ООО «Союз писателей России»

Ростовское региональное отделение
Донская областная писательская организация (основана в 1923 г.)

Людмила Хлыстова. Мост над пропастью

20:24:58 07/02/2019

                                 Мост над пропастью

 

За ночь пейзаж за окном поменялся. Часто встречающиеся небольшие деревушки Приазовья сменились тенистыми перелесками, взгорьями, изрезанными оврагами. Временами состав грохотал по устрашающему сооружению — мосту, с высокими массивными фермами. Мосты казались Виктории венцом инженерной мысли. Далеко внизу бурлила  какая-нибудь непригодная для купания речка с заросшими кустарником берегами. Эта внезапная пропасть с тёмным бурлящим потоком магнетически притягивала взгляд молодой женщины, заставляя тоскливо и опасливо сжиматься сердце, будто испытывая нервы.

Нервы Виктории  ни к чёрту не годились, особенно в последнее время. На работе обстановка — хуже, чем в коммуналке; её злила болтливость соседки по столу, бесило самодурство начальства, частые телефонные звонки доводили до отупения.

Дома не давала расслабиться чрезмерная активность трёхлетней Соньки, на которой она всё чаще срывала зло за всё на свете: за горькую жизнь, за отсутствие денег, за одиночество, за то, что Сонькин отец ушёл к другой и не даёт на дочку денег. Видно мать как-то определила, что она «на волоске» от срыва, купила ей путёвку в санаторий и отправила одну; настояла, чтобы внучка осталась с ней.

На откидном столике билась в плену бутылки вода. Испуганные пузырьки воздуха свидетельствовали о нервозности её, желании выплеснуться на свободу. Виктория усмехнулась странно пришедшему на ум образу, поднялась и вышла из купе. По проходу носили горячую пряную еду из вагона-ресторана. Открылась дверь соседнего купе, и высокий парень в бриджах зазвал официанта к себе. Виктория невольно успела заметить короткую бородку,  спадающие на лоб тёмные волосы и рельефные плечи молодого человека. Острый запах пищи навеял мысль, что и ей не помешал бы горячий завтрак. Через незакрытую дверь она видела, как расплатился клиент с работником ресторана, и спросила, заглянув:

— А что у вас в меню?

— Возьмите чахохбили! Рекомендую! — опередил официанта бородач. У него были весёлые глаза и идеально белые зубы. Виктории не понравилась его бесцеремонность.

— Такое не ем, — сказала она, взяла люля-кебаб и ушла к себе в купе.

С некоторых пор она «заболела» скепсисом по отношению к мужчинам. «Узурпировали право во всём повелевать, — судила она о них. — Считают себя высшим образцом человеческой породы, всё остальное — шлак. Даже юмор у них снисходительный, уничижающий».

Соус люля-кебаб был огненным, а фарш внутри показался сыроватым.

«Надо было взять блюдо из птицы», — с досадой подумала Виктория, стараясь минералкой заглушить пожар во рту.

Вытряхнула остатки еды в пакет. Мусорный бак  в конце вагона. Только вышла из купе — наткнулась на бородатого. Тот, в полосатой майке,  смотрел в окно, опершись на поручни, как непреодолимый шлагбаум.

— Можно? — вынуждена была  окликнуть его  Вита.

— О! Пожалуйста! — Он вжался спиной в поручни. — Как люля-кебаб?

— Превосходно!

Бородатый дождался, когда Виктория будет возвращаться, и доверительно пожаловался, как уже знакомой:

— Сосед по купе оглушительно храпит. Свыкнуться невозможно…

Она усмехнулась, поведя плечом, и прошла мимо. Приятный у него, однако, парфюм… Шумная семейка её попутчиков освободила купе рано утром, и пока никого не подсадили. Но приглашать назойливого парня не было желания. Ехать оставалось часов пять. Переживёт…

Вита мужа любила. Вышла замуж в восемнадцать, глупая, неопытная. Смотрела на Игоря, как на божество. Знала, что не одну её свёл с ума красивый Гошка. Но не смутилась этим, не побоялась. Верила, что и он любит. Смеялась над его клятвами, а у самой голова кружилась от счастья.

Через девять месяцев родилась София.

Пелёнки, памперсы, кормёжки.

Груди распёрло, соски потрескались. Свекровь попрекает, Гошка где-то с друзьями дочку «обмывает»… Прошло, перемололось. «Гостинку» купили, отдельно от его матери. Сонька подрастала. Жизнь наматывалась на шею, как разноцветный шарф: туго, тесно, но иначе нельзя, надо было крутиться, выживать. Так устраивались все. Гошка днём работал в охранном предприятии, по вечерам пел в кафешке под гитару.

Гитара… Её немалая вина в том, что в семнадцать лет Вита так бесповоротно влюбилась в Игоря. Он только вернулся из армии, стройный, спортивный, в форме — безумно красивый! Пришёл к ним в школу, где прежде учился, поговорил с учителями, «перетёр» с пацанами из их десятого, подмигнул ей, глазевшей на него, как на чудо иноземное… А когда вечером на заднем дворе школы, куда они с друзьями собирались потусоваться, Виктория услышала его песни о Чечне, о солдатском братстве — всё! Ещё голос у Гошки такой, что до мурашек продирает, густой, немного хриплый, тогда она ещё не понимала, что сексуальный.

Догадывалась ли она, что Игорь ей изменяет? И в голову не приходило. Крикливая и болезненная Сонька оттягивала на себя всё  внимание и время. Гошка на колготню с ребёнком смотрел как-то отстранённо, даже на руки дочку не хотел брать, мол, боится ей ненароком что-нибудь сломать.

Вита утешала себя: все молодые отцы ведут себя так. Детей растить – забота женщин, а мужья должны семью обеспечивать. И не замечала, что Игорь работает всё больше, а денег отдаёт ей всё меньше. По-прежнему смотрела на мужа влюблёнными глазами.

Как-то Виктория укачала семимесячную Сонечку и подсела к полулежащему на диване Игорю, хотела приласкаться, но тот отстранился:

— Ты, слышь, бросай кормить дитя, большая она уже! Молоком от тебя прёт.

Не в шутку  сказал, недовольно.

Первый раз в жизни Вита посмотрела на мужа другими глазами. Полными ужаса. Как?! Этот маленький тёплый доверчивый комочек, её доченьку бросить на кашу? Когда она наконец-то научилась по-настоящему сосать грудь и так трогательно и ласково придерживает её крохотной ладошкой!

С того вечера семейная идиллия разладилась.

Обида оказалась непрощаемой. Да Гошке и не нужно было её прощение.

Он уже активно покорял сердце другой красавицы…

В дверь купе постучали.

— Да!.. Войдите! — Вита опустила на пол удобно поджатые под себя ноги.

Заглянул всё тот же бородатый:

— Может, в вист? — он повертел колоду карт.

— Нет, — категорично отказалась она.

— Почему? Надо же скоротать оставшиеся часы, — его улыбка обескуражила. Потому и ответила, «как на духу»:

— Не умею.

 Казалось, на это у него не найдётся аргументов.

Но парень уже закрывал за собой выдвижную дверь.

— Я научу. Тут ничего сложного.

Глаза у него цвета листьев багульника.

— Геннадий, — рука цепкая, пальцы тёплые.

— Виктория.

Чёрт с ним, пусть учит. Авось пригодится.

— Смотри, — он легко перешёл на «ты». — В колоде 52 карты. Вообще, играют вчетвером. За неимением других партнёров используем двух «болванов».

— Вижу только одного.

Жемчужная усмешка. Оценил шутку. Свои у него зубы или керамика?

Тасуя карты, Геннадий мечтательно пропел:

— Обожаю обыгрывать молоденьких девочек.

Виктория вздёрнула нос:

— Я не девочка. И не молоденькая.

Одна бровь у него подпрыгнула вверх. В глазах искрились зелёные лукавинки.

— Ладно. Старая тётка.

Становилось весело.

Геннадий раздал карты им и воображаемым «болванам». Козырем оказался трефовый валет.

Вита быстро схватила суть игры. Генка подсказывал, если она ошибалась.

Из его «трёпа» удалось извлечь, что он едет  в тот же санаторий, что и она, по профессии он программист, и, конечно же, холост…

После Гоши у Виты был один ухажёр. Долговязый и лысоватый Стасик. Профессорский сынок. Как её угораздило?

Их томная и неопределённая любовь продолжалась до первого подозрения на беременность. Беременность потом не подтвердилась, а Стасик рассеялся, как утренние грёзы. Жидкий на расправу народ — мужики. Вот и этот… Виктория бросила короткий взгляд на Геннадия.

Требуемой масти не было, выложила козырь.

Расквохтался, как павлин, сразить остроумием старается.

— Не обязательно козырь, можно любую другую карту, — заметил Гена. — Бывает так… — он пустился в объяснения. Вита слушала вполуха. Неудавшийся завтрак напомнил о себе, тоскливо заурчало в животе.

Она достала пачку чипсов.

— Будешь? — предложила партнёру, отправляя щёпотку хрустящих пластинок в рот.

— Молодо-зелено! — отозвался Генка, сгребая взятку. — Употребляешь вредную еду.

Тем не менее, запустил лапу в пакет и выудил оттуда горсть чипсов. Съел и протянул руку снова.

— Э! Старым вредно! — Вита выхватила упаковку. Геннадий перехватил её кисть, придержал. Девушка потеряла равновесие и не успела ойкнуть, как оказалась у парня на коленях. Тот, смеясь, крепко обхватил её талию.

— А ну пусти! — Виктория отбросила его руку, вскочила. — Давай, выметайся отсюда, прыткий какой!

— Больше не буду! — взмолился Генка, заслоняясь от летящих в него карт.

— Катись, катись со своими картами!

Дверь купе открылась, и проводница пригласила кого-то:

— Проходите, вот здесь есть места.

Она окинула недовольным взглядом прошмыгнувшего мимо неё парня и указала пожилой паре на нижнюю полку.

— Располагайтесь тут.

 

Поезд прибывал в час дня. Самая жарища!

В узком проходе с баулами  и чемоданами столпились возбуждённые приезжающие. Геннадий опять оказался рядом, поглядывал на неё, искал повод заговорить и не решался. Вита умышленно не замечала его зовущего взгляда, смотрела в сторону.

Интересно, сколько Генке лет? Двадцать пять, не больше. Салага! Конечно, борода его делает старше.

Ей самой двадцать два. Хотя все говорят, что выглядит моложе. Это потому что не раскабанела после Соньки. Фигура у неё — класс! Комар носа не подточит. А лицо? Тут, на её взгляд, можно было бы кое-что подточить. Особенно нос. Красавицей себя не считала. А, в общем, — ничего! Не уродина.

За окном поплыл перрон.

По очереди выходящих пробежало волнение. Проводница призывала не торопиться.

Виктория прикидывала, как половчее вынести своих пять мест, ругая себя задним числом, «на фига» было столько набирать!

  Сообразив, что счастье само идёт ему в руки, Геннадий приободрил:

­— Не волнуйся! Я помогу.

У него был тощий рюкзак и дорожная сумка.

Пришлось не побрезговать. Вместе благополучно выгрузились.

— Возьмём такси? До санатория километров пять. — Генка в этих местах не первый раз.

«Дороговато, — прикинула в уме Вита. — Лучше б на маршрутке».

— Я вызываю…

Виктория вздохнула. Ехать в один санаторий. Да с таким грузом!

— Вызывай!

 

Регистратор в санатории оказалась Генке хорошо знакомой.

— Вот эту девушку, Натали, посели в номере, соседнем с моим, — он указал глазами на Викторию.

— Совсем не обязательно! — строго возразила та.

Густо загорелая, с длинными ровными смоляными волосами Наташа едва заметно усмехнулась. Сработала женская солидарность, а может, и какое-то другое чувство, но комната Геннадия оказалась в другом конце коридора.

В номере Вика побросала вещи и — в столовую: время обеда.

Диетсестра определяла отдыхающим место за столом. Соседями Виктории оказались молодожёны Юлий и Яна и неопределённого возраста мужчина. Вроде бы не старый, а шевелюра с заметной проседью. На парочку посмотришь — сразу видно, что недавно из загса, будто штампы на лбах светятся. Янка глаз с возлюбленного не сводит.

«Наивная курочка! — подумала Вита беззлобно. — Что ты через год закудахчешь?»

Все подруги Виктории, за исключением бывшей одноклассницы Ларки —разведёнки. Да и то, брак у Ларки держится на ржавом крючке. Непонятно, как можно так жить: больше пяти лет то бурно ссорятся,  то неистово мирятся. Наверное, они так не дают своей любви превратиться в скуку. Но Вита не смогла бы так. Нельзя поносить друг друга  такими словами даже сгоряча.

Из-за своих размышлений Виктория прозевала, каким именем представился четвёртый. «Седой мальчик» — нарекла она его про себя.

После компота «нарисовался» Генка.

— Геннадий, Геннадий, Геннадий! — разыграл он «клоунаду» — пожимая всем руки, в том числе и Вите. — Первый обед мог бы быть лучше, —посетовал он. — Между прочим, вода в море + 26 градусов. Может, сразу рванём на пляж?

Все отказались. Молодые ни в какой компании не нуждались. Виктория с дороги хотела прийти в себя. «Седой мальчик» элементарно не удостоил Генку ответом. Когда он встал, Геннадий тронул его за локоть:

— Приятель, на пару слов.

Идя по проходу, Виктория заметила, что Генка в чём-то горячо убеждает «седого», но тот отнекивается.

К жилому корпусу вела ухоженная, пестревшая цветами аллея. Стриженые газоны и кустарники радовали глаз, милые фонтанчики, журчание воды, сам южный воздух навевали что-то отдалённое, из солнечного детства, может, ранние впечатления, когда был ещё жив папа, будто ценная информация, вкраплённая в генетический код.

Санаторий был небольшой, но комфортный. Виктории понравилась её комната на втором этаже с видом на море: удобная, не утяжелённая излишествами обстановка, приглушающие звуки стены, новая сантехника.

Вита подмигнула самой себе в сверкающее в ванной зеркало, и головокружительное предчувствие славного отдыха, умиротворение жизнью завладело ею. Она раскрыла чемодан, стала, напевая, развешивать в шкафу костюмы и сарафаны, с лёгкой радостью оглядывая и оправляя их, раскладывать по полкам всякую «мелочь».

Душ освежил её, прибавил сил и ощущения счастья. На часах пятнадцать сорок. Теперь можно и на пляж.

Из соседнего номера вышел мужчина в шортах, шляпе от солнца и тёмных очках. Вита едва признала в нём соседа по столовой, когда он, проходя мимо, кивнул ей. На плече у него висело махровое полотенце.

— На пляж? — спросила она, желая загладить неловкость, пристраиваясь рядом. Глупо, что она не запомнила его имени. — Могу составить вам компанию.

— Спасибо, Виктория. Я предпочитаю безлюдные места.

— Как угодно…

Она отстала на несколько шагов. Глупая улыбка будто прилипла к её вытянутому лицу. Как элегантно  отшил её этот «седой мальчик»!

Настроение испортилось. Поделом. Нечего цепляться к незнакомым пижонам. Раньше она таким пороком не страдала. «Да пошёл ты!.. Очень надо!»

— Виктория! Вот ты где! Я тебя обыскался! — подобно тайфуну налетел Генка. — Идём скорее! Там на пляже такой колоритный субъект. Можно сделать убойное фото! — он схватил её за руку, и Вита, ещё в дурном расположении духа, позволила парню увлечь себя за собой.

По гальке между лежаками и шезлонгами ходил тёмный и сушёный, как инжир, в сандалиях и чалме, пожилой индус. Вокруг его жилистой шеи, свисая на тощую грудь, извивалась кольцами большая, невероятно красивая настоящая змея. Её тонкое раздвоенное жало время от времени выбрасывалось вперёд и угрожающе вибрировало. Необычную пару сопровождала ахающая и визжащая толпа любопытствующих.

Желающие в очередь фотографировались с диковинной рептилией.

— Давай вместе с ней сфоткаемся! Вот память будет! — с горящими глазами уговаривал Геннадий.

— Фотографируйся сам.

— Не бойся! У неё нет яда.

Виктория скептически смотрела на приятеля. Почувствовать на своей горячей коже холодное скользкое тело змеи — может и вызовет всплеск адреналина, но удовольствие сомнительное.

Генка, увитый змеёй, снялся в одиночестве, и долго ещё возбуждение не оставляло его.

— Это непередаваемо! Такой шанс упустила! Потом будешь жалеть.

— Нет. Нисколько! — Вита беззаботно рассмеялась, потому что случайно увидела: чуть в стороне от них, валяющихся на лежаках, брёл по кромке набегающей воды «Седой мальчик». Босой, он шёл, размахивая своими кроссовками, связанными шнурками. Виктория удивилась, что мужчина слегка хромал. Раньше она этого не заметила. «Седой мальчик» был задумчив и вряд ли обратил на них внимание. Видно там, откуда он шёл, не нашлось уединённых мест.

Геннадий отследил взгляд девушки и неприязненно сказал:

— Странный тип.

— Кто? — Вита сделала вид, что не поняла о ком речь.

— Да так… один.

Виктория засмеялась, легко поднялась и направилась к воде.

Генка залюбовался её изящной спиной, крепкими, припорошенными песком икрами, узкими белыми ступнями, но особенно спиной: редко встретишь у женщин такой безупречно красивый стан.

«Она, наверное, балерина», — ошалело подумал он, даже не пытаясь, вопреки инстинкту, «рвануть» следом, только неотрывно наблюдал, как Вита пошла по пенной волне, сделала шаг-другой и поплыла — так же легко и грациозно, как ходила.

Виктория, действительно, в школьные годы занималась балетом, плаваньем, бегом, вообще спортом. Спорт — её страсть. Даже после родов она бегала на тренировки, стараясь скорее восстановить форму.

Вита наверняка знала, что Генка следит за её «заплывом», ей хотелось поскорее миновать зону «густо купающихся», спортивный азарт овладел ею, будоражил, гнал вперёд. Вот буйки остались далеко позади. Вода заметно холоднее. Слева и справа, вдалеке, кое-где отчаянные пловцы-одиночки. С непривычки устала: давненько не приходилось плавать на такие расстояния. Вита перевернулась на спину, раскинула руки, замерла, прикрыв глаза.

«Отдохну—поверну назад», — подумала  она расслабленно.

Море спокойное, качает, как в колыбели.

Вспомнилась Сонька, её тёплые ручки, когда она, желая отвлечь мать от телевизора, брала этими ручками лицо Виктории и разворачивала его к себе, чтобы та видела её, а не тётечку на экране. Вита улыбнулась, под ресницами защекотали слёзы.

«Соньке с мамой хорошо...»

С берега долетал слабый гул и гомон курортников.

«Две недели такой благодати!»

Она забыла про баламутного Генку, про странного «Седого мальчика» и будто растворилась в бесконечном примыкании моря и неба.

Шум на берегу стал сильнее, тревожнее. Виктория нехотя разомкнула веки и вдруг увидела, что все люди на пляже стоят и смотрят, и машут в её сторону. И, кажется, что-то скандируют. Странно… Наверное, они испугались за неё, всё-таки она заплыла слишком далеко.

И тут она разобрала:

— Дель-фи-ны!.. Дель-фи-ны!

Резко оглянувшись, Виктория впрямь увидела совсем близко, в каких-нибудь десяти метрах, отливающие тёмным бархатом в косых лучах солнца 

огромные плавники. Необъятные, как подводные лодки, дельфины шли курсом… на неё. Она не успела разглядеть сколько их.

Оторопь сменилась диким ужасом. Где-то в подсознании мелькнула мысль, что дельфины миролюбивы, но кто знает, что на уме у этих диких животных?

«Только не поддаваться панике!» — как заклинание прошептала Вита и погребла, что было силы к берегу.

Пляж неистовствовал. Она увидела, что несколько смельчаков плывут ей навстречу. Силы, удесятерённые страхом, как ни странно, быстро убывали. К счастью, берег всё же приближался. Девушка не смела оглянуться, и только воображение рисовало жуткую картину погони.

Когда рука её коснулась буйка, Вита нашла в себе силы посмотреть назад. Вокруг простиралась невозмутимая гладь моря, и лишь у горизонта взмывали по дуге могучие морские красавцы.

К ней одновременно подплыли два парня. Немало встревоженные, но не в силах скрыть восхищения, они предложили помощь.

— Теперь я, считай, на берегу, — нервно посмеиваясь, отказалась Виктория.

— Это было нечто! — покрутил головой один из «спасателей». — Я думал, они вас проглотят! — качаясь на волнах вместе с буйком, признался он.

— Скорее всего, они решили, что вы тонете, и поспешили на выручку, – предположил второй, постарше. — Доберётесь вплавь? Или вон мчится лодка спасателей. Как всегда «вовремя».

— Доберусь! — Вита оттолкнулась от опоры и поплыла. Осознание, что опасность позади и близость джентльменов вернула ей присутствие духа.

 

За ужином Янка, не скрывая восторга, сказала:

— Вита, ты — звезда сезона! Расскажи, что ты чувствовала наедине с этими гигантами? Виктор, вы слышали, что сегодня произошло с нашей соседкой на пляже?! Об этом весь санаторий только и говорит!

— Редкое безрассудство, — отозвался мужчина, не поднимая головы, орудуя ножом и вилкой.

Так вот как зовут «Седого мальчика»! Они, оказывается, тёзки!

Виктория со скрытой насмешкой смотрела на его тонкие ухоженные руки.

— Почему безрассудство? — горячо возразила Янка. — Она просто купалась. Откуда ей было знать, что дельфины начнут её преследовать?

— Знать надо, где купаться, — Виктор намеренно не смотрел в сторону героини происшествия. — Там судоходная зона. Она подвергала риску не только себя.

— Вы — просто скучный человек! — «кипятилась» Янка.  — Вы, наверное, каждый шаг сверяете!

— Сверяю… С некоторых пор.

— Всё же надо быть осмотрительней, — вставил молодой супруг, с укором глядя на свою горячую подругу. — Виктор прав.  А вдруг это были бы акулы?

— Какие акулы, Юлик! Их тут никогда не водилось! Вита! Ты не слушай их! Стоило немного рискнуть, чтобы весь пляж встретил тебя овациями! Нет, правда. У тебя потрясающее самообладание!  Это надо было видеть! У меня с собой — какая удача! — оказался  бинокль. Ты обернулась на них и спокойно поплыла к берегу! Неужели ты не испугалась?

— Я боялась опоздать к ужину, а то можно было бы поболтать с ними немного! — смеясь, проговорила  Виктория. — Так нужно отвечать по закону жанра?

— Именно так, Викуся! — как чёртик из дешёвого сувенира вынырнул Генка. — Я чуть не умер от переживаний, но ты была неподражаема!

Виктор допил чай, аккуратно задвинул стул, на котором сидел, под стол и, смотря почему-то в глаза Виктории, попрощался:

— До завтра!

Удалялся он размеренной неспешной походкой, которая сводила почти на «нет» его хромоту. Викторию всё больше интриговал этот мужчина. Шутить расхотелось. Генка схватил стул Виктора и плюхнулся на него.

— В кинозале американская комедия. Пойдём?

Вопрос прозвучал просительно безнадёжно.

— Нет. Устала.

 

 

Бредя в корпус по уже знакомой аллее, Виктория вдыхала запах цветущего табака и думала, как хорошо, что удалось отбиться от назойливого предложения Генки проводить её до палаты. Всё-таки его хвастливая болтовня утомляет. При весьма небогатом опыте общения с мужчинами Виктории всё же доводилось встречаться с «охотниками», подобными ему. Для них милы и притягательны все женщины, без исключения. Оказывать знаки внимания хорошеньким — их потребность. И язык у них для этого очень ловко подвешен. И, перефразируя классика, лёгкость секса необыкновенная. Всегда, везде и в любом положении. Один такой ей сказал однажды: наше дело пытаться, а ваше — соглашаться или нет. И многие соглашаются. Вита уверена, что отдалившись от неё на пяток шагов, Генка уже утешился с другой подружкой, более сговорчивой.

По аллее гуляли отдыхающие парами и группками, переговаривались, многие успели перезнакомиться. В ретуши сумерек, в призрачности молочного цвета загоревшихся фонарей чудилось что-то от декораций, силуэты праздно дефилирующих, хор южных цикад усиливали это ощущение.

  Вдоль площадки у корпуса на лавочках, как на скамейке запасных,  сидели старушки-молодушки и обсуждали всех попавших в их поле зрения. Вита быстро прошла мимо них и поднялась к себе в номер.

После вечерней прохлады санаторных аллей в комнате показалось душно.

Не включая свет, Виктория прошла к балконной двери, собираясь распахнуть её, отдёрнула занавеску и вдруг замерла. На балконе напротив соседнего номера курил мужчина. Конец его сигареты то вспыхивал, как маленькая звёздочка, то затухал, едва заметный в темноте. Виктория отметила ещё днём, что балкон тянется вдоль всего корпуса и является как бы общим для всех жильцов этажа, у кого окна с видом на море. Но была не готова, что выйдя  неглиже глубокой ночью или ранним утром на балкон, чтобы насладиться морским бризом, может столкнуться там с чужим мужчиной.

В первый момент девушка не сообразила,  что этот «чужой мужчина», мечтательно взирающий на далёкие огни проплывающего теплохода, — Виктор. Именно он проживал в соседнем номере. А когда поняла — горячая волна окатила её с макушки до щиколоток. Первым неосознанным желанием было отпрянуть вглубь комнаты и не выказывать своего присутствия. Человек явно ищет уединения, очевидно, что его раздражает весёлая трескотня молодожёнов Янки и Юлика, беспардонность Генки. Что касается до неё, то, похоже, она его просто выводит из себя. Как это он «заклеймил» её за ужином? «Безрассудной дурой», что ли? Злость на всех мужчин вскипела снова. Да кто ему дал право?! И почему она должна сидеть взаперти, как мышь, из-за того, что этот сноб Виктор так по-хозяйски расположился на балконе?

Виктория резко потянула на себя дверь. Оказавшись так решительно на пороге, дальше она не знала, что делать.

— Великолепное море! — сказал Виктор, не оборачиваясь, будто всё это время чувствовал её присутствие.

Виктория сделала шаг вперёд и ухватилась за перила, как за единственное спасение.

— Красиво, — отозвалась она через паузу.

Говорить было не о чем.

«Зачем я сюда выперлась? — кляла себя Вита. — Открыла бы дверь и всё».

Виктор затушил сигарету и вдруг спросил:

— Виктория, вы замужем? У вас есть близкие люди?

Она не обязана отвечать. Какое ему дело? Но взгляд, направленный на неё, уверенный и спокойный, давал понять, что не праздного любопытства ради задан вопрос.

— У меня дочка и мама.

— Дочка и мама, — будто эхо повторил Виктор. И потом тихо, но с неожиданной болью продолжал: — Если бы сегодня там, в море, с вами, Виктория, что-то случилась… Что-то непоправимое? Понимаете? Как им, здорово было бы? Хорошо? Не подумали спросить себя?

Вопрос Виту застал врасплох. Заплывая так привычно далеко, она не думала ни о чём непоправимом. Но ведь не случилось ничего страшного! А он опять… Вот зануда!

— Это риторический вопрос! Можете не отвечать, — не давая разрастись негодованию девушки, остановил её Виктор. — Дар рождения ничего не стоит. Поэтому так легкомысленно мы относимся к жизни, к риску, да вообще ко многим вопросам…

Он замолчал, может, хотел, чтобы Виктория  вдумалась в его слова, получше осмыслила их. Но та тоскливо смотрела вниз, где прогуливались свежеиспечённые парочки, прислушивалась к звукам джаза с танцплощадки.

— У меня тоже есть родные: два сына и дочка.

Виктория удивлённо повернулась к парню, оживилась:

— Трое? О! Ваша жена — героиня!

— Да… Героиня… Она погибла, спасая меня.

Вита осеклась. Она уже хотела «поприкалываться» по поводу многодетности папаши.

— Простите…

— Не стоит… Вам это было неведомо.

Виктория напрягла воображение, чтобы представить, как можно погибнуть, спасая другого. Заслонить от пули? Вывести из пожара, а самой не успеть?

Молчание затянулось. Она не решалась спросить, как произошло несчастье. Виктор же пребывал под гнётом тягостных воспоминаний. Он почувствовал, что Викторию потрясла его откровенность, и подумал, что необходимо пояснение, им обоим это необходимо. То, чего он старался не ворошить в памяти, никому посторонним не рассказывать, так удушливо подкатило к горлу, что если не заговорить, можно задохнуться.

— Это случилось так неожиданно, так нелепо, — тихо, с отчаянием начал он.

Сопереживание девушки, которое искренне светилось в её взгляде, придало ему силы духа.

— Мы с женой возвращались с дачи на велосипедах. Нам нравилось ездить на свой загородный участок на велосипедах, а не на машине. Да и недалеко. Километров двенадцать всего…

Виктор остановился, ясно представив тот тихий осенний вечер, легкие фиолетовые сумерки, предшествующие ночи, сквозняковое шуршание шин обгоняющих машин. Дружно, с подъёмом потрудившись на даче, они с Аллой несколько расслабленно крутили педали: на том участке дорога имела  лёгкий уклон. На душе благостное удовлетворение от хорошо проделанной в саду работы, в мышцах приятная усталость.

— Я услышал сзади нарастающий шум тяжёлой машины и оглянулся. Прямо на нас мчался, болтаясь во все стороны, грузовик с прицепом.

— Осторожно! — успел крикнуть  жене, притискивая её к бордюру. Она и сама почувствовала опасность и отпрянула в сторону. Но грузовик крылом всё-таки зацепил мой велосипед, меня потащило по дороге.

Виктор судорожно вздохнул, и рука его непроизвольно вцепилась в жёсткую шевелюру, до боли сжав волосы. Что-то подобное короткому стону или всхлипу вырвалось у него из груди, но он быстро овладел собой и продолжал:

— Я услышал жуткий крик Аллы, он до сих пор стоит у меня в ушах, теряя сознание от боли, почувствовал её невероятно сильные руки, оттаскивающие меня с дороги, и уже не увидел, как её саму сбивает  следующая за грузовиком Тойота…

Вита ошеломлённо молчала. Ей хотелось сделать для этого несчастного человека что-нибудь успокаивающее, погладить по руке, но он будто забыл о её существовании, пристально смотрел вдаль, в черноту моря, и она не решилась прервать его горестную отрешённость.

— Если бы она не бросилась спасать меня… Она бы… жила, — Виктор будто опомнился и лихорадочными глазами посмотрел на Викторию. — Так было бы правильно. Она больше нужна детям, особенно Вареньке. Ей всего два годика.

— Она вас любила.

— Да. Это ценишь, когда ничего исправить нельзя. Такой женщины, как она, просто не существует.

Виктория давно поняла и суровость Виктора, и стремление его к уединению, простила ему назидательный тон. Чтобы увести собеседника от самобичующих мыслей, она спросила:

— А сколько же вашим сыновьям?

— Они погодки: двенадцать и одиннадцать.

— И вы… один растите троих детей?

— Мне помогает моя сестра. Она гораздо старше меня, одинокая и, не знаю, можно ли это считать счастливой случайностью, у неё много свободного времени. Без сестры мне не справиться. После аварии я два месяца провёл в больнице, пока меня не сложили, как киборга. — Виктор усмехнулся. — Кроме того, по работе мне иногда приходится отлучаться на день-два из города.

Интересоваться родом его работы Вита посчитала излишним любопытством. И так он рассказал о себе довольно много, не спросив при этом ничего о ней. Совершенно ясно, что она его не интересует. Просто хотел предостеречь, что от глупой случайности можно в момент лишиться жизни.

Она почувствовала, что усталость, сродни тоске и безысходности, снова навалилась на неё, и попрощалась с Виктором.

— Дома в это время я уже сплю, — с виноватой улыбкой призналась она.

— А я спущусь к морю. Сейчас мне всё равно не уснуть.

 

За завтраком Яна объявила, что у неё день рождения.

— Приглашаю вас вечером в кафе, отметим моё 20-летие. Мы вчера всё разведали. Фирменное блюдо у них — просто класс!

Виктория удивлённо смотрела на неё, будто впервые увидела. Сегодня она была особенно свежа и миловидна. Обычно собранным в хвост волосам ради праздника дарована свобода, и они вольготно рассыпались по Янкиным уже подрумяненным солнцем плечам. Небольшой вздёрнутый нос и пухлые губы придавали ей вид дошкольницы, в лучшем случае ученицы начальных классов. Это не мешало ей изображать «истину в последней инстанции».

— Вы, Виктор, может, на меня обиделись? Я вам вчера  наболтала с три короба… Не обращайте внимания! Мама говорит, что у меня слова бегут впереди мысли.

— Не помню, чтоб я обижался.

— Вот и хорошо! Я так хочу, чтоб мой маленький юбилей запомнился! Мы вас двоих приглашаем.

Вита взглянула на Виктора. Он медлил в замешательстве. После вчерашнего разговора она понимала, как ему не по душе это приглашение.

— Я стар для вашей компании. — Ничего лучшего для отговорки он не придумал. — Позовите лучше Гену.

— Нет-нет. Мы хотим вас! И вовсе вы не старый!

— Только не Гену, — вполголоса пробормотала Вита.

Рано утром после пробежки она увидела заспанного Генку, выползающего из номера администратора Наташи. Он Викторию не заметил и поплёлся, как зомби, в туалет. «Бурная, видно, выдалась ночка!» — подумалось ей не без ехидства.

— В самом деле! — присоединился Юлий. — Уютное тихое кафе. Я сам не выношу музыки, от которой лопаются перепонки. Приятно проведём время.

Виктор посмотрел на Виту. Она улыбнулась ему одними глазами.

— Ну, хорошо! — сдался он. — Раз я «вовсе не старый», тогда прямо сейчас переходим на «ты». А то я чувствую себя каким-то замшелым пнём среди вас!

«Может ты и пень, но совсем не замшелый», — хотелось сказать Виктории, но она только засмеялась вместе со всеми.

 

В кафе, как и обещал Юлий, лилась тихая танцевальная мелодия. Она возбуждала Виту больше, чем вино. Но Виктор не танцевал. Зато молодые друзья почти не сидели за столом. Яна раскраснелась от шампанского, веселилась, пыталась подпевать певице, добросовестно тянувшей исполнительскую «лямку»,  тормошила своего полноватого флегматичного мужа. Не желая им портить настроение, «сотрапезники» при них изображали бесшабашную радость, шутили, придумывали игривые тосты, но стоило парочке убежать на очередной блюз, как Виктор замолкал, угрюмо провожал глазами прибывающих посетителей ресторана и, наверное, ни один раз пожалел, что пришёл сюда.

— Давай выпьем на желание! — Виктория чувствовала, что в голове и так шумит от сладкого вина, но хотелось действия, хотелось вывести неконтактного Виктора из состояния хандры.

— Это как? — не понял тот.

— Каждый задумывает самое необыкновенное желание, безумное! — Она посмотрела на него с вызовом. — И выпивает бокал до дна.

— И что потом?

— Потом… Посмотрим, что будет!

— Вот-вот! «Бойтесь желаний: они иногда сбываются».

— Трусишь? — Вита, прищурившись, насмешливо склонила голову. В глазах мужчины она заметила, наконец, искорку любопытства. Слегка опьянённая, беззастенчиво разглядывая его вблизи (раньше не было такого удобного момента) она с удивлением поняла, чем привлекает её этот странный «седой мальчик». Лицо его не суровое и замкнутое, как ей всё время казалось, а сдержанное, умное, исполненное такого мужественного достоинства и силы, что стало ясно, почему санаторные вертихвостки робеют перед ним, как перед учителем.

Виктор не выдержал её взгляда и, усмехнувшись, стал наливать вино в бокалы.

— Только о желании никому нельзя говорить! — спохватилась Вита.

— Детская игра…

— Самое безумное! — она подняла бокал с горящими от сумасбродства глазами. Ей безудержно захотелось увлечь Виктора, влюбить в себя до беспамятства. Потом она не могла вспомнить, с чего ей пришло это в голову, но в тот миг, она именно так и загадала: влюбить до беспамятства!

Кураж передался и Виктору, он пил вино медленно, глядя в её возбуждённое, невероятно похорошевшее лицо.

— До дна, до дна! — воскликнула Виктория, ставя на скатерть свой опорожнённый бокал.

  Он и не собирался останавливаться, хмель запретного желания уже замутил ему голову.

— Молодец, молодец! — Вика засмеялась и захлопала в ладоши, как девчонка. — Сдаётся мне, что мы загадали одно и то же, — лукаво предположила она.

— Нет-нет! Такой бред не придёт тебе в голову! — запротестовал он и смутился. — Не съесть ли нам рыбного заливного? Я давно на него поглядываю.

— Давай! Хотя я рыбу терпеть не могу! — они засмеялись так, что вернувшиеся Яна и Юлий остолбенели от удивления.

— Над чем это вы так хохочете? Я тоже хочу поржать, — заявила Янка, усаживаясь.

   Виктор и Виктория переглянулись. Веселье уже захватило их. Так сносит крышку с баллона заигравшего компота.

— Вспомнили анекдот, — невинно соврал старший за столом.

— И я хочу анекдот! — потребовала именинница.

  Виктор покопался в памяти и рассказал давно слышанный от кого-то анекдот про старого еврея.

   Непринуждённость за столом возрастала. Виктории, впервые за этот неприкаянный год, было по-настоящему хорошо. Так приятно и комфортно, даже не верилось, что это надолго, всё равно, казалось, какая-то гадость произойдёт. Так и случилось.

   Молодые убежали танцевать под зажигательную музыку фокстрота.

   С Виктора спал панцирь неприступности. Он улыбался ей, пытался ухаживать. Его шёпотом сказанный комплимент оглушил, окрылил Виту, она положила ладонь на его руку, сразу ощутив ответное жаркое пожатие.

  В этот момент дверь кафе распахнулась, и заявился Генка. На каждом локте у него «висело» по девчонке.

— О! Кого я вижу! — заорал он, заметив Викторию, и стряхнул с себя обеих.

— Витя! Пригласи меня на танец, — быстро сказала Вита и встала первой.

«Кавалеру» ничего не оставалось делать, как взять девушку под локоть и вывести в круг, где двигались под музыку молодые люди.

Генка, взвесив «шансы», решил, что они не в его пользу, подобрал своих спутниц и «порулил» к столу, откуда его звали приятели.

— Я думал, это твой парень, — тихо сказал Виктор, стараясь не тянуть больную ногу.

— Что ты! Мы в поезде познакомились.

— Он просил уступить ему место за столом в столовой.

— Правильно, что отказался! Меня от него тошнит!

В благодарность за откровенность, Виктор теснее прижал к себе хрупкую фигурку:

— Нам нет до него никакого дела, — шепнул он в самое ухо Виктории и больше не отстранялся до конца танца.

Янка что-то заприметила нового в отношениях своих старших друзей и, когда Виктор после кафе  предложил прогуляться по набережной, она стремительно прореагировала, оттесняя согласно мычащего мужа:

— Нет-нет! Мы–баиньки, —она подхватила под руку туго соображающего, немного перебравшего Юлика и потащила его к спальному корпусу. — До завтра! Весело оттянулись!

Виктория напряжённо ждала: сейчас скажет, раз так, то им тоже пора по палатам. Поэтому, когда услышала:

— Пойдём! — растерялась:

— Куда?

— На пирс…

 

Они сидели рядом на большом валуне. В темноте слышались тяжкие вздохи моря, чувствовалось его влажное дыхание. От причала несколько минут назад отшвартовалось небольшое судно и отдалялось светлым пятном в густую тьму большой воды.

Виктория наблюдала за игрой сигнальных огней. Прохлада позднего вечера притушила кураж, с каким они вышли из кафе. Дальше одной-двух фраз разговор не вязался.

Попросив разрешения, Виктор закурил. Виктория взяла у него сигарету, тоже затянулась.

— Расскажи о себе.

Просьба привела её в замешательство. Что она могла ему рассказать? Как жила - не жила с мужем? О нелюбимой работе? Как Сонька каждое утро ревёт, не желая идти в садик?

Её молчание Виктор расшифровал по-своему:

— Если не хочешь говорить ­— не надо, — непонятная горечь послышалась Виктории в его голосе.

— Да, нет. Не то, что не хочу, а просто не о чем. Всё банально. После школы — замуж невтерпёж. Не успела попривыкнуть — родилась дочка. Через год развелись. И пошла обычная в таких случаях карусель: дом — ребёнок — работа. В техникум вот ещё вернулась после декрета.

Постепенно Виктория разговорилась, наболтала, чего и не надо было. К чему, например, Виктору знать о докучливом начальнике, который при каждом удобном случае старается зажать в укромном углу, или о том, как чуть не сошла с ума от страха, когда с Сонькой зимой приключилась скарлатина.

Воспоминания снова растревожили её до нервной дрожи, и она почти не заметила, как оказалась крепко прижатой к нему, губами касаясь его шеи. Внезапно стало так хорошо, будто обрела себя в уготованном ей Богом месте. Так надёжно, спокойно ей никогда не было, разве что в раннем детстве, когда был жив папа.

— Теперь всё будет хорошо, — услышала Вита горячий шёпот и слегка повернула голову, чтобы он сразу нашёл её губы.

 

Город, в котором жил Виктор, был за сотни километров от посёлка Виктории. Для него не существовало сомнений, что она должна переехать к нему.

— Но я не могу оставить маму, —хмурясь, твердила  Вита. — У неё, кроме нас, — никого.

Теперь, когда мать стареет, поистратила здоровье, у неё, единственной дочери, нет морального права бросить её одну.

— Мы и её возьмём к нам, — убеждал Виктор. — Они найдут общий язык с моей сестрой Надеждой и вместе помогут нам поднимать детей.

Тут же устыдившись своего меркантильного интереса, он вскочил и заходил по Витиной комнате, в которой происходил разговор.

— Ну нет! Что я говорю! Мы сами вытянем детей. Я достаточно зарабатываю, чтобы моя семья ни в чём не нуждалась. Хочешь, мы купим ей квартиру в моём городе?

Виктория медленно покачала головой. Мама никогда не уедет. Она не бросит могилу отца. Таких однолюбок на свете она больше не встречала. Вите было семь лет, когда папа внезапно умер, а мама слегла. Да, ей было всего семь лет, но каким-то своим детским чутьём она осознала, догадалась, что мама «расхотела» жить.  У неё не было сил ходить, говорить, есть, думать. Она часами лежала и смотрела пустыми зрачками в одну точку.

И тогда маленькая Вита стала для мамы мамой…

— Переезжай ты к нам!

— Ну, это глупо!

Она и сама знала, что глупо. В их захолустье для Виктора нет работы. В родном городе   у него большой особняк, спортивная школа для мальчишек, дача на берегу пруда.

 А у них? «Двушка» у мамы и у неё гостинка?

Виктор остановился у кресла, в котором она сидела, по привычке подобрав под себя ноги, опустился перед ней на корточки, заглянул в глаза.

— Ты хочешь быть со мной? — спросил с замиранием сердца и одновременно с жёсткой ноткой в голосе, не умея понять её странного упрямства.

— Да! — глаза её отчаянно блеснули в незаметно подкравшихся сумерках.

— Поедешь ко мне жить?

Виктория крепко сжала ресницы. Ну как объяснить ему, чтобы понял?! Она еле заметно качнула головой  — «нет».

Виктор резко, оттолкнувшись руками от кресла, встал, и она с ужасом увидела, что он уходит.

«Насовсем!» — пронеслось в мозгу, но руки-ноги не двигались, будто их сковало льдом…

 

До конца срока путёвки оставалось два дня. Всю неделю с того вечера, когда неожиданная вечеринка в честь Янкиного дня рождения открыла их друг для друга, Виктория и Виктор почти не расставались. Так неодолимо затянуло их в водоворот безумия и страсти, что они оба поверили, что это судьба и другого не дано. До сегодняшнего дня всё было понятно, и даже не обсуждалась возможность разлуки.

То, за что он так безапелляционно презрел её вначале, обвинив в рисовке, в бездушии к родным, обернулось обратной стороной.

    Виктория оказалась перед выбором: любовь или её семья? И ответ был прост и понятен. Её маленькая, неполная, ущербная, в каком-то смысле, но, как оказалось, такая сцементированная, семья – ей дороже. Если Виктор не может этого понять, значит, он не будет дорожить и их семьёй, их отношениями. Раз он смог уйти сейчас, значит и потом уйдёт, бросит её, если последнее слово не будет за ним.

В комнате стало совсем темно. Так мерзко на душе у Виктории давно уже не было. Не раздеваясь, она легла в постель. Почему с ней так всё время случается: стоит ей только кому-нибудь поверить, влюбиться, просто привязаться, как этот человек тут же сделает ей больно, предаст, обманет…

Неужели, она так плохо разбирается в людях?

Что в Викторе есть такого, что она почти сразу признала его своим, почувствовала себя с ним защищённой? Даже не смутила разница в четырнадцать лет. Даже трое его детей… Хотя нет. О детях она думала много, тревожно. Егор и Юрка уже приблизились к самому болезненному возрасту, когда ни один мальчишка не пожелает делить отца с чужой тётей, и хватит ли у неё сил и опыта, чтобы стать для них родной? Пока она так думала, никакой уверенности не было. Виктор рассказывал о детях постоянно, тосковал по ним, это было видно по его глазам: как загорались они при воспоминании о Вареньке, как светились гордостью, когда заходил разговор о сыновьях. И с такими подробностями описывал он их проделки, с таким юмором и добродушием, что Виктории стало казаться, что все они выросли на её глазах. Она ясно представляла себе и светленькую, как солнышко, Вареньку, и серьёзного, основательного увальня Егора, и хитрющего черноглазого проказника Юрку. Со стороны Виктора это, наверное, была какая-то мудрая, особая политика: ему, видимо, жизненно  важно, чтобы Виктория полюбила их уже сейчас. И она очень быстро согрела в себе это чувство, а когда ощутила  его в сердце — больше не думала, что она им «чужая тётя», и возраст её совсем ни при чём, и опыт… Только любовь.

Любовь? А, может, это наивность и глупость? Просто всё она себе придумала. Виктору нужна хозяйка в дом, нянька его детям, просто женщина. Почему раньше не приходила ей эта мысль в голову? Поверила… Как там в песне? Поверила, поверила и больше ничего…

 

Она не заметила, как задремала с этими горькими мыслями, и вскинулась от резкого шума и возгласа:

— Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь! — это свалился откуда-то Генка.    — Ты что, спишь? Дверь нараспашку…

«Виктор не закрыл, небось, подумал, что побегу следом», — догадалась Виктория, с неудовольствием поднимаясь. Генка по-хозяйски включил свет, отчего сами закрылись глаза, и сделалось вдруг всё безразлично, будто сама смерть пришла за ней, а она и не против.

Каким-то звериным чутьём Генка «просканировал» ситуацию.

Он посидел несколько минут молча, пока она не открыла привыкшие к свету глаза, склонился над ней, пытаясь поймать её взгляд, слегка сжал тёплыми ладонями её плечи и вполголоса сказал:

— Я сейчас…

Генка вышел бесшумно, будто его и не было.

Виктория подумала, что надо встать и запереть двери, но не было сил.

Он вернулся быстро с плоской фляжкой в руке и плиткой шоколада.

— Я, собственно, попрощаться. Завтра уезжаю, — сказал Генка, как бы возобновляя прерванный разговор. — До конца заезда ещё два дня, но обстоятельства вынуждают. — Он с ловкостью фокусника извлёк откуда-то стаканчики и налил до половины в каждый янтарный напиток. — Это коньяк. Приличного качества. Давай. Одним глотком.

Вита вяло подумала, что коньяк она, вообще-то, не пьёт. Но это не имело уже никакого значения. Всё равно… И тут же задохнулась, закашлялась и, слёзы, будто только того и ждали, брызнули из глаз. Но Генка уже протягивал ей добрую половину шоколадной плитки.

Отдышавшись, она посмотрела на парня и засмеялась.

— Чёрт! — по жилам текла огненная лава. Почти сразу поплыло в глазах: лампа на потолке, круглое зеркало на противоположной стене, бородатое, растянутое в улыбке лицо, лицо Генки…

— Всё в порядке? — шевелились его полные губы, а лоб собирался в удивлённые складки. Все звуки просачивались сквозь пробки в ушах, и смысл слов существовал как-то отдельно от её сознания.

— Нормально, — будто бы ответила Вита и махнула рукой, но та плавно поднялась и опустилась, словно лебединое крыло.

Она тихонько засмеялась, попыталась встать, но передумала.

Генка совал ей шоколад:

— Закусывай!

«Дурак ты, Генка, и ничего не понимаешь!» — хотела произнести Вита длинную фразу, но запуталась в самом начале и сказала то, что требовал весь её организм: «Спать!» — Она свернулась калачиком и потёрлась щекой о подушку, как она делала всегда, умащиваясь.

Генка опустился с кресла на палас у кровати, отбросил с её лица прядь волос, и осторожно поцеловал в щёку. Она не шевельнулась, крепкий сон отмежевал её от всех и вся. С минуту он любовался её безмятежным юным лицом, потом на цыпочках вышел, закрыл номер на замок, а ключ подсунул под дверь.

 

Виктор злой, раздосадованный вернулся в свой номер. Он чувствовал себя обманутым, одураченным. Наверное, никогда не думала она о нём серьёзно. На что он надеялся? Вита молода, красива, самодостаточна. Зачем он ей, старый калека с кучей детей! Ведь знал, что ни одной бабе верить нельзя. Нет теперь нормальных. Только с виду ангел, а внутри — чернота.

Виктор бросился ничком на кровать, затих.

Хотя ангелом она с самого начала не была. Строптива, высокомерна. Только когда узнала о его беде, смягчилась, как будто глазами подобрела. Притворилась? Разве ж поймёшь? А зачем? Какой ей резон? Поиграть вздумала? «Давай желанье загадаем!» Он вспомнил, как потянуло его в тот вечер в прибрежном кафе к ней, к её молодому ладному телу… Загадал, старый дурак. Втюхался, как салага! А думал — после Аллы — никого!

Виктор нащупал пульт, включил телевизор. Шёл какой-то боевик. Звук выключен. Молотят друг друга — ничего не понять.

Алла — идеал жены. Если бы всё вернуть. Он почувствовал, что мелко дрожат пальцы и закладывает уши. Только приступа не хватало! Нервно щёлкая зажигалкой, Виктор с трудом закурил, вышел на балкон.

В комнате Виты ярко горел свет. Вдруг он услышал какой-то странный, шаловливый её смех. Слегка выглянув из-за простенка, Виктор посмотрел в соседний номер и сразу отпрянул. В доли секунды он увидел Виту на кровати, перед ней Геннадия. Они выпивали.

Вот! Вот её сущность! Не успел уйти — уже другой у её ног! Виктор затягивался и затягивался крепким дымом,  голову мутили шальные мысли. Пойти и врезать ему, хлыщу этому! Дать так, чтоб забыл дорогу!..

Внезапно свет в соседней комнате погас.

Быстро они поладили! Слепой  осёл! С самого начала она вертела хвостом на два фронта. Виктор вернулся в свой номер, в ванную, долго мочил голову под холодной водой, чтобы унять накатившую головную боль. Потом вышел из корпуса и пошёл к морю.

 

К завтраку Виктор опоздал. Вита сидела, будто в коротких шортах на стекловате. Она уже тысячу раз простила Виктору его горячность, корила себя, что так бескомпромиссно отказала ему. Ведь можно было что-то пообещать, поговорить с мамой, как-то уладить. Теперь Вита почти уверена, что мама сама заставит её ехать, «устраивать свою жизнь».

Виктор пришёл, когда Вита маленькими глоточками пила чай, нарочно тянула время. Выглядел он усталым, хмурым. Поздоровался со всеми без улыбки. Янка бросила недоумённый взгляд на Виту и встала из-за стола.

— Юлик! Хватит уплетать пончики. Ты уже сам, как пончик, — тянула она несообразительного муженька.

Личина суровости, как маской, скрывала все чувства Виктора, как в первые дни знакомства. Он ел, не поднимая глаз.

— Может, поговорим? — не выдержала Вита.

— О чём?

— О… нас.

— Что говорить? И так всё ясно, — он, наконец, поднял на неё глаза. На мгновение в них обозначилась какая-то беззащитность, почти детская обида, и тут же сменилась отстранённой холодностью.

Виктория опешила от слов, ещё больше от взгляда. Она хотела было пуститься в объяснения, смягчить своё вчерашнее решение, но будто с разбега налетела на стену.

Между тем Виктор не заметил её порыва, похоже, он сам и воздвиг эту стену. Не доев свою порцию, он отставил тарелку, сделал два больших глотка чая и встал.

— Всего доброго! — Он по привычке задвинул свой стул под стол, учтиво кивнул ей и медленно пошёл прочь своей, сводящей Виту с ума, прихрамывающей походкой. Она осталась сидеть, как после пощёчины.

Второй раз он уходит от неё, не оглядываясь.

Но она не побежит вслед, пусть не надеется. Даже если сердце разорвётся на сто кусков. Ещё ни за кем она не бегала!

Вита смутно помнила вчерашний вечер. Помнила, как по-настоящему плохо было ей после ухода Виктора, не добившегося её согласия на переезд.

Потом откуда-то появился Генка, выпили за его отъезд — и всё. Когда он ушёл, кто закрыл дверь — провал. Хотя что-то ещё… Генка был какой-то другой. Не приставал, не дурачился. Да, глаза… У него были нормальные, участливые глаза. Даже встревоженные. Но… кажется, он ни о чём не спрашивал. А она не рассказывала… Точно не рассказывала?

Тут уверенность оставляла Викторию. А может она не устояла перед искушением «поплакаться в жилетку»? И Генка её утешал?

Ничего не осталось в памяти. Нет, но то, что между ними ничего не случилось интимного — это без сомнения. Теперь уже ничего не узнаешь: Генка рано утром уехал. Вита ещё спала.

В палату из столовой идти не хотелось. Процедуры у неё все закончились, не надо бежать в лечебные кабинеты, занимать очередь на циркулярный душ или электросон. Да и не хотелось никого видеть: ни с завистливыми глазами разведёнок, ни языкастых тёток, шушукавшихся за их с Виктором спинами. Сегодня Вита доставила бы им удовольствие, впервые за столько дней появившись с ним врозь.

И она пошла на пирс. День выдался пасмурным. У причала стоял белый, какой-то картиночный теплоход. Он только что пришёл, из него выгружались довольные после удачной прогулки «мореплаватели». Тут же через мегафон молодая женщина зазывала новую партию отдыхающих «совершить небольшой познавательный круиз».

Почему бы и нет? Может прогулка по морю развеет тоскливое настроение?

Вита купила билет и по шаткому мостику поднялась на палубу украшенного флажками теплохода. Отсюда смотреть на берег было странно и грустно: крутые ярусы лестниц, волнорезы, пляж в отдалении, на возвышении упрятанные в зелени лечебные корпуса санатория, резные беседки — всё вызывало в ней беспричинное волнение, будто она прощалась с этим благословенным уголком навсегда. Может потому, что исподволь пришло понимание, что безвозвратно разрушилась жгучая, почти первобытная сила, непреодолимо притягивающая друг к другу двух одиноких людей — их с Виктором.

Хотелось не думать о нём. Вита с преувеличенным вниманием стала осматривать внутреннее устройство прогулочного теплохода, застеклённые каюты, большую открытую палубу с ровными рядами скамеек, устроенную на возвышении капитанскую рубку, так это, кажется, называется.

Но мысли своевольно возвращались к человеку, которого она успела за такой короткий срок полюбить, впустить в душу. Ей казалось, что и у него к ней такие же чувства, что если выпала такая редкая удача — найти свою половинку, то уж нельзя выпускать её из рук. Что ему стоит просто позвонить, просто узнать, где она? Почему он так резко ответил ей в столовой? Она не чувствует перед ним никакой вины.

Вспомнилась дочка. Вита уже изрядно соскучилась по ней, под утро Сонька даже ей приснилась. Щемящее, болезненное чувство разлилось в груди: не заболела бы. Во сне она заплетала дочке косички, целовала ей тёплые ладошки. Занятая мыслями о детях Виктора, озабоченная будущей с ними встречей, желанием им понравиться с первого взгляда, Вита мало думала о Соньке, признает ли она в незнакомом мужчине друга, защитника, да и сам Виктор сможет разбудить в малышке чувство доверия и симпатии к себе.

Вита вдруг подумала, что об этом нет уже смысла беспокоиться: не случилось, не признает, не разбудит… И всё напрасно. Надежды. Мечты.

Завтра их пути, как ни банально звучит, разойдутся навсегда. Снова холодная постель, нелюбимая работа, постылое существование.

Задумавшись, Вита не заметила, как теплоходик оторвался от берега и уже уверенно и деловито устремился в открытое море.

Путешественников на борту было немного, видно, погода не способствовала туристическому настроению. Хмуро, сплошной серой ватой висели тучи и кропили лицо не то брызги от вспененных волн, не то мелкие капли с неба. Виктория зябко передёрнула плечами и спряталась от сырости в просторной застеклённой каюте. Там она приметила знакомые по санаторию лица — приятелей Генки (у него все ходили в приятелях). Они кивнули ей издали, но в компанию не позвали.  Ребята и девчонки были по парам, пели под гитару и пили баночное пиво.

Вита отвернулась к окну, там тоже неприютно, хмурая морская гладь, не за что глазу зацепиться.

«Зачем я забилась на эту посудину? — запоздало пожалела Виктория. — В санатории, может быть, ещё раз увидела бы Виктора. Не по-мужски просто так уехать, не сказав ни слова».

Она как-то упустила из вида, что будет ещё обед и ужин, и в столовой уж она точно увидит Виктора. Мысль, что больше они не поговорят, так разбередила Виктории душу, что она уже не могла ни о чём думать, как о завершении этой двухчасовой морской прогулки.

 На верхней палубе экскурсовод рассказывал группе отдыхающих о местных достопримечательностях. Через открытые окна доносился её усиленный мегафоном голос, но Вита не запомнила ни одной фразы.

Наконец добровольное пленение закончилось.

Прогулка не принесла ни радости, ни успокоения. Скорее напротив, Виктория сошла на берег измученная своими думами, разбитая морально. Даже солнце, пробившееся из-за туч, не заставило её легче вздохнуть. Нескончаемая лестница наверх, к корпусам, звонко откликалась на быстрые шаги Виты. Порывисто дыша всей грудью, она вышла к аллеям. К счастью, отдыхающих не было видно, наверное, добирают последние благодатные лучи на пляже.

На вахте попросила свой ключ. Приветливая дежурная подала его с биркой от номера и остановила её:

— Подождите, вам письмо.

Девушка, действительно, протянула ей запечатанный конверт без адреса, без подписи. Только в уголке стоял номер её комнаты.

У Виктории оборвалось сердце. Не чуя ног, она взлетела на второй этаж, дрожащими руками открыла дверь и, бросившись в кресло, теряя рассудок от дурного предчувствия, раскрыла конверт.

Так она и думала, это было прощальное письмо от Виктора.

«Дорогая, милая, Виктория! Я не могу больше оставаться вблизи тебя. Уезжаю. Запрещал себе искать  встречи с тобой, но душа противилась запретам. К радости или печали, тебя не оказалось в номере, что избавило нас от мук прощания. Не жалей, что я оказался не тем, кто тебе нужен. Забудь. Виктор».

 

 

 

***

 

Октябрь выдался мягкий, спокойный, какой-то блаженный. До самого ноября деревья стояли бодро-зелёными, клумбы пестрели астрами, георгинами, петуньей. Даже дождик, если припускал, казался несерьёзным, случайным и быстро прекращался, оставив после себя смеющиеся лужи.

После санатория Виктория стала другой. Даже подруги говорили, что её как подменили, будто в исправительном лагере побывала. Молчаливая стала, а в глазах не то безразличие, не то блёклость.

О Викторе думала часто. Записку его затвердила наизусть. Жало обиды, все эти дни отравляло жизнь. Почему он уехал, не спросив последнего слова, не посмотрев в глаза. Сам всё решил. И за себя, и за неё. «Не жалей, что я оказался не тем, кто тебе нужен».

Виктория медленно пересекала сквер, за которым виднелся детский садик Соньки. Если б не дочка — хоть вой!

«Да откуда тебе знать, кто мне нужен! Как раз вот такой упёртый мне и нужен! Чтоб было на кого опереться. Чтоб любил взыскательно, с уверенностью на отдачу, а не так, серединка на половинку. Ведь разбередила я тебе душу! Так смотри во все глаза! Разве не видно, как я по тебе сгораю, как готова уже на всё!..» 

Увидев приближающуюся Виту, дочка побежала навстречу, споткнулась о корень дерева,  шлёпнулась.

Виктория подхватила малышку на руки, прижала к себе:

— Не плачь, сейчас поцелую и всё заживёт!

Подбежала воспитательница:

— Сонечка, солнышко, ну как же так… Вы знаете, она вас так любит! Все дети играют, а она всё вас выглядывает, чтоб не пропустить. А умница —такая смышлёная! Какая хорошая у вас девочка!

Приятно слышать такие слова, да ещё почти каждый день.

Вита и сама после приезда стала  смотреть на дочку по-новому. Или потому, что она уехала, оставив Соньку на две недели с бабушкой, или почувствовала малышка своим крохотным сердечком в матери какие-то перемены, опасные для неё, только часто дома дочка вдруг бросала игру, подходила к ней и, молча, крепко прижималась, будто боялась потерять. Виктория нежно обнимала её в ответ и крепилась, чтобы еле сдерживаемые слёзы не испугали малышку.

… В тот день на работе не заладилось с самого утра. Новый зам вызвал Викторию в кабинет и устроил «разгон» за горящие сроки. Сроки эти несколько раз отодвигали, работа задерживалась на предыдущем производственном этапе, а «шишки»  опять достались ей.

В самую кульминацию «запарки»  её на проходную вызвонил бывший муж.

Вита выскочила на ступеньки у входа в здание, кутаясь в широкий кашемировый шарф (на улице разгулялся ветер).

Гошка нагло улыбался, вроде рад был её видеть.

— Только говори быстрей, что надо, а то у меня аврал…

— Меня Зойка выгнала, — с ходу «бухнул» Игорь. — Я к тебе пока переберусь. Там же есть мой угол!

— Какой угол? — разозлилась Вита. — Прогулял ты свой угол!..

— По закону… — начал было Гоша, но Виктория уже не слышала, земля поплыла под ногами: к корпусу, прямо на неё шёл… Виктор. Она не могла ошибиться: тот же лёгкий наклон в правую сторону, так же слегка припадает на больную ногу.

Ей как-то удалось смести со своего пути Гошку, и она птицей слетела со ступенек:

— Витя! Как ты… здесь?

— Позвонил. Приехал. Еле нашёл… Что с мобильником?

—У меня новый. Старый… искупала в молоке… Виктор! Что происходит?! — Вита чуть-чуть ослабила кольцо его рук.

— Я приехал к тебе. Разверну в вашем «божьем» уголке свой бизнес. Я всё просчитал. Дети пока с Надей. Я люблю тебя.

Только теперь Виктория вспомнила о Гоше и оглянулась. Вслед она увидела широкую спину, когда-то повергавшую её в трепет, и понуро склонённую голову.

                                                                       Людмила Хлыстова


Людмила Хлыстова
17:02:47 12/03/2019

Спасибо, Татьяна! Твои отзывы всегда аргументированы, и это важно.
Татьяна Александрова
18:31:41 08/03/2019

Людмила, наконец-то нашла время прочесть. Большой достаточно для рассказа текст одолела быстро - история заинтриговала, хотелось узнать, чем закончится. А это уже говорит о том, что рассказ удался. Поздравляю!
Людмила
14:52:18 02/03/2019

Благодарю, Татьяна! Приятно услышать такой отзыв.
Татьяна Мажорина
10:59:09 28/02/2019

Людмила, спасибо!!! Жизненный рассказ, трогающий душу и не отпускающий от первого и до самого последнего слова. Читается просто на одном дыхании...
Людмила Хлыстова
20:39:17 24/02/2019

Спасибо за такой эмоциональный отклик!
Андрей Скиба
17:50:32 19/02/2019

Очень, очень понравилось! Читал взахлёб. Хотелось поскорее узнать, что там дальше будет. Прямо как в детстве (и юности), когда до утра читал книгу и не мог остановиться. И слёз не сдерживал. Низкий Вам поклон!
Людмила Хлыстова
14:02:58 14/02/2019

Благодарю, Оксана!
Оксана Скиба
13:39:19 13/02/2019

Очень трогательно, но при этом легко читается! Спасибо Вам!
Людмила
15:28:35 11/02/2019

Кнарик, спасибо большое за оценку моего творчества и пожелания! Произошёл какой-то сбой в очерёдности отзывов и в ответах на них.
Людмила
22:20:56 10/02/2019

Владимир, Владислав, Лена, Оля! Блегодарю всех, кого тронула взволновавшая меня тема, прозвучавшая в рассказе. Сюжет, с некоторыми допущениями, взят из жизни..
P.S. В.М. поясняю: два рядом стоящие стола. Разве сотрудницы не соседки по столу?
КнарИк Хартавакян
21:48:34 10/02/2019

Людмила, спасибо Вам и за этот волнующий рассказ, сюжет коего взят в основе своей из жизни, как пишете.

с уважением и пожеланиями самыми лучшими
Людмила
21:20:30 10/02/2019

Владимир, Владислав, Лена, Оля! Блегодарю всех, кого тронула взволновавшая меня тема, прозвучавшая в рассказе. Сюжет, с некоторыми допущениями, взят из жизни..
P.S. В.М. поясняю: два рядом стоящие стола. Разве сотрудницы не соседки по столу?
Губарева Ольга
19:28:26 10/02/2019

Людочка, молодец! Жизненно, так, как хочется, чтобы было,но так ,действительно, и бывает! Читала, желая скорее дочитать, чтобы узнать, чем кончится? Поздравляю!
Елена Арент
14:09:01 10/02/2019

Люда, еще не высохли мои слезы от прочитанного - пишу отзыв. Слезы - лучшая оценка)) Талантливо, сердечно, мудро! Спасибо за рассказ!
Вячеслав Зименко
07:47:51 10/02/2019

Так вот, оказывается, как думают и чего хотят женщины! Пишу без тени сарказма. Читал с интересом. Язык - сочный, детали "не напрягают". Повествование и концовка - добрые. Спасибо!
Владимир Морж
21:52:25 08/02/2019

Ох уж эти курортные романы!

"На работе... её злила болтливость соседки по столу"
А что это за работа, где стол делят с соседкой?

ООО «Союз писателей России»

ООО «Союз писателей России» Ростовское региональное отделение.

Все права защищены.

Использование опубликованных текстов возможно только с разрешения авторов.

Контакты: