот словно догадался о мыслях женщины. Опустил руку, поправил короб, стоящий рядом, на миг задержав пальцы на полированной поверхности. Открывать его правда не спешил.

–Шум мешает?

Тихо было, как в могиле. Только ветерок чуть вздыхал, но Маша решила поддержать игру. А там, глядишь, удастся и ларец, который Тугарину так дорог, заполучить. Не зря же он его так бережно к земле прижимает…

–Кошки громко кричали, – согласилась Орлова, осторожно сделав шаг навстречу собеседнику.

 И вот как эту шкатулку поднять? Крышку просто так не откроешь, содержимое не достанешь… А если она до краев полна – ладонями все вычерпывать?

Хотя вот Маше почему–то казалось, что она и так знает, что может находиться внутри… И женщина очень надеялась, что она ошибается…

–Кошки они такие, – насмешливо фыркнул Тугарин. Кровь только начала останавливаться. но от резкого выдоха вновь потекла. – Особенно Баюново семя. Что они только не творят… – и осторожно пододвинул к себе расположенную неподалеку странную конструкцию – кощеева невеста пока так и не разглядела, что это.

–Даже в Явь ходить умеют, – рассеянно кивнула женщина, делая еще один шаг вперед.

Интересно, а соль для лекаря тоже ядовита или это только для той дамочки было?

…Маша не успела самую малость. Оставалось сделать шага два, не больше, когда Тугарин резко, одним жестом откинул крышку ларца. Алые отблески, вырывающиеся со дна шкатулки скользнули по темным стенам домов… А через миг в руке у лекаря оказалась длинная цыганская игла, украшенная крошечным алым черепом на месте ушка.

Ошибки быть не могло.

–Положи на место! – прошипела Маша.

Яйцо, утку, зайца и прочий набор начинающего бессмертного Кощей, похоже, еще не успел сотворить.

–Попробуй заставь, царевна, – хмыкнул мужчина, легко загоняя иглу в ворот кафтана, чтоб не выронить.

Орлова кинулась к лекарю, но тот отшатнулся, как–то неловко взмахнул руками… Странная конструкция, лежавшая рядом с ним распрямилась, расправилась, вытянувшись огромными, похожими на дельтаплан крыльями, растянутыми на тонких косточках… Еще миг – и устройство словно прилипло к спине Тугарина, и тот прямо с места, не вставая, взмыл в воздух. Гигантская птица расправила белоснежные крылья на фоне звездного неба…

Тяжелая солонка прицельно догнала беглеца.

Попала аккурат в затылок.

Диковинная птица клюнула носом вперед, начала заваливаться, падать… Маша уже побежала вслед за ним… Но Тугарин умудрился выровняться и взмыть в небеса…

–Чтоб тебе… проктолог зубы удалял! – только и смогла выдохнуть кощеева невеста.

Она буквально нутром чуяла, что случилось непоправимое…

 

***

Навье войско таяло на глазах. Полк левой руки еще держался, но центральный и полк правой были уже разбиты… Не удастся выстоять до рассвета – и случится непоправимое: Ниян войдет в Навь…

Костяная стрела нашла Кощея, когда он меньше всего ждал. Вонзилась под левым глазом и ушла в голову едва не насквозь, выбив мужчину из седла.

Царь рухнул на землю…

Где–то вверху мелькнул тяжелый, потраченный ржавчиной молот, изготовившийся опуститься на голову… Пронзительный свист отшвырнул мертвяка в сторону, снес его к самой реке.

Соловей Одихмантьевич порывисто шагнул к Кощею:

–Жив, мой царь?

Мужчина мотнул тяжелой головой, встал, опираясь на протянутую руку…

Боли не было. Даже кровь не сочилась из раны. Лишь противно торчало под глазом оперенье, заслоняя обзор, мешая смотреть.

Зря, конечно, шлем не надел… Глядишь, помогло бы.

Вороной конь, сбросивший всадника умчался – не догонишь, не поймаешь…

Кощей осторожно нащупал пальцами стрелу – и не выдернешь ведь ее: наконечник внутри останется. Из трупа хотя бы вырезать можно, а сейчас… И некогда даже…

Рана – не страшна. Удастся выстоять – и все само пройдет. Отцу при жизни голову пару раз рубили, и ничего, даже шрама не осталось.

От костяного моста шагнула долговязая фигура в темном саване, равнодушно перешагнув неподвижно лежавшее тело в зеленом кафтане, шитом алыми нитями. Соловей свистнул: громко, пронзительно… Но умрун лишь вскинул руку, и свист заглох в горле у мужчины.

–Не тебе со мной тягаться, ловчий, – прокаркал знакомый голос.

В руках покойника блеснул длинный меч, так напоминающий оружие самого Кощея…

Повелитель Навьего царства шагнул навстречу…

Рванувшись вперед, Кощей, казалось, почти достал пламенеющим клинком противника. Но тот мягко скользнул в сторону, меч мелькнул в опасной близости от царя. Отбитое железо плеснуло вверх…

Еще миг – и раздался звонкий вскрик железа, что–то свистнуло – горестно и протяжно. Меч умруна замер в вершке от горла правителя Навьего царства: в правой руке Кощея осталась одна рукоять. Перешибленный отбивом меча созданный Триглавом клинок сломался и отлетел, едва не поразив судорожно кашлявшего и хватающего ртом воздух ловчего…

Умрун резким коротким движением отбросил капюшон с головы:

–А вот теперь и поговорить можно, сынок, – растянул истлевшие губы в усмешке мертвый царь.

 

***

 

Маша медленно добрела до своей комнаты, покосилась на сидевших на полу охранников, ошарашенно мотающих головами и пытающимися сообразить, что же здесь произошло, зашла в горницу и опустилась на лавку.

–Ох, голова моя, головушка, – жалобно проскулил Васенька. – Болит–то как…

Орлова уронила на пол подобранный на улице томик – солонку найти так и не удалось, да женщина особо и не искала – и выдохнула:

–Пройдет.

Стоило, конечно, обеспокоиться, проверить, не ударился ли он головой, когда внезапно уснул и упал, но сейчас у Орловой крутилась лишь одна мысль: кощееву иглу украли. И тут можно, конечно, рассуждать, что Маша ни в кого не влюблена, что ей совершенно безразлично, что там с этим женихом будет…

Так в том–то и дело, что не безразлично! Внутри все дрожало, словно кофе с перцем напилась. Казалось, каждый нерв, каждая жилочка вибрировала. В солнечном сплетении застыл горячий комок…

Что же будет… Ой, что же будет…

Тугарин Змеевич иглу ведь не затем украл, чтоб на нее просто полюбоваться. А если к этому прибавить, что сам Кощей на войну ушел…

Как же все плохо, а…

 

***

 

Торчащая из щеки стрела мешала Кощею даже голову слегка повернуть – древко цеплялось за воздух, наконечник царапал где–то внутри черепа – не больно, но не приятно.

Умрун дернул истлевшим уголком рта, бросил быстрый взгляд в сторону и буркнул:

–Хватит, пожалуй…

Правитель Навьего царства и слова не успел сказать – он и не понял–то, о чем речь идет, когда мертвый царь вскинул левую руку… Лежавшие на земле тела павших навских воев зашевелились. Вот – зябко подернул плечами павший полкан, вот – подняла голову погибшая алконост, вот – волхв с вырванной глоткой сел, повел пустыми глазами… А в следующий миг все они вновь рухнули на землю – от неподвижных тел потянулся сизый туман, сплетающийся в подобную недавно стоявшей над Пучай – рекой серую стену, отделившую собеседников от остального войска кругом, наполовину утонувшим в водах, …

Тишина упала пушистым одеялом. Крики, звон мечей, свист стрел – как отрезало. Лишь тихий шелест волн Пучай–реки остался.

–Повелитель Нави властен не только над жизнью, но и над смертью поданных – на том преграда меж мирами живых и мертвых и стоит. Стояла, вернее, пока один дурак ее не сломал, – хохотнул умрун. – Ну да коли никто из войска Ниянова али Навьего сюда не пройдет, мы как раз потолковать сможем… – Он медленно опустил меч…

А в следующий миг шагнул вперед и – резко, внезапно, – ударил ладонью по хвостовику стрелы, торчавшей из щеки Кощея.

На шее царя, под волосами, проявился бугорок, проклюнулся острым жалом.

–Ломай и вытаскивай, – коротко приказал мертвый царь.

Костяное древко сухо щелкнуло под пальцами. Обломки упали на землю – на щеке рана осталась: сухая, бескровная.

Стоявший рядом Соловей наконец отдышался, медленно начал поднимать руки к голове…

–Не надо, – резко обронил Кощей. – Не сейчас.

Ловчий покорно опустил ладони.

Умрун коротко хохотнул:

–Хорошо я тебя воспитал, правильно. Настоящим царем мог бы стать.

–Мог?

От улыбки по щеке мертвеца побежали мелкие трещинки лопающейся кожи:

–Войско царя Нияна сильнее. Пусть до рассвета всего ничего осталось, да только навьи полки скоро падут. Как победим всех, так Пекло уже к завтрашней ночи всю Навь под руку возьмет. А коли так – тебе проще сдаться, по собственной воле Пекленецу в услужение пойти

–Ты меня учил совсем другому, – обронил сын. – Говорил, сражаться надо до последнего.

–Думаешь, последнее еще не наступило? Ты умрешь раньше, чем появится первый луч солнца. Стены меж мирами больше нет, поставить новую будет некому – а раз так, сразу пойдешь в услужение Пекленцу… Раньше для этого надо было настоя напиться – сейчас и этого не требуется.

–Умру? Я бессмертен. Так же, как когда–то был ты.

–К сожалению, – ровно согласился мертвец. – А я едь тебя предупреждал, не верь советнику. Послушался бы,  не было б так больно после его предательства, не хотелось бы душу спрятать.

–Я бессмертен! – упрямо повторил Кощей, будто это что–то меняло.

Страха не было. Злости не было.

Не было ничего.

Как и мысли – что делать.

Как ни ударь, какими чарами не воспользуйся – отец сам обучал, знает все воинские секреты, распознает любой обман…

–Это ненадолго, – коротко хохотнул мертвец.

С неба упала огромная птица. Сбросила на землю бумажные крылья, осевшие невнятной грудой, выпрямилась – и к стоявшим у берега Пучай–реки шагнул Тугарин Змеевич. Походя пнул носком сапога неподвижно лежавшее у самой кромки воды тело в зеленом кафтане. Кощею просто кивнул:

–Мой царь.

Умруну в пояс поклонился:

–Мой царь.

–Вот с–с–стервь! – прошипел Соловей Одихмантьевич, зло сцепив зубы.

Умрун бросил на него насмешливый взгляд и повернулся к лекарю:

–Принес?

Вместо ответа прилетевший достал из–за пазухи тугой свиток, перекинул его мертвецу. Покойный царь поймал пергамент в воздухе, как муху, не глядя бросил его за спину. До земли тот не долетел: осыпался искрами, и на месте его встала молодая женщина, единственным одеянием которой были лишь длинные золотые волосы…

–Третий раз повторять не буду, лекарь, – ровно сообщил умрун. – Принес?

Тугарин усмехнулся, оттянул ворот терлика – на шее проявлялись и исчезали крошечные чешуйки – и медленно вытянул из него длинную иглу с навершием – черепом…

 

***

Он очнулся от удара. Казалось, сильнее боли, чем та, что жила в нем последний час – и быть не могло, а значит, короткий пинок под ребра и не мог то ничего решить, но, странное дело – именно это заставило его открыть глаза.

Болело все. Было трудно дышать. Кожу пекло огнем. В груди словно пульсирующая рана открылась. Сил удерживать личину уже не было и, судя по всему, разложение переползло уже и на правую половину головы. Огненный змей медленно перевел взгляд на руку: почерневшие ногти отслоились, выгнили.

Шум и голоса доносились откуда–то издали, приглушенно, как через перину.

Мужчина повел глазами, пытаясь разглядеть, что творится – сил на то, чтоб встать просто не было.

–…Принес?

Умрун.

Перед ним, левее, спиной к Огненному Змею – Тугарин: его и в полутьме узнать можно.

Советник скользнул взглядом дальше, разглядел, что впереди царь с ловчим стоят… А меж умруном и повелителем Нави, чуть сбоку, в стороне – Умила…

Такая же, как вчера. Нагая. С пустым безжизненным взглядом черных глаз…

Лекарь потянулся к воротнику, вскинул руку над головой – и в пальцах блеснула тонкая игла:

–Принес, конечно. Уговор прежний? Мне – полцарства?

–Падаль! – прошипел Соловей, не отводя ненавидящего взгляда от предателя.

–Царь Ниян верен своему слову, – усмехнулся умрун. – Получищь все, что обещано…

Игла сверкнула в воздухе, упала на ладонь мертвецу…

Огненный Змей медленно сел, с трудом опираясь на руки.

Покойный царь бросил короткий взгляд поверх плеча Тугарина:

–Никак жив, советник? Ничего, это тоже ненадолго…

Змей шумно втянул воздух через зубы.

Даже если тебя съел Злодий, есть хотя бы два выхода.

А еще можно поперек горла стать.

–Умила…

Зазовка даже не пошевелилась.

–Милка… – окликнул он ее. Назвал так, как не называл долгих пять лет. Позвал, уже ни на что не надеясь. Но она вдруг вздрогнула, повела головой… Тьма в огромных глазах таяла, окрашивая радужку в привычный карий цвет. – Я люблю тебя, Милка…

И рванулся вперед всполохом, кашляющим искрами, чадящим черным дымом…

Огненный вихрь промчался мимо лекаря, чудом его не задев – тот в последний миг успел дернуться в сторону – пронзил умруна, уже на излете коснулся замершей зазовки… Мертвецы вспыхнули огромными факелами…

А на землю рухнуло почерневшее, иссохшееся тело в зеленом кафтане…

 

***

 

 Перед самым рассветом – небо только–только начало задумываться, стоит ли ему розоветь – Маша заснула – иначе увиденное и не объяснить. Васенька куда–то в очередной раз задевался, в дальнем темном углу осыпались серебристые искры и из полумрака выступили двое: высокая женщина в странном двурогом головном уборе и белоснежном платье, шитом алыми узорами, а следом за ней – девочка лет десяти, которую Маша уже когда–то где–то видела, но где и когда, вспомнить не смогла.

Женщина подошла к Маше, положила на подоконник веретено с намотанной на него серебристой нитью и тихо, чуть слышно произнесла:

–О чем ты хочешь попросить?

Орлова вскинула удивленные глаза на странную гостью. Маша понятия не имела, кто перед ней, но слова вдруг сами прыгнули на язык:

–Пусть он вернется живым…

Наяву она бы это и не сказала – но сейчас ведь все снилось…

Гостья поморщилась:

–Кощей? Он и так бессмертен…

–У него глаза неживые…

Незнакомка удивленно заломила бровь:

–То есть ты хочешь, что он снова стал смертным?

–Нет! – охнула Маша. – Тут война постоянно! Просто… Он еще вчера был другим. Живым. А сейчас глаза, как у лягушки.

Гостья вздохнула:

–Ну что ж, можно и это исправить… Да только тот, кто знал, как – умер уже… Или, – взгляд ее вдруг скользнул поверх головы Маши, замер, словно она высматривала что–то там, вдали… – еще нет? Долги все оплачены, кровью смыты… Будь по–твоему…

 И, повернувшись, она пошла прочь, растаяв в полумраке. Девочка шагнула, было за ней, но вдруг остановилась, оглянулась:

–Почему ты попросила у Макоши именно это? Ты ведь могла пожелать, что угодно!

Орлова вдруг поняла, где она видела ее: в храме! Это она вышла из–за занавеса!

–Например?

Девочка пожала плечами:

–Счастья. Удачи во всех делах. Ивана – царевича в мужья, наконец!

–Зачем мне ваш царевич? – досадливо откликнулась Маша. – Я уже себе дурака нашла!

Девочка хихикнула, отступила на шаг и растаяла в воздухе…

…Орлова вздрогнула, мотнула головой. Приснится же такое!

Женщина обвела взглядом комнату и охнула: на подоконнике лежало веретено с намотанной на него серебристой нитью… Через мгновение оно подернулось легким туманом и истаяло в воздухе.

 

***

 

И умрун, и зазовка сгорели почти мгновенно. Только стояли здесь – а уже через миг разлетелись пеплом, оседающим на губах горьким ядом.

Еще один удар сердца – и стена, поставленная покойным царем, рухнула, истаяла подобно той, что стояла раньше над Пучаем. Звон мечей и крики сражающихся ударили по ушам протяжным набатом.

Побледневший Тугарин отступил на шаг…

Кощей дернул уголком рта, склонился, поднимая с земли выпавшую из руки отца иглу. Вогнал ее в ворот ферязи – так же, как до этого и сам лекарь, а вслед за этим – взял с земли меч. Созданный Триглавом сломан, а значит, сотворенный Нияном будет не хуже.

Тугарин словно только этого и ждал: рванулся в сторону, коротко взмахнул рукою – бумажные крылья прилипли к спине, как влитые – и взмыл в воздух, уходя, пытаясь скрыться.

–Сними его, Соловей Одихмантьевич, – резко приказал царь.

Ловчий послушно сложил пальцы колечком, вскинул руки ко рту. Оглушительный свист догнал взлетевшего: вихрь ударил в спину, ломая крылья – огромная птица закувыркалась в воздухе, пытаясь выровняться и, не совладав с ветром, упала где–то за горизонтом.

–Закончим, напомни приказать о гонении следа, – сухо обронил Кощей и, не дожидаясь ответа, шагнул прочь от реки: еще оставались дела.

Из–за горизонта показались первые лучи солнца…

Победи пекельное войско в нынешней битве, уничтожь навьи полки – и уже назавтра мертвецы могли бы и днем по Нави ходить, но сейчас, после гибели их предводителя, солнечные лучи оставались опасными для посланников Нияна. Игоши и потерчата, кутыси и вишальники падали на землю, осыпались грудами костей…

Навь была спасена. Но какой ценой… Сколько дивьих людей пало в этой битве?..

И падет еще больше, если не будет стены между Навью и Пеклом…

…Соловей Одихмантьевич шагнул, было за царем, но вдруг остановился, оглянулся. Занимавшийся рассвет гнал мертвяков обратно в Пекло, а на земле остался лежать покойник в зеленом кафтане…

Ловчий шагнул к неподвижному телу:

–Жил псом, помер человеком, – чуть слышно обронил Соловей. Собирался уже прочь идти и вдруг замер, присмотрелся… Поблазнилось или нет?

Мужчина склонился над Огненным Змеем, перевернул тело на спину. Советник не шевелился, но Соловей рванул ворот кафтана, бросил короткий взгляд на шерстяной жгут грибатки, удавкой стянувший горло, оттянул потемневшую от крови рубаху – хорошо Змею досталось – и замер: на черной, словно истлевшей груди проявились мелкие, постепенно увеличивающиеся в размере точки розовой молодой кожи – словно краской кто окропил.

–Нешто жив, собака! – удивленно охнул ловчий. Подпер Змея под спину, помогая сесть. Тот медленно повел головой – было слышно, как хрустнули позвонки – и прохрипел:

–Ты?..

Соловей вздохнул и, буркнув:

–Расскажешь кому, что я тебя вытащил, голову оторву, понял? – закинул руку Огненного Змея себе на плечо, помогая встать…

 …Царь проводил взглядом две фигуры, медленно ковыляющие прочь с пустеющего поля боя.

Мало, очень мало осталось в живых. Полк правой руки и головной – полег почти полностью. Полк левой – растаял наполовину…

Не будет стены меж Пеклом и Навью – уже завтра все повторится, и лишь Доле и Недоле ведомо, устоят ли миры, совладает ли войско с ворогом.

Но стену можно поставить. Вольно ли невольно, но отец сказал, как это сделать. И даже показал.

Повелитель Нави властен не только над жизнью, но и над смертью поданных. Погибшие и умершие могут, как и жители Яви – к Нияну на вечное послушание пойти – повелителя мертвых разве ослушаешься. А стало быть, коли зла на душе мало – и в Ирий, к светлым богам направиться сумеют. А могут, по приказу царя, вечно стену меж мирами держать… И с каждым годом стена все крепче будет – новые умершие на вечную службу придут.

И не будет им помилования, не будет им продыху, коли царь так прикажет. Зло на себя такое возьмет…

Кощей вскинул руку.

Потянулись серые дымные струйки от павших в битве, сплелись в туман, от которого и восходящее солнце, казалось, померкло. Шелестнул в вытоптанной траве отчаянный горький вздох, и слышалось в нем людское многолосье… Проклятья и слезы, мольбы о пощаде и плачи, покаянные молитвы всем богам…

Протянулась черная стена над Пучай – рекой. Полыхнула алым пламенем – и вновь словно взгляд сотен глаз по коже продрал – и исчезла, став невидимой…

Царь отвернулся от реки и, бросив через плечо последний взгляд на серые волны, пошел прочь.

 

***

 Войско вернулось в столицу к полудню. Орлова, честно говоря, ожидала, что победа будет отпразднована как–то ярко, громко, будет играть торжественная музыка, везде будут цветы, флаги, но то ли здесь, в Нави, битвы с Пеклом были чем–то обыденным, то ли победа досталась слишком дорогой ценой… Как бы то ни было, сперва Маша увидела в окно, как в небе промелькнули летучие корабли, а затем, примерно через полчаса, в горницу к кощеевой невесте шагнул мужчина в белоснежном кафтане:

–Здравия, царевна, – низко поклонился он. – Царь желает видеть тебя.

У Маши и от сердца отлегло. Сон ночью ей привиделся, или нет, но если сейчас ее зовет с собой не какой–то полуразложившийся мертвяк, значит все в порядке, значит Тугарин не успел сломать иглу…

…Разговор состоялся в царском кабинете – как назывался его местный аналог, Маша понятия не имела. То, что невесту не повели в тронный зал – если он, конечно тут есть, – с одной стороны, радовало: разговор будет не особо публичный и пафосный, с другой – настораживало: это же царь, пусть даже и сказочный – у него на каждый чих должно быть все распланировано!

Как бы то ни было – охранники сами в эту комнату заходить не стали: двери открыли, пропуская Машу, а сами остались снаружи. Как и встретивший Машу у входа и оставшийся в коридоре советник: свежий, бодрый. Небось всю ночь в тылу прятался, – неприязненно подумала Маша.

Кощей сидел в резном кресле с высокой неудобной спинкой и подлокотниками, вырезанными в виде оскалившихся львов.

Царь, в отличие от Змея, осунулся, побледнел, под глазами залегли тени, а на щеке виднелась свежая, еще не зарубцевавшаяся рана… Орлова охнула, разглядев ее, порывисто шагнула к жениху и, перехватив подбородок мужчины, повернула его голову к свету:

–Хоть как–то обработали? Промыли, подорожник приложили?

Не дай бог ведь нагноение пойдет! Он же без глаза останется! И опять же. Не ясно, насколько глубокая рана. А если там прободение?

В любом ведь случае – зашивать ведь надо! А у Маши ведь даже банального кетгута нет!

Кощей перехватил тонкое запястье, отвел женскую руку от своего лица:

–Не беспокойся, царевна. Заживет, как на собаке. Даже шрама не будет, – а глаза у самого – мертвые, рыбьи.

Маша отступила на шаг. Сон все–таки это был. Да и вообще – мало ли что померещиться может от нервов?

А вот про лекаря сказать стоит. Не дай бог он здесь единственный медик…

–Тугарин иглу украл. Я его остановить пыталась, но…

Договорить она не успела: мужчина чуть склонил голову набок и медленно вытащил из ворота длинную иглу, украшенную сверху крошечным черепом красного цвета – лишь на макушке крошечное розовое пятнышко было, словно каплю краски кто–то уронил.

Не отводя ровного взгляда от потрясенного Машиного лица, царь, не глядя, подхватил со стола шкатулку, на которую женщина раньше и внимания–то не обращала, откинул крышку, уронил иглу на дно – и вернул ларец на прежнее место:

–Ты что–то еще сказать хотела, царевна?

–Н–нет…

–Тогда я спрошу, – медленно кивнул он. – Ты пойдешь за меня?

Маша просто окаменела.

Орловой вдруг показалось, что она находится в каком–то дурацком фильме, что все это происходит не с ней, не по правде…

И сказать «да» она сейчас просто не могла. По крайней мере – не этому человеку, смотрящему на нее, как патологоанатом на расчлененный труп в прозекторской: то есть, абсолютно безразлично.

Женщина сглотнула комок, застрявший в горле и тихо выдохнула:

–Нет... По крайней мере, не сейчас…

И уже потом вспомнила и про царевну – лягушку, и про предупреждение Ягицы Кощеевны…

Правитель Навьего царства долго молчал, а затем медленно кивнул, по–прежнему не отводя взгляда от Маши:

–Ты пыталась остановить Тугарина. Поэтому я тебя помилую…

Орлова даже удивиться не успела: помилует? А что она такого сделала? Какое преступление совершила? За что миловать? Или он все еще о вчерашнем? – когда царь продолжил:

–Лягушкой ты не будешь. Возвращайся домой. Живи прежней жизнью, царевна…

И, прежде, чем Маша успела хоть слово сказать, царь взмахнул рукою… И Маша, когда проморгалась, поняла, что она стоит на лестничной клетке перед дверью в собственную квартиру…

–Твою гиперурикемию![2] – только и смогла выдохнуть Орлова…

 

***

 

Огненный Змей долго ждал, покуда разговор царя с невестой закончится. Так и не дождался, решился, толкнул дверь в приемную – и замер, разглядев, что в комнате один царь.

Кощей медленно повернул голову к нахалу, посмевшему потревожить его, и леший его знает, чем все это могло закончиться, когда и так все понявший советник шагнул вперед, склонился в низком поклоне:

 –Дозволь слово молвить, мой царь?

Правитель Навьего царства медленно кивнул, не отводя холодного взгляда от вошедшего. Мужчина обогнул стол, остановился перед царем… И выпалил, словно в воду ледяную шагнул:

–Не было ничего, мой царь. Пылинка мне в глаз попала.

Кощей в первый миг и не понял, о чем речь идет. А когда понял, медленно прищурился – но вновь не проронил ни слова.

–Не было ничего, мой царь, – упрямо повторил Огненный Змей. – Пожалела меня просто царевна, помочь захотела.

Царь долго молчал, а затем пожал плечами:

–И что говорить теперь об этом? Былого не исправить.

Советник мягко улыбнулся:

–Я бы не сказал, мой царь… Исправить можно все и всегда…

И прежде, чем Кощей успел хоть слово в ответ сказать, Огненный Змей мягко скользнул вперед. Ладонь как бы невзначай задела шкатулку, стоявшую на столе… А уже в следующий миг в пальцах у мужчины блеснула длинная цыганская игла. Царь вздрогнул, начал вставать, но острие иголки уже вошло ему в грудь… Прошло меж ребер, вонзилось в сердце…

Было больно.

Было по–настоящему больно.

На Кощея вновь обрушилась та тоска, что терзала его душу последнее время, всколыхнулся старый гнев… Щеку резануло острое колотье, прошило всю голову, отозвалось в шее…

А советник отступил на шаг, склонился в низком поклоне:

–Все можно исправить, мой царь.

Правитель Навьего царства замер, не сводя потрясенного взгляда со Змея, а тот с трудом выпрямился – на лице проступили бледные пятна – и выдавил улыбку:

–Загони иглу глубже, мой царь, она вместе с навершием под кожу войдет.  Только знай, на черное дело  камень светлеет… Как выцветет, костлявая придет. Рядом идти будет, в глаза заглядывать.

–А ты никак ее видел? – хмыкнул царь.

–Саму – нет. А на Морену полюбовался. Поцеловать хотел. Не согласилась. Пощечину дала. Да что обо мне говорить, мой царь. Другое важно –  лет через восемьдесят, как царевне срок подойдет, иглу и вынешь – чтоб от горя волком на луну не взвыть…

–Царевна, – горько усмехнулся царь. – Где она та царевна…

–Дома? – улыбнулся Огненный Змей. – И коль так, что мешает ее вновь сюда привести? Вновь замуж позвать?

–Я трижды звал, советник! – рявкнул Кощей. – И последний раз она отказала! Ты сам говорил…

–Да мало ли, что я говорил, мой царь, – ухмыльнулся его собеседник. – Трижды спросить – это чтоб не меньше было! А можно и семь раз. И девять. И трижды семь. И трижды девять… Да и вовсе пока тебе не надоест...

–Но…

–Она ответила трижды, мой царь. Она теперь принадлежит обоим мирам – и Яви, и Нави. А значит, может находиться и здесь, и там. И ночью ей теперь не боязно выходить будет – зла не случится...

Кощей долго не отводил потрясенного взгляда от советника, а затем спросил, тихо и как–то по–детски:

–Правда?

Змей сжал губы, пряча улыбку, и вновь поклонился царю. Когда он выпрямился – трон был пуст…

 

 

***

 

Одинокую фигуру, с трудом доковылявшую к корням Мирового древа приставник заметил не сразу. Сперва думал, что заплутал кто, но путник шагнул в тень, отбрасываемую переплетением темных веток, и замер, словно ожидая чего–то, не пытаясь присесть, отдохнуть…

Вызывать золотую цепь Баюн не стал – чай, не царь прибыл, много чести будет. Мягко спрыгнул на землю, шагнул к незванному гостю, поднял на него золотые глаза и удивленно мяукнул:

–Лекарь?! А тебя каким ветром сюда занесло?

–Дело есть, приставник, – криво усмехнулся седовласый.

Одежда его была перепачкана в пыли, на лице запеклись потеки крови.

–Дело? Уж не к Хранителю ли ты пришел? – любопытство всегда было слабостью Баюна.

–Нет, приставник, к тебе! – оскалил острые зубы Тугарин – и вытащил из–за пазухи слабо попискивающего котенка. – Веди в Явь, приставник. Иначе голову твоему отродью откручу!

Кот выгнулся дугой, зашипел:

–Да ты понимаешь, что ты творишь, лекарь?! Отпусти ребенка!

–В Явь отведешь, выпущу. Здесь мне все равно жизни нет.

–Надеешься, там будет?! Там кошек много, каждая тебе дорогу перебежать сможет.

–Это мы еще посмотрим, приставник. Это мы еще посмотрим!

 

***

Огненный Змей медленно вышел из царских хором, спустился по лестнице, присел на последнюю ступеньку, опершись спиною о балясину. Он понятия не имел, что делать, как дальше жить…

Сдернув с пояса калиту, мужчина высыпал на ладонь ее содержимое. Бездумно ковырнул пальцем свои находки. Несколько жемчужин, височные кольца, сережки, перстень…

–Что головушку повесил, советник? – прокаркал знакомый голос. – Али случилось что?

Огненный Змей вскинул глаза: перед ним стояла, опираясь на клюку, Ягица Кощеевна.

–Показалось тебе, Ягица Кощеевна, – буркнул он, потянувшись за кошельком. Негоже при царской родственнице глупостями всякими заниматься. – А тебя каким ветром сюда занесло?

Но старая ведьма оказалась проворнее. Наклонившись, она одним махом сгребла с ладони советника все его находки:

–Ну–ка дай–ка… Мне они нужнее будут! – и не дожидаясь ответа, высыпала все себе за пазуху. – Внука вот решила проведать. Да вижу, нет его здесь сейчас. А это держи! – старуха что–то кинула прямо в лицо Змею, тот заслонился рукою и на колени ему упал тяжелый перстень. Тот самый, что от Нияна получил.– Семейные реликвии, отцом в руки тебе переданные, негоже в домовинах хоронить!

–Я… – начал было мужчина, но Ягица Кощеевна вновь перебила его:

–Что «ты»? Что – «ты»? Сидишь тут как бирюк, волком только что не воешь.

–А что мне еще остается?! – огрызнулся Змей. – Повеситься, разве что?

Старуха заломила бровь:

–А договор кто исполнять будет?

У него уже даже не было сил на то, чтоб удивляться.

–Пусть ведогонь исполняет! Он прекрасно справится!

Ведьма мелко захихикала, затрясла головой:

–А царевой невесте улыбаться кто заместо твоего рода будет? Ты еще сыновей Соловья на это пристрой.

–А мне какое дело? – буркнул он. – У меня наследников нет.  И уже не будет.

–Ой, не зарекайся, советник…

–Да кому я нужен, такой урод?!  Мне триста двенадцать лет, хорошо, если пару столетий еще протяну, – прошипел он, коротким взмахом убирая колдовскую личину – левая половина лица застыла бурой маской.

– Да разве это возраст рассмеялась Ягица Кощеевна. –  Ко мне костлявая вон, уже больше семидесяти веков не приходит, видать дорогу ко мне забыла. Да и не за лицо любят, советник, – рассмеялась Ягица. – Так что посмотри сам вокруг, авось какую девку и обнаружишь, а раны старые они ведь и заживают со временем, исцеляются – пусть бы даже трижды тебя Морена поцеловала…

И, не дожидаясь ответа, она направилась прочь, бросив через плечо:

–А грибатку сожги. Невеста хоть и плела, да негоже все по покойникам убиваться, тревожить их лишний раз!

Советник проводил ее тяжелым взглядом. Дождался пока старуха скроется за углом, подцепил пальцами скрытый под одеждой шерстяной жгут, украшенный вывязанными розетками – не знаешь, и не догадаешься, что он есть – и сжал его в кулаке.

Цветные нити осыпались пеплом…

***

 

Следующие полчаса показались Маше каким–то наваждением. Все запомнилось как в каком–то тумане: отчужденно  и бессмысленно. Орлова автоматически потопталась перед дверью в квартиру, как–то отвлеченно вспомнила, что ключи остались в сумке, а сумка была в прошлый раз брошена дома. Постучалась в дверь соседке.  Как–то отбрехалась по поводу старинного сарафана. Позвонила от нее, вызвала мастера, чтоб вскрыл дверь, поблагодарила соседку за помощь – и все это на полном автомате.

Расплатилась.  Переступила порог квартиры. Позвонила маме по скайпу – «Привет. Да, у меня все в порядке. Да, ничего не случилось. Как папа? Что там интересного у него в военной части? Все по–старому? Хорошо, завтра позвоню». Отключила компьютер. Прошла на кухню. Села за стол…

И лишь после этого позволила себе разреветься в полный голос.

Маркиз запрыгнул на стол:

–Ну, и что ты плачешь?

–Хочу и плачу! – шмыгнула носом женщина.

–А конкретней? Влюбилась никак? В нашего царя – батюшку?

–Ни в кого я не влюбилась! – огрызнулась Маша. – Любви не существует! Это психическое заболевание!

Кажется, она уже это говорила. Правда, не Маркизу, но что это меняло?

–А почему плачешь? – кот обвил лапы хвостом.

–А потому! – Орлова вытерла слезы рукавом. – Он теперь Бессмертный! – можно и не объяснять, о ком речь. –  Вот пойдет себе через сто лет царевну искать! Мы как раз Марс к этому времени освоим! Найдет себе зеленую марсианскую царевну с щупальцами! А я тут так и буду не при чем!!!

Во входную дверь постучали.

–Кого там принесло?! – хлюпнула носом Маша.

–Соседка за солью пришла? – невинно предположил Маркиз.

–Иди открой и скажи, что соли нет, – буркнула женщина.

Как Викторина Христофоровна отреагирует на кота, открывающего дверь, Маша даже не подумала.

–Я не могу, – сладко зевнул ее собеседник. – У меня лапки.

Орлова одарила зверя злым взглядом, но все–таки сама пошла. Распахнула дверь… И замерла, увидев на пороге Кощея.

–Здрасте…

Он долго молчал, не отводя от нее взгляда… Облизал пересохшие губы и выдохнул:

–Пойдешь за меня… Марья? – запнулся и едва слышно поправился: – Мария.

И глаза у Кощея были живые, настоящие…

–Ага! – выдохнула Маша и повисла у него на шее.