Первое место
Ксения Баштовая

Молоко и хлеб

 

Лес звенел от собачьего лая.

Данка панически оглянулась по сторонам. Сердце перепуганной птицей билось в груди, а в глазах стоял туман. Все кружилось и плыло… Но надо, надо бежать. Если догонят, если поймают… Ведьме одна дорога – на костер.И пусть вина лишь в том, чтоотказалаМладенку, сыну деревенского старосты, но ведь этого уже не докажешь! Никто не поверит, что послезлого, сказанного в спину, «Да чтоб ты провалился!»- он не по ее винесломал ногу, поскользнувшись на хлипком мостике.

Ведьма! Ведьма!

Душили слезы, врастрепанной косе запутались репьи, сарафан давно был испачкан грязью, а она все бежала вперед,зная, чтотолько чудо может спасти ее от костра.

Или не может?Не поможет никто и ничто. Собаки уже настигают, лают так близко, чтосердце сбивается с ритма…

Можно попытаться забраться на дерево. А что дальше? Снимут стрелой? Заставят спуститься? А что потом? Потащат на костер или просто затравят псами?

Ведьма!

И родители умерли больше пяти лет назад, некому заступиться, некому помочь, а собачий лай все ближе…

Данка и сама не помнила, как смогла вырваться из деревни, как выбралась из сарая, в который ее бросили «добрые» соседи…

Тело болело от ударов плетью, от брошенных и метко попавших камней, стертые ноги заплетались…

А собачий лай все ближе… И слышны крики загонщиков…

И блеснула впереди нить реки…

Данка рванулась вперед – может, не найдут собаки след через воду! -и, лишь вылетев наизлучину, поняла, куда прибежала…

За рекой начинался Запретный Лес.

Даже отсюда было видно, что там, на другом берегу тонкой речки,все другое. Деревья растут близко, одно к одному, и не проберешься, не пройдешь через них,листья на ветвяхшевелятся не по ветру, а сами по себе…Здесьот криковзагонщиков да от лая собак – ни зверя, ни птицы не видать, а там, на другом берегу, словнои не слышат шума: вьются беззаботные птахи, ветер перебирает траву… Да мелькнет меж ветвей зеленый рукав…

Пятнадцать лет назад закончилась война между людьми и нелюдями. Пятнадцать лет назад решили, что нет дороги человеку в Запретный лес. Пятнадцать лет каждого, кто пересечет реку - границуждет мгновенная смерть: лучники у нелюдей славятся своей меткостью.

Девушка на миг замерла на берегу, а потом бросилась к броду, про который знали все деревенские, но по которому за прошедшие годы никто так и не прошел.

Лучше умереть сразу, от стрелы, чем быть сожженной, как ведьма.

Ноги скользили погладким камням. Подол сарафана намок, отяжелел, тянул вниз. Данка чудом в реку не свалилась. Птицей пролетелана другой берег, остановилась, упала на колени, хватая ртом воздух… Тело била крупная дрожь.

Вот и все. Сейчас свистнет стрела невидимого средь листвы лучника – нелюдя, и все закончится. Сразу, мгновенно… Уже даже, кажется, слышен скрип натягиваемого лука…

И слова, чужие, непонятные, вдруг сами сорвались с губ:

-Thaainerkhashie!..

Эхо Запретного леса подхватило крик, раскидало меж ветвей, раздробило наотдельные слова, вновь и вновь повторило короткую фразу…

Удар сердца. Второй….

И свист над головой. Протяжный, больше похожий на птичью трель.

Данка вскинула голову: на высоте трех человеческих ростов, на веточке, такой тонкой, что даже сойку не выдержит, стоял он. Нелюдь.

Серебристо-пепельные волосы до плеч,зеленый кафтан в цвет молодой листвы, изогнутый лук, с которого уже готова сорваться стрела.

Увидев, что его заметили, нелюдьпо-птичьи склонил голову набок, и обронил короткую гортанную фразу. Кажется,это был вопрос, но о чем ее спросили, Данка не знала.

Дышать было трудно, воздуха не хватало, и все, что девушка смогла сказать:

-Не понимаю.

Нелюдь шагнул вперед – словно и не стоялна ветви, а прогуливался по ровной поверхности.Мягко приземлился на землю – даже травы не примял, сделал шаг к Данке, и она лишь теперь смогла хорошо рассмотреть его лицо.

Тонкиечерты, золотые кошачьи глаза, острые скулы – странная нечеловеческая красота, которую не увидишь насвоем берегу реки.

Стрелу с натянутого лука он так и не убрал.

-Кто ты? – голос его был гортанен, и чувствовалось, что слова, которые он сейчас произносил, были для нелюдя столь же непривычны¸ как для Данки – выкрикнутая ею фраза. –Откуда знаешь молитву леса?

Девушка сглотнула комок, застрявший в горле, открыла рот, не зная, что сказать… Да и произнести ничего не смогла -на оставленном ею берегу показались загонщики.

Псы рвались со сворок, хрипя и капая пеной на землю.

-Вон она! - знакомо впился в воздух громкий крик. – Ведьма!

Данка вздрогнула всем телом.

Староста.ЖелькоРачич.

Незнакомец прищурился. Лицо его оставалось бесстрастным, словно и не происходило ничего. Ни одной эмоции – ни удивления, ни злости… Одно слово – нелюдь.

Беглянка оглянулась. Встать она даже не пыталась, понимая, что у нее уже не хватит сил.

На противоположном берегу переминались с ноги на ногу деревенские.Все знакомые, все известные… И все – враги.

Рвались со сворок собаки – как разрешил князь псовую охоту жителям Дечерани, так и появились здесь эти звери, огромные, с телка размером, оленя на скаку завалят… Что этим созданиямкакую-то девчонку поймать?

Нелюдь медленно обогнул Данку, остановился, оставив ее за своей спиной – неужели поверил, что она безобидна? -и, все так же, не опуская лука, крикнул, разом перекрыв собачий лай:

-Кто вы? Что вам надо рядом с землямитайн`ши?

 Деревенские зашушукались,начали одергивать собак, пытаясь их успокоить.

Данку била крупная дрожь.

-Мы…

Желько.

-За ведьмой пришли! Вон она, у вас. Отдавайте нам ведьму!

-Ведьму? – нелюдь оглянулся, и надо ж было такому случиться, что и Данка решилась наконец посмотреть на родной берег. На миг взгляды беглянки и чужака пересеклись…

А потом он издал свист. Длинный, переливчатый, даже не верилось, что человеческое горло может издавать такие звуки. Впрочем, он ведь не был человеком…

Тихий шелест листвы,ииз лесавышли еще двое нелюдей в зеленых одеждах.Откуда они взялись? Как из воздуха соткались…

Один из вновь пришедших чужаков даже раздумывать долго не собирался.В руке блеснул длинный узкий кинжал… Шаг вперед, рука легко перехватила косу перепуганной Данки – на противоположномберегу одобрительно зашумели – лезвие уже почти вспороло кожу на горле… Но первый нелюдь перехватил руку с занесенным ножом ичто-то зло обронил на своем, незнакомом девушке языке. На миг той послышалось, что прозвучала та самая фраза, которую только что сказаласама Данка, но которуюсейчас она не смогла бы повторить даже под угрозой смерти.

Нападавший замер, о чем-то переспросил, первый ответил утвердительно.В разговор вмешался третий нелюдь…

А на том берегу не собирались ждать, покачужаки наговорятся.

-Отдайте ведьму! – всколыхнулся над рекой людской крик.

-Да я сам ее заберу! – вклинился в многолосый хор мужской бас.

Данка вздрогнула всем телом.

ЗлаткоСимич. Кузнец.Голыми руками подковы гнет. Если он сейчас перейдет реку… Даже нелюди его не остановят.

Громкий плеск -мужчина пошел вброд, разбрызгивая и баламутя воду…

Свист стрелы.

И хрип.

Данка оглянулась: тело медленно оседало в речку…

Первый нелюдьшагнул к девушке, пряча лук в сагайдак за спиною, положил руку Данке на плечо:

-Твою судьбу решит король. Пошли.

Оглянулся на перепуганных деревенских, чуть повысил голос, так, чтобы услышали на другом берегу:

-А тех, кто пересечет границу, ждет смерть. Стрел хватит на каждого.

Ноги отказывались подчиняться, девушка с трудом поднялась.

-Пошли, - повторил нелюдь, увлекая ее в сторону сомкнувшихся стеной деревьев.Но странное дело, когда диковинная пара приблизилась к лесу, стволы вдруг сдвинулись в разные стороны, открывая узкую тропку…

Уже шагнув под своды Запретного леса, Данка оглянулась: двоечужаков все так же стояли на берегу. Ветер перебирал серебристые волосы, на плечо одному из нелюдей опустилась трясогузка… Казалось, мужчин совершенно не беспокоит, что там, на другом берегу мечутся испуганные люди, рвутся с поводков собаки, то пытаясьброситься в воду, то наоборот, прячась за спины хозяев.

И в то же время было понятно: границу-реку никто не пересечет.

 

Идти было тяжело. Каждый шаг отдавался новым ударом боли. В глазах стоял кровавый туман.Дышать становилось все труднее. И Данка сама не знала действительно ли она видит все то, что творится вокруг, или же ей чудится все это:ветви деревьев сплетались в стены домов, вспыхивали и гаслипорхающие средь темной листвы светлячки,слышалсяхрустальный перезвон смеха и шепот непонятных слов,кружились в диковинном хороводеоторвавшиеся от земли цветы, травы соткалиузкие тропинки, протянувшиеся от одного дома до другого… Правда это была или сон?

Данка так и не узнала этого -все закружилось перед глазами, закачалось, поплыло…

 Чьи-то руки подхватили израненное тело и странная музыка, чудное горловое пение закружили ее, понесли куда-то вперед, сквозь мерцающие переливы тьмы и света…

А потом все оборвалось.

 

Девушка открыла глаза. Она находилась в небольшой комнатке, стены которой были созданы из ветвей – тонкие деревца вырастали из земли,переплетались другс другом,изгибались под непредсказуемыми углами…

Сама Данка сидела вглубоком кресле, накрытая теплым пушистым пледом. Девушка осторожносняла с себя покрывало, встала… И удивленно замерла, когда вдруг поняла, что у нее ничего не болит.

Беглянкамедленно провелакончиками пальцев по предплечью -еще недавно кожа была покрытассадинами, ранами, а сейчас… сколько же она проспала? Да и спала ли вовсе?

-Очнулась? –гортанный голос вывел ее из размышлений.

Данка подняла голову:на порогекомнаты стоялуже знакомый нелюдь.

-Да…Сколько я проспала?

Мужчина пожал плечами:

-Час… Два… Кто знает?

-Но… Почему?.. – она не смогла договорить, но похоже,собеседнику и такбыло понятно, какой вопрос хочет задать девушка.

-Такова воля короля. Идем. Король примет тебя.

Осторожно обходя кресло, Данка вдруг поняла, что оно вырастает из пола…

Уже на пороге нелюдь вдруг вспомнил:

-Как тебя зовут?

-Данка… ДанницаГрачанин…

-Данница… - он покатал ее имя на языке, как леденец. – Что оно означает?

-Имя? – сперва не поняла девушка, а потомрастерянно протянула: - Утренняя звезда…

Нелюдь кивнул:

-Я сообщу твое имя королю.

 

Данка думала, что она видела многое. И лишь перешагнув порог приемной залы, поняла, как же она ошибалась.

Стены, созданные из ветвей цвета старого золота, над головой -исиня -черноенебо, усыпанное алмазами звезд: и это не смотря на то, чтоза стенами царил день, -и рысь, лежащая подлетрона, на котором сидел мужчина в серебристом одеянии. Длинные волосы цвета свежеотчеканенной золотой монеты – Данка видела такую у однажды проезжавшего черезДечерань купца,-миндалевидный разрез желтых, как у кошки, глаз, высокий лоб: узкое, нечеловечески прекрасное и совершенно бесстрастное лицо, странно знакомое, словно видела его во сне.

Тонкое плетениесеребряного венца с крошечным зеленым камнем над переносицей, тяжелые перстни на длинных пальцах, огромный кулон со смарагдом на груди…- все это Данка замечала как-то отстраненно, невзначай, будто в полудреме

Рысьсладко потянулась, лизнулаузкую ладонь и вновь спокойно улеглась на пол.

Данка молчала, чувствуя, как сердце сбивается с ритма, а перед глазамивсе вновь начинает кружиться.

А мужчинапровел кончиками пальцев по голове пятнистой кошки и тихо спросил:

-Зачем ты пришло, человеческое дитя?!

И мир закружилсядиковинной каруселью, и Данка почувствовала, как у нее подкашиваются ноги: она вспомнила.

 

Война шла уже второй год.Кто ее начал, что не поделили, Данка не знала – кто будет об этом рассказывать шестилетней девчонке?Все, что она знала – это то, что люди воюют со страшными нелюдями – дикими чудовищами, что обитают в лесах,воруют детей,живьемптицам головы откусывают…

В тот день Данка проснулась от шума: только-только показались первые лучи солнца, а значит можно еще чуть-чуть понежиться под одеялом… Но этов мечтах, а на деле – крики подняли всех.

Наспех натянув сарафан, девочка выскочила на улицу.

Все спешили на главную площадь, все бежали куда-то, и Данка поспешила за людьми.

Выскочила, остановилась, не понимая, что происходит, попыталась пробиться вперед, к середине площади, чтобразглядеть хоть что-то…

Чьи-то сильные руки подхватили девочку, она испуганно пискнула, но уже в следующий миг разглядела отца: тот легко подхватил ребенка, подсадил Данку себе на плечи:

-Смотри!

Девочка удивленно закрутила головой, не понимая, о чем речь. Лишь через некоторое время она разглядела, что люди столпились перед телегой: на нее взгромоздили грубо сколоченную огромную клетку, в которойчто-то вяло шевелилось.

-Смотри! – повторил отец. – Поймали чудовище! Нелюдь!

Девочка пораженно ахнула, подалась вперед, чудом не свалившись у отца с плеч.

Чудовище?! А какое оно?! А как выглядит?! А правда, что детей ворует?! А оно очень страшное?!

Грязный ком в клетке пошевелился, и девочка с огорчением разглядела обычного человека…

Худого, избитого, в подранной одежде…

Это и есть чудовище?

А разве у него не должны быть зубы-во! Когти – во! Глаза – во! – Где это все?!

-В лесу поймали! – горделиво рассказывал деревенским староста. – Ну… Как поймали… Едем мы, это самое, через лес, а там воронья!Ну мы туда.А там убитых – море. Ну мы наших солдат похоронили, а нелюдь эту – их там с десяток покойников было -воронам оставили… Смотрим, а этот шевелится. Ну мы его в клетку… Петрана сразу к господам послали… Дня через четыре здесь будут.

-И куда ж его теперь?! – испуганно ахнула какая-то баба.

-В сарай вон тот бросим, не сбежит, - отмахнулся староста.

-И четыре дня его кормить?! – возмущенно заголосил кто-то. – Онирожь травят, мышей да крыс в хлебанапускают, а мы еду на него переводить будем?!

-Без еды проживет, - скривился мужчина. –А подохнет, туда ему и дорога.

Данка разочарованно отвернулась.

Чудовище было совершенно не страшным. А значит, и не интересным…

И уже поздней ночью, ворочаясь на теплой печке, Данка вновь вспомнила про пойманного нелюдя.

А он ведь совсем –совсем-совсем не похож на чудовище. Зубов –клыков у него нет, когтей тоже не видно… Может, староста повыдергал?

А чем же он тогда есть будет?!

Он же голодный! Птицу ему, чтоб головы пооткусывал,не принесли, есть не дали…

Помрет еще с голоду…

Но он же чудовище!

Хотя и не похож.

Может, взрослые ошиблись?Может, это не чудовище вовсе?

А еще оно – если это действительно чудовище –весь день не кормленное…

Данка осторожно сползла с печки, стараясь не шлепать босыми ногами, тихонько прокралась к двери... Шикнула на приоткрывшего один глаз пса – чтоб не шумел…

Через полчаса Данка, прижимая кгруди ценную ношу, переминалась с ноги на ногу у сарая, о котором говорил староста. Оглушительно пели сверчки, звездыперемигивались с небес…

И что теперь делать?!На двери – амбарный замок, чтоб чудовище не сбежало, окошек нет…

Девочка опустилась на колени, склонилась к самой земле и зашептала в щель под дверью:

-Чудовище! Эй, чудовище, ты спишь?! Чудовище! Ты спишь?!

В сарае что-то завозилось.

-Чудовище! – вновь позвала Данка.

Что-то тяжело упало у самой двери.

-Чудовище!

Оно, кажется, и не думало откликаться.

-Чудовище!

Хриплое дыхание, и тихий надрывный шепот:

-Зачем ты пришло, человеческое дитя?

Данка торопливо подсунулапод дверь плошку. Следом за ней последовала краюха хлеба.

-Я принесла тебе хлеба и молока, - и торопливо пояснила: - Мама говорила, вы птиц живьем едите, но я Петку тебе привести не могу, он нас по утрам будит!

Из-за двери послышался хриплыйкашель:

-Обойдусь без Петки.

Из сарая пахло застарелой кровью, какой-то гадостью, дрянью… Через несколько минутпустую плошку просунули обратно:

-Держи.

Данка подхватила миску… И шлепнулась на землю:

-Чудовище, расскажи мне сказку?

-Что?!

-Расскажи мне сказку, - повторила девочка. – Раньше мне мама рассказывала,а сегодня тебя привезли, и она забыла. Расскажи мне сказку?

Нелюдь молчал, иДанка уже решила, что он попросту заснул, когда из-за двери тоскливо пробормотали:

-Все равно завтра подохну… Не от голода, так от ран… Слушай свою сказку…

И он заговорил. Голос дрожал и часто прерывался, замолкал. Иногда шепот сменялся тихим свистом – так втягивают череззубы воздух, стараясь не закричать от боли… А сказка все продолжалась и продолжалась.

Странная и не похожая на другие. Сказка о трех жемчужинах, которые древние духи оставилинароду тайн-ши- детям леса,  народукаэр-ши – детям гор и народу чента-ши – детям рек. Сказка о том, как жемчужины были потеряны, и духи, разозлившись, не уничтожилисвоих чад лишь потому, что одна из жемчужин осталась цела… Странная это была сказка и непохожая на те, которые Данка слышала раньше…

А на следующую ночь, девочка пришла снова.И вновь принесла хлеба и молока. И вновь попросила рассказать сказку.

И он продолжал рассказывать ей истории.

Истории о народе тайн-ши, что обитает в Запретном Лесу.Истории осемнадцатилетнеммальчишке - короле, который никогда не смеется…

-Никогда-никогда? – охнула девочка.

-Никогда.

-А почему?

Что он мог ей ответить? Рассказать о родителях, погибших несколько месяцев назад? О власти, свалившейся на голову? О войне? О тоске, грызущей душу?

Чудовище тихо кашлянуло из темноты:

-Наверно, не умеет…

Его голос дрожал и срывался… А сказки продолжались. Сказкио короле тайн-ши, который должен раз в год отправиться в сердце леса. Именно там он получит дар леса и сможет управлять своими подданными. Сказкио том, как глупый семнадцатилетний мальчишка –король, не смотря на свое горе, решил, что традиция не должна прерываться, и отправился к сердцу леса через земли охваченные войной. Истории о том, как его захватили в плен…

Зачем он это рассказывал? Зачем он вообще что-то говорил шестилетней девчонке, которая не запомнит и не поймет ничего из сказанного?

 Может, потому, что знал, что ему осталось жить всего несколько ночей? Может, для того, чтобы просто выговориться. А может,потому, что звук собственного голоса, тихий прерывающийся шепот, не давалему скатиться в пучину обморока…

Данка слушала сказки чудовища с открытым ртом.

А потому не сразупоняла, что что-то изменилось.Мелькнула в конце улицы размытая тень, послышались легкие шаги,раздалась длинная соловьиная трель… На плечо легла тяжелая ладонь, рванула девочку в сторону, блеснул всвете луны кинжал с клинком в виде листа…

-Не трогайте ее! – злой шепот, раздавшийся из-за закрытой двери, остановиллезвие почти у самого горла Данки.

Кинжал пропал, словно и не было его, а рот девочки зажала крепкая рука.

Смутные, размытые тени кружились по ночной площади. Кто-то споро сбилзамок с амбара, кто-то проскользнулвнутрь… Еще с полсотни споро окружили площадь…И ни одна собака не проснулась, не залаяла!

Данка, не обращая внимания на руку, зажимающую ей рот, зачарованно следила, какдве едва заметные во мраке тени осторожно выводят из сарая чудовище. То брело, едва-едва перебирая ногами, спотыкалось, было готово упасть, нокаждый раз ему помогали устоять.

Одна из теней уверенно кивнула, а потом резко взмахнула рукой,умудрившись однимжестом обхватить всю деревню. С губ сорвалсякороткий приказ. Слова были незнакомы, и Данка скорее догадалась, чем поняла, о чем говорят. Сжечь. Уничтожить. Казнить.

Девочка испуганной птицей забилась в руках пленителя, но чудовище, до этого с трудом переставляющее ноги, вдругрезко выпрямилось и что-то прошептало. Тот, кто до этого отдал приказ, удивленно переспросил на своем языке. Чудовище что-то тихо буркнуло в ответ, и тень обиженно отвернулась…

Пленник, поддерживаемый с двухсторон, медленно подошел к девочке, опустился на землю перед ней, и Данка лишь сейчас смогла разглядеть лицо чудовища. Длинные спутанные волосы, перепачканные кровью и грязью, светлая кожа, покрытая сеточкойссадин, тонкие губы и желтые кошачьи глаза… На скуле – темный синяк… И не смотря ни на что – пронзительная, нечеловеческая красота… Данка так бы и смотрела всю жизнь.

Чудовище поморщилось и тихо прошептало:

-Сейчас уберут руку, а ты будешь молчать. Хорошо?

Девочка кивнула – сейчас она бы пообещала все, что угодно.

-Как тебя зовут?

-Данка, - прошептала она. Вспомнила, как учили отвечать на такие вопросы и быстро поправилась: - ДанницаГрачанин, - не удержалась и похвасталась: - Мама говорит, это Утренняя звезда означает.

Нелюдь дернул уголком рта – словно попытался улыбнуться и не смог.

-Мы сейчас уйдем, а ты никому не расскажешь про эти ночи. Хорошо?

-Почему? – разочарованно протянула Данка. Она уже и бояться перестала.

-Это будет наша тайна…

Тень, та самая, злая,недовольнопрошипела:

-Но…Мой король, они подняли на вас руку! Может, все-таки… под нож?!

Нелюдь оглянулся:

-Ты слышал легенду о трех жемчужинах, Наррис? Сохранившаяся называлась Милосердие.

Тень, злобно дернув острым плечом, отвернулась.

А Данка, так ничего и не понявшаяиз их разговора, гордо приосанилась. У нее будет тайна. Настоящая. Общая с чудовищем.

А оно с трудом поднялось, явно собираясь уходить, и вдруг вспомнило, оглянулось:

-Если когда-нибудь окажешься в Запретном лесу, просто скажи: «Thaainerkhashie» - это спасет тебе жизнь.

Тени возмущенно зашептались, но спорить никто не стал. И Данка, шепотом повторявшаястранную фразу на диковинном языке, зачарованно следила, как они пропадали во мраке, уходя прочь из деревни…

И лишь через несколько ударов сердца вспомнила, тихо прошептала:

-А что ж это значит?

Ответа она не ждала, тени ушли далеко, но ночной ветер вдруг донес тихий хриплый шепот:

-Молитва. «Да хранит лес своих детей».

 

Данка стояла, не в силах отвести взгляда от золотых глаз короля. Было все это? Или сон ей вспомнился?

Звенящая тишина ужекружила голову, во рту ощущался привкус металла…

-Зачем ты пришло, человеческое дитя? – повторил нелюдь.

И Данка, понимая, что сейчас она говорит полную чушь, только и смогла тихо выдохнуть:

-Я принесла тебе молока и хлеба.

Губы короля тайн-ши тронула легкая улыбка…

 

Второе место

Вадим Селин

«Большая Медведица»

1

Я вышел из офиса своего юриста Олега Паршутина в прекрасном расположении духа и направился в сторону парковки к машине. Это случилось. Мне не верилось, что это случилось. У нас с Олегом наконец-то получилось уговорить Виктора Карабаева – владельца нескольких гектар земли, расположенных в очень удачном месте на выезде из города, на то, чтобы он продал мне этот участок, и я даже сумел немного сбить цену. Сделка назначена на завтра. Завтра я стану владельцем золотой жилы. Я планирую построить крупнейший торгово-развлекательный центр в нашей области, он станет любимым местом всех категорий населения. Мои сотрудники проделали колоссальную работу по анализу предполагаемых расходов и выручки, и выяснилось, что прибыль нас ожидает просто фантастическая.

Это будет главная сделка всей моей жизни. Можно даже сказать, что завтра у меня начнется новая жизнь.

Переговоры были настолько напряженными, что теперь из-за расслабления у меня даже дрожали колени. Но всё уже позади. Карабаев дал свое согласие, и завтра мы оформим все официально.

Представляю, что станет с Сергеем Лаврентьевым, моим главным конкурентом в нашем городе. Когда он узнает, какой участок прошляпил, с ним случится инфаркт! Он младше меня на десять лет, а пытается со мной тягаться. Ну, теперь он будет знать свое место, я буду бесспорным торговым лидером в нашем регионе. Впрочем, лидером я являюсь и сейчас, а после открытия центра окажусь просто на недосягаемой высоте.

Трудно передать, что для меня значила эта сделка. Всю жизнь я занимаюсь достаточно крупными торговыми проектами, но в последние годы во мне появилось неспокойствие, неудовлетворенность, меня точил какой-то тоскливый червь, мне казалось, что всё, что я делаю, какое-то не такое, всё мелкое, несерьезное, банальное, хотелось чего-то большого, глобального, колоссального, мне захотелось создать какое-то дело, которое можно было бы назвать делом всей моей жизни. Я несколько лет обдумывал эту идею, сначала она формировалась во мне на уровне чувств и эмоций, а потом я начал понемногу понимать, чего именно мне хочется – я захотел создать торгово-развлекательный мегакомплекс, такой, аналогов которому нет (по крайней мере, в нашей в области), начал тщательно подбирать подходящий земельный участок с учетом будущего развития инфраструктры нашего города, и когда выбрал такое место, приступил к переговорам с Карабаевым насчет продажи земли. Он долго сопротивлялся, всё набивал цену, и вот наконец его обещание о продаже было получено. Сказать, что я счастлив, значит не сказать ничего. У меня было чувство, будто я заново появился на свет, мне хотелось летать. Трудно передать чувства человека, мечта которого начала исполняться, мечта, в реализацию которой он, может быть, даже не верил – настолько невероятным казалось ее осуществление, и вот эта мечта начала постепенно воплощаться в жизнь!

Я шел к автостоянке. Мне представились деньги, которые потекут ко мне рекой, и от предчувствия этого богатства захватило дух и даже закружилась голова. Когда мы возведем наш комплекс, это будет что-то уникальное, об этом будут говорить все!

В этот момент мне вспомнился Юрка Стрелков – парень, с которым мы учились на одном курсе. Он был первым по всем предметам, преподаватели в один голос твердили, что его ожидает большое будущее и скоро про него будут писать в газетах. На меня же они даже внимания не обращали, считали посредственным студентом и сильно недооценивали.

«Ну и где ваш Стрелков? – с усмешкой подумал я, вынимая из кармана брелок с ключами и сигнализацией. – И не видно его, и не слышно!»

Хоть я не видел Стрелкова уже ровно двадцать лет (сейчас мне сорок два), но все это время у меня с ним происходит некое мысленное соперничество. Совершая свои дела, подписывая очередные контракты и достигая очередного успеха, на заднем фоне всех этих дел я вспоминаю Стрелкова и мысленно насмехаюсь над ним, - о нем ничего неизвестно, он куда-то исчез, значит, не таким уж успешным он стал. Мысли о нем, воспоминания о том, как его хвалили преподаватели и осознание того, что эти похвалы не сбылись, будто подстегивают меня на достижение своих успехов.

«Не о нем будут писать в газетах, а обо мне! – удовлетворенно подумал я, приветствуя взглядом свою машину. – И не просто будут, а уже пишут! А скоро начнут писать еще больше!»

Я пискнул сигнализацией своего внедорожника (люблю внушительные автомобили), открыл дверь, сел за руль, повернул ключ в замке зажигания… и вдруг почувствовал толчок. Кто-то въехал в зад моей машины.

Я замер от неожиданности.

- Я урою тебя сейчас! – прокричал я, выпрыгивая из машины. – Как ты паркуешься!

Я со злостью посмотрел назад, в ту сторону, где стояла ударившая меня машина, и онемел.

Это был по-настоящему оживший анекдот. Я слышал много анекдотов с сюжетом, как «Жигули» врезаются в «Мерседес», и вот сейчас передо мной развернулась экранизация этой истории: бампер моего внедорожника стукнула синяя «семёрка».

Дверь «семёрки» открылась, и из нее спешно вышел мужчина.

- Простите меня, пожалуйста! – стал с растерянным видом извиняться он. - Я сам не понимаю, как это получилось! Я очень аккуратный водитель!

- Научись парковаться, придурок! - я совершенно на него не смотрел, смотрел только на место удара. - Мою машину корытом своим протаранил!

На самом деле удар был несильный, только слегка поцарапана черная краска, но все равно неприятно.

И вдруг, изучая взглядом царапины, я замер. До меня только сейчас дошло, кого я перед собой увидел.

Я медленно перевел взгляд с бампера на водителя «семерки». Он тоже пристально смотрел на меня.

- Новицкий?.. – удивленно спросил он.

- Стрелков?..

Я смотрел на него и не верил своим глазам. Это был он. Стрелков. Тот самый сокурсник, которого я только что вспоминал и которого не видел уже двадцать лет.

Он порывался подать мне руку, но по его виду было заметно, что он в нерешительности размышляет, можно ли ее подавать, чувствуя себя смущенным из-за удара.

- Какими судьбами?.. – пришел я в себя и, как человек, от которого в этой ситуации зависело настроение разговора, первый подал ему руку.

- Да вот, в магазин с женой приехали, сегодня здесь хорошие скидки на продукты. Мы затовариваемся на всю неделю, а потом неделю сюда в город не приезжаем, - сказал он и крикнул в сторону салона: - Люда!

Открылась дверь, и из машины вышла Люда - женщина с излишним весом и самой простой внешности, которую только можно придумать: с выгоревшими русыми волосами, собранными резинкой в хвост, без макияжа, без маникюра, в чудовищном темном сарафане с желтыми цветами… Она была похожа на какую-то крестьянку.

Затем я обратил внимание и на Стрелкова: он был одет в дешевые брюки, дешевую рубашку, явно купленную в подземном переходе, дешевые туфли... У них всё было какое-то дешевое, и они оба тоже выглядели дешево, по-деревенски.

- Вы его извините, он сегодня всю ночь не спал, - сказала мне Люда. - Меня не хотел будить, ребенка нянчил. Это он от усталости неаккуратно припарковался…

- Это мой однокурсник, Андрей Новицкий! - объявил ей Стрелков. - Вот это встреча!

- Однокурсник? - растерялась женщина, и от заискивания едва не сделала реверанс. - Очень приятно, очень приятно...

Видимо, она переживала из-за того, что придется выплачивать деньги за царапину.

Только сейчас я заметил, что Люда не только полная, но к тому же еще и беременная.

- У нас трое детей, и скоро ожидаем четвертого, - с улыбкой произнес Стрелков, заметив мой взгляд.

Я не знал, что сказать. Был шокирован их видом и этой «семеркой».

- Как твои карьерные успехи? - поинтересовался я. - Что-то о тебе ничего не слышно. Или ты за границей? Ты занимаешься бизнесом?

Я задавал эти вопросы, а сам смотрел на «Жигули», простую одежду, и понимал, что спрашиваю что-то не то, но не мог спросить ничего другого, потому что все эти годы он представлялся мне процветающим бизнесменом, и я еще не успел перестроиться к тому, что сейчас видел.

- Нет, я не стал заниматься бизнесом. Вернее, сначала, сразу после окончания института, декан порекомендовал меня в США в одну компанию с миллионными оборотами, и я улетел в Нью-Йорк. У меня все шло как по маслу: большие деньги, развлечения, снимал шикарную квартиру с видом на океан… Но потом мне стало душно. Душно духовно. У меня было всё, но не было жизни, мне не хватало времени на жизнь. Повсюду небоскребы, яркие биллборды, музыка, звуки, вседозволенность нравов, невероятная власть, там даже в воздухе ощущается, что это центр всего мира, что там творится история, и это так и есть, оттуда словно идет управление всей планетой, но на самом деле эта яркость и власть – всё это суррогат, суррогат жизни… Я там просто погибал среди всех этих красок и денег. Чем большими благами я пресыщался, тем хуже мне становилось… И в конце концов я отдал все свои заработанные деньги на благотворительность и вернулся в Россию. Здесь продал свою городскую квартиру и перебрался в село. Это было уже давно, пятнадцать лет назад… Мы с Людой живем в Новобарановке, мы там и познакомились, она была моей соседкой... У нас там дом, гектар земли, хозяйством занимаемся, вот недавно еще свою пекарню открыли. Городские очень любят домашний хлеб и натуральные продукты, живем потихоньку… Скоро кредит за машину погасим.

Я слушал его, и у меня было чувство, будто почва уходит из-под ног. Он меня разыгрывает, этого просто не может быть… Он не мог променять ВСЁ на деревню!

Но он променял… Нью-Йорк на Новобарановку…

- Ты сейчас шутишь? - севшим голосом спросил я. - Ты же был первый на курсе! Мы все на тебя равнялись! Что с тобой случилось? У тебя были такие перспективы! Зачем ты всё бросил?

- Ты меня, наверное, не понял... Я ничего не бросал. Я просто отбросил. Отбросил от своей жизни всё лишнее.

- Но как ты можешь так жить?! - потрясенно вопросил я.

- В том-то и дело, что именно так я и могу жить. Теперь я живу. А тогда я существовал.

 

Я ехал домой и смотрел на дорогу невидящим взглядом, машинально крутил руль, а сам думал о Стрелкове.

Встреча с ним выбила меня из колеи. Я был настолько ошарашен тем, что увидел, что на второй план даже ушли мысли о предстоящей сделке, хотя, казалось бы, меня сейчас должны занимать только они. Но занимало другое.

«Семерка» в кредит, скидки на продукты в третьесортном магазине, трое детей и жена, беременная четвертым… Это какой-то кошмар… - с состраданием подумал я. - Зачем он себя загубил…»

Я уже говорил, что все двадцать лет с момента окончания института почти каждый день вспоминал Стрелкова и слова преподавателей насчет его звездной карьеры, эти воспоминания постоянно меня задевали и даже злили, мне хотелось его превзойти, все годы не давало покоя, что учителя так отзывались про него, а не про меня. Целых два десятка лет он, сам того не подозревая, был моим невидимым соперником, и вот оказалось, что я соперничал с человеком, который в своей жизни ничего не достиг… Соперничал с неудачником, с раздавленным жизнью и слабым человеком… С человеком, который променял Нью-Йорк на Новобарановку!

«Этого просто не может быть, - недоуменно качал я головой. - Это какой-то абсурд, какая-то шутка…»

Мне всегда было жаль таких сломленных людей.

Я не верил, что все произошедшее – правда, но это действительно была правда. Первый человек на курсе стал последним…

Я вспоминал его брюки, его жену, его «семерку», и приходил в еще большее недоумение.

«Что же с ним стало? Что его так сломило? - пытался я докопаться до сути произошедшего. - Он нес какую-то чушь про суррогат жизни, про то, что в Америке ему было душно, и тэ дэ, и тэ пэ… Но я же прекрасно понимаю, что это просто какие-то отговорки. Ну да, конечно, душно ему было в роскошном небоскребе на берегу Атлантического океана! Дурака из меня делает… Он пытается что-то от меня скрыть, - решительно подумал я. - Ну не может человек вот так взять всё и бросить. Он что-то мне не договаривает… Вполне вероятно, что он провернул в той компании какую-то махинацию, и его выслали из страны. Может, на него даже завели уголовное дело. Кстати, - озарило меня, - вполне возможно, что он сидел в тюрьме, и именно этим объясняется то, что я много лет ничего о нем не слышал. Ему просто-напросто было стыдно рассказывать правду, и он придумал эту трогательную версию, что сбежал из Америки на Родину к русским березкам».

После этих мыслей мне стало даже как-то легче. Теперь я примерно представляю, что случилось на самом деле, я его раскусил.

Я вспомнил мою Марину. Ей 24 года, мы познакомились год назад во время одного из вечеров, на который меня пригласили партнеры. Знакомые сказали, что она манекенщица. Когда я ее увидел, то сразу же решил, что она будет моей. И это оказалось несложно, все по стандартной схеме - украшения, рестораны, две соболиные шубки… Через месяц она ко мне переселилась. Несколько раз Марина намекала, что хотела бы стать моей женой, но я четко дал ей понять, что ценю свою свободу и не хочу быть с кем-то связанным. А вдруг через какое-то время она мне наскучит?... Нет, я не хочу проблем при разводе. Мне хотелось, чтобы она была рядом, и вместе с тем не хотелось связывать себя с ней какими-либо официальными обязательствами. Так мне было удобно. Я был совершенно уверен в том, что она никуда от меня не денется.

Впрочем, если говорить честно, несколько раз у меня тоже появлялись мысли, что, может, мне следует уже на ком-то остановиться, например, на той же Марине, в принципе она во всем меня устраивает, но после этих мыслей мне становилось страшно. А что, если я найду кого-то лучше? Нет, уж лучше пусть будет так, как есть. Так мне комфортнее. В любом случае, никогда не поздно согласиться взять ее в жены.

И вот, вспоминая свою стройную ухоженную Марину, а затем жену Юры, меня пробирала дрожь.

Не знаю, что с ним случилось, но я просто уверен, что он так изменился не от хорошей жизни. Загубить все свои перспективы и уехать в деревню может только сломленный человек. Его однозначно что-то сломило.

Ну, это его выбор, мне-то еще и лучше, что слова преподавателей оказались ошибочными…

Вечером мы с Мариной отправились в ресторан по случаю завтрашней сделки, и я начисто забыл о неудачнике Стрелкове.

 

На следующий день я проснулся в прекрасном настроении, во мне была небывалая легкость и ясность сознания, казалось, что жизнь прекрасна, я всех любил, хотелось всех обнимать и расцеловывать. Сегодня меня ожидает главная сделка всей моей жизни, сегодня я получу участок, благодаря которому стану невероятно богат! Я был счастлив!

Марина еще спала. Я решил ее не будить. Тихо поднялся с постели, прикрыл за собой дверь и стал собираться на встречу. Вскоре я стоял у зеркала и внимательно себя рассматривал. На мне был синий элегантный костюм, подчеркивающий стройную фигуру, которой я гордился и на поддержание которой тратил много времени в тренажерном зале. Я был всю жизнь стройный и всегда считал, что моя фигура – это что-то само собой разумеющееся, но как-то раз Марина со смешком заметила, что у меня появляется «животик», и мне стало не по себе. В тот момент я впервые осознал, что мне уже сорок два года. Потом я заметил, что у меня в волосах что-то блестит, и стало еще страшнее. Мне было страшно от того, что я обрюзгну, как остальные мужики, и молодые девушки начнут с усмешкой называть меня папиком, а мне этого не хотелось, хотелось чувствовать себя с ними наравне, как это было всю жизнь. С тех пор я начал усиленно заниматься в тренажерном зале и маниакально следить за своей внешностью. Естественно, никто о моих внутренних переживаниях не знал, и эти страхи были известны только мне.

Я взял портфель с документами, вышел из квартиры, и уже через десять минут ехал по направлению к своему счастью. Интересующий меня земельный участок располагался на выезде из города, мы планировали еще раз его осмотреть, а затем совершить сделку.

Я с наслаждением предвкушал великое мгновение, когда возьму ручку, подпишу договор купли-продажи и стану полноправным владельцем участка.

Машина мягко скользила по трассе, было начало сентября, воздух был свежий и ободряющий.

До назначенного места оставалось проделать всего несколько километров, как вдруг зазвонил телефон. Не останавливая машину, я взял трубку. На дисплее был незнакомый номер.

- Я слушаю, - сказал я.

- Доброе утро. Я разговариваю с Новицким Андреем Ивановичем?

- Да, это я.

- Вас беспокоит Алла Невзорова, секретарь Карабаева Виктора Эдуардовича.

Я насторожился.

- Я должна вам сообщить, что, к сожалению, назначенная на сегодня сделка не состоится.

- В смысле - не состоится? - не понял я. - Что это значит? Почему не состоится? Она что, переносится?

- Нет, сделка отменяется вообще. Возникли новые обстоятельства, препятствующие ее совершению.

- Какие еще обстоятельства?? - повысил я голос, и от нервов еще сильнее надавил на газ. - Мы же вчера обо всем договорились! Карабаев согласился продать мне этот участок!

- К сожалению, это вся информация, всего доброго, - и она положила трубку.

Меня бросило в жар. Задрожали руки. Стало как-то противно и душно.

Я набрал номер юриста.

- Олег! - едва услышав его голос, закричал я в трубку.

- Я уже знаю! - перебил он меня. - Наш участок перекупили! Лаврентьев предложил Карабаеву цену наполовину больше!

Я уже говорил, Лаврентьев это мой главный конкурент в нашем городе.

- Лаврентьев?! Но как он сумел? Откуда он узнал, что я собираюсь купить эту землю?

- Кто-то «слил» ему информацию!

- Но мы же вчера уже обо всем договорились!

- Договор на словах ничего не значит! Лаврентьев заплатил ему больше, и он согласился. Я же тебе говорил, что не надо было сбивать цену! Не надо было жадничать! Сбил ты цену, ну что из этого выгадал? Что?

- Я дам еще больше, чем Лаврентьев! Уговори их!

- Уже ничего не получится, сделка уже состоялась!

- Да сделай же ты что-нибудь! За что я плачу тебе деньги! – заорал я, и от злости швырнул телефон куда-то в сторону.

Я был вне себя от бешенства, даже костюм перекосился.

Внутри меня всё клокотало, сердце стучало как сумасшедшее.

Этого не может быть. Мой участок перекупили. Мои мечты так и останутся мечтами. Никакого торгового центра не будет. Это невероятно.

Внезапно я ощутил в груди резкую боль, как будто в грудной клетке что-то разорвалось. У меня потемнело в глазах, и я потерял сознание.

Но перед тем как отключиться, успел заметить, что моя машина вылетела на встречную полосу прямо навстречу грузовику, послышался чудовищный скрип, и я ощутил страшный удар.

И уже после этого мое сознание куда-то провалилось.

 

2

Я открыл глаза и увидел, что нахожусь в каком-то незнакомом помещении. В голове шумело.

«Что это со мной?..» - вяло подумал я. В мыслях была какая-то неразбериха, сумбурность.

Я приподнялся на подушке, намереваясь повернуться в сторону, чтобы осмотреться, и ощутил, что все мое тело как будто налито свинцом.

От этих легких движений у меня закружилась голова, и я откинулся на подушку. Несколько секунд перед глазами разливались разноцветные «мушки».

Я ощутил, что страшно ослаблен. Я понимал, что что-то произошло, но что именно, еще не знал.

Стараясь не шевелиться, стал осторожно осматриваться одними глазами, не приподнимая головы, чтобы она снова не закружилась.

Я увидел незнакомые стены, оклеенные рогожкой светло-горчичного цвета, затем, по-прежнему лежа на подушке, перевел взгляд вниз, на свое тело, и увидел, что мои ноги находятся в гипсе, и не просто в гипсе, а права нога даже подвешена на вытяжке. В нос проникал запах лекарств.

«Что со мной случилось? - медленно соображая, подумал я, мысли тяжело ворочались в голове. - Почему я в гипсе?»

В памяти еле заметно что-то забрезжило, но я был настолько ослабевшим, что мысли даже не додумались до конца и куда-то растворились, не было сил даже думать.

Не знаю, сколько времени я лежал, совершенно обессилевший, но через какое-то время в палату вошла медсестра, посмотрела в мою сторону, и у нее расширились глаза.

- Ой, вы очнулись! Слава Богу! Ну наконец-то! - обрадовалась она.

У меня не было сил разговаривать, и я только кивнул.

- Вы лежите, не шевелитесь и не разговаривайте. Вы попали в страшную аварию и выжили только чудом. Водитель грузовика тоже выжил. Вы весь переломанный! У вас переломы обеих ног и рук, травма селезенки, сотрясение мозга… - и она начала перечислять, что именно у меня сломано. Сломано было всё.

- Еще у вас случился микроинфаркт, - закончила она свою повесть. - Я позвоню вашей девушке, она попросила сообщить, когда вы очнетесь, - сказала медсестра и ушла.

Постепенно в памяти начали всплывать воспоминания. Я вспомнил, что ехал на встречу по поводу купли-продажи земельного участка, но по пути узнал, что участок продан другому, и попал в аварию.

В ушах зазвучал скрежет того грузовика. Меня передернуло.

Кстати, а из-за чего именно я потерял управление?..

Мне стали смутно вспоминаться последние секунды пребывания в машине. Помню, в грудной клетке что-то как будто разорвалось, было нестерпимо больно, и из-за этого я выпустил руль. Видимо, это и есть микроинфаркт, о котором сказала медсестра…

Я лежал на кровати и не мог пошевелиться, руки и ноги были страшно тяжелые из-за гипса. Никогда не думал, что гипс столько весит. Очень странное чувство – я был словно слит с постелью.

Послышался стук каблуков. В палату медленно вошла Марина.

- Марина! - обрадовался я.

Меня охватила любовь. Марина! Моя милая Марина! Только в этот момент я осознал, как сильно ее люблю. Как же приятно увидеть в чужих больничных стенах родное любимое лицо!

Но в следующую секунду меня словно развернуло от этих высоких чувств на сто восемьдесят градусов - в нос ударил плотный запах духов, который разлился по всей палате, мне даже стало тошно. Должно быть, из-за болезненного состояния обострились все чувства.

Марина была великолепно одета и вся искрилась шиком. Каштановые волосы завиты в крупные локоны, на плечи накинут белый халат, который только подчеркивал ее роскошный вид. Она была одета так, словно пришла на модельный показ, а не в больничную палату. Это оставило в моей душе какую-то неоднозначность.

- Привет, - сказала она и с некоей опаской осмотрела помещение. Она держалась как-то сжато, вытянувшись в струнку, словно боялась здесь находиться и случайно к чему-то притронуться.

Марина никогда не скрывала своих эмоций, и поэтому сейчас с ужасом смотрела на меня, откровенно рассматривая лицо и тело. Могу догадаться, что выглядел я не лучшим образом, все мое лицо, наверное, в порезах, йоде и синяках. Она инстинктивно выставила вперед сумочку, будто защищаясь от меня и от всей этой ситуации. Честно говоря, меня это немного кольнуло.

В палату вошла медсестра и нарушила наше молчание.

- Андрея Ивановича нужно начинать кормить, - обратилась она к Марине. - Сначала будем давать что-нибудь легкое - куриный бульончик, йогурты… Принесите завтра куриный бульон.

- Куриный бульон?.. Даже не знаю, я не умею готовить… - сказала Марина.

Медсестра изумленно вытаращилась на нее и открыла рот, видимо, чтобы объяснить, как варить курицу, но Марина ее прервала.

- Оставьте нас, - резко сказала она медсестре. - Выйдите за дверь. Нам нужно остаться наедине.

Медсестра обомлела от такого обращения. Стиснув зубы и сердито сунув руки в карманы халата, она направилась к выходу.

- Только недолго, пациенту сейчас нужен покой, ему нельзя волноваться, - процедила она и вышла из палаты.

За ней закрылась дверь.

Марина элегантным движением головы откинула темные волосы назад и осторожно села на стул. Из-за своего положения я не видел полностью ее тело, но по стуку шпилек понимал, что она на высоких каблуках.

- Слушай, Андрей… - неуверенно проговорила Марина. - Я рада, что ты пришел в себя, и чтобы между нами не возникло каких-то недоразумений, чтобы ты не надумал себе чего-то лишнего и чтобы потом не было разочарований из-за неоправданных надежд, я хочу сразу же все расставить на свои места.

- На какие места?.. - не понял я.

- Ты был без сознания три дня, и у меня было время над всем подумать… И я поняла, что… - она замялась. - Ну ты же понимаешь, что я мечтала не об этом… Мне нужно другое… Я молодая, у меня вся жизнь впереди, я не могу обрекать себя на это…

Я не верил в то, что сейчас слышу.

- На это?.. - как эхо отозвался я.

- Врачиха сказала, что без серьезных последствий это не обойдется… Вернее, уже не обошлось…

- В смысле - не обошлось?

- А она тебе еще не сказала?.. У тебя ноги парализованы. Тебе нужно будет делать операцию, у тебя сильная травма позвоночника…

Я похолодел.

Так вот почему я не могу пошевелиться… Причина не только в тяжелом гипсе… У меня не действуют ноги…

 - Ты часто повторял, что очень ценишь свою свободу. Сначала я этого не понимала, но потом, когда с тобой случилась эта неприятность и я представила, что меня ожидает, я вдруг поняла, что ты прав, самое главное – это свобода… И когда я поняла, что свободна в своих действиях, то осознала, что не хочу ничего этого… Я тоже научилась ценить свою свободу, и теперь очень благодарна тебе за эту мудрость… Поэтому… извини, но… - она многозначительно помолчала. - Свои вещи я уже перевезла. - Марина встала со стула. – Только ты не думай, что я какая-то бессердечная... Я определила тебя в одиночную комфортабельную палату и наняла тебе сиделку, завтра она заступит на работу. Пожалуйста, постарайся меня понять, мне тоже это всё нелегко... Я так переживала, что всю ночь сегодня не спала, проснулась наутро с головной болью… Но такова жизнь...

У меня было чувство, будто я умер. Вокруг меня словно все остановилось.

Это был настоящий удар. Оттуда, откуда совсем его не ожидал.

«Пациенту сейчас нужен покой, ему нельзя волноваться…», - вспомнились мне слова медсестры, которые она обратила к Марине.

Да, хороший Марина предоставила покой…

- Ну… до свидания, - она на секунду задержала на мне взгляд, затем развернулась и  направилась к двери, громко стуча шпильками.

В эту секунду раздался звонок моего телефона. Я понимал, что он где-то рядом, по привычке потянулся рукой в сторону телефона, но из-за гипса она не сдвинулась с места.

- Подай телефон, - попросил я. - Если это тебя, конечно, не затруднит.

Она кивнула, затем подошла к тумбочке и взяла мобильный.

- Кто звонит?

- Олег Паршутин, твой юрист.

- Приложи телефон к моему уху.

Она выполнила просьбу.

- Да, Олег, - сказал я, из-за потрясения прибывая мыслями где-то не здесь.

- Андрюха! Ушам своим не верю! Как я рад, что ты очнулся! Подожди-ка, - встрепенулся он, - а как ты держишь трубку? Ты же весь переломанный!

- Здесь Марина, она держит трубку у моего уха, - сказал я, сам не до конца веря этой фразе.

«Держит трубку у моего уха!» Бред какой-то!

- Там Марина? - почему-то насторожился Олег.

- Да, а что?

- Я понимаю, что сейчас не самое подходящее время, но мне надо кое-что тебе сказать. Тем более там сейчас Марина. Это такая информация, что лучше тебе знать ее как можно быстрее…

- Я тебя слушаю.

- Вчера вечером у нас с Олей была годовщина, мы пошли в ресторан, и там я увидел кое-что неожиданное… Я там увидел Марину. Она сидела за одним столиком с Лаврентьевым.

Это прозвучало, как удар грома среди ясного неба. Я поднял глаза на Марину. Она смотрела мне в глаза. Она не знала, что именно я только что услышал.

- Ты в этом уверен? - спросил я, по-прежнему глядя ей в глаза.

- Более чем. Но они меня не видели. Это была встреча не просто знакомых, а влюбленных людей. Ты меня извини, я понимаю, что у вас отношения, но вывод напрашивается один... Теперь мне понятно, откуда он узнал о наших планах. Она работает на два фронта.

Я пристально смотрел в глаза Марине. Кажется, по моему взгляду она начала о чем-то догадываться, в ее глазах появилась тревога.

- Я всё понял, - сказал я Олегу.

Марина почувствовала, что я завершил разговор, нажала на отбой и положила телефон на тумбочку.

В палате была тишина. Марина смотрела на меня.

- Как ты могла?.. - с болью произнес я.

- Ты сам говорил, что главное в жизни - выгода, - с наигранно виноватым видом вздохнула она. - И я посчитала, что так мне будет выгоднее, - пояснила Марина и, чуть подумав, дополнила: - К тому же он младше тебя на десять лет… Он мне подходит больше…

Марина вышла из палаты и тихо прикрыла за собой дверь.

 

Незаметно прошел день и наступила ночь. В больнице погас свет, но мне не спалось. Меня охватило немое потрясение. Я всю ночь лежал и думал. Впрочем, ничего другого в моем положении не оставалось: я был полностью скованным – ноги парализованы, а руки в гипсе, и теперь мог только думать.

Глаза наполнились слезами, но я даже не мог их вытереть.

Я всю жизнь куда-то спешил, торопился, старался максимально использовать каждую секунду своей жизни, и потерянную минуту считал преступлением, я старался заработать как можно больше денег, заключить как можно больше выгодных контрактов, побывать на максимальном количестве вечеров, моя жизнь была словно непрерывная карусель из ярких событий, я был машиной для зарабатывания денег, меня занимали только вопросы бизнеса, а подумать над своей душой даже не было времени… Я был всю жизнь накопителем. Накопителем денег, накопителем комфорта, накопителем выгоды, но оказалось, что не накопил самого главного – любви. Я постоянно куда-то мчался, старался угнаться за всеми жизненными благами и ничего не упустить, но сейчас помимо своей воли был вынужден наконец-то остановиться. Если раньше я все время бежал, то сейчас был полностью обездвижен. И только благодаря этому у меня наконец-то появилось время спокойно подумать над своей жизнью.

Мне всегда казалось, что я – счастливый человек, что у меня есть всё – деньги, машины, шикарная женщина, казалось, что достиг в своей жизни всего, чего только можно было достичь, но только сейчас я понял, что не достиг ничего. Я думал, что у меня есть всё, а оказалось, что нет ничего. Планы по строительству торгового центра, мечта всей моей жизни, разрушена, а моя женщина строила против меня интриги с моим конкурентом. Рухнуло всё то, что было мне дорого.

И в этом виноват только я сам. Я действительно всегда внушал Марине, что главное в жизни – выгода. Но даже не предполагал, что она использует для выгоды меня самого.

Для меня стало ударом, что Марина меня предала и бросила. Да, когда она предлагала пожениться, я сказал, что мне нужна свобода, но все дело в том, что я был полностью уверен, что она никуда от меня не денется, думал, что это она может мне надоесть и наскучить, а оказалось, что надоел я. Впервые в жизни я понял, что не всё идет по моим планам…

В этот момент мне почему-то вспомнилась сцена, когда я встретил на автостоянке Стрелкова. Вспомнилось, как стоял возле его простой «семерки» в кредит, смотрел на его «простую» жену, разглядывал его простую одежду, и какой ужас меня тогда одолевал. Когда я смотрел на его жену, мне вспоминалась Марина, и мне было жалко Юрку. И только теперь я понимаю, что жалеть надо было меня.

Почему-то я уверен, что она, эта «простая» жена, никогда не поступила бы с Юркой так, как поступила со мной моя шикарная Марина… Она не оставила бы его в больнице, не предала бы его конкурентам. Она нянчила бы его детей и варила бы ему куриные бульоны. Разве не в этом счастье?

А дети?.. Господи, какой же счастливый Юрка! Наверное, если бы он лежал в больнице, вокруг него толпились бы его разновозрастные дети, целовали бы его в щеку, заботливо поправляли бы ему сползшее одеяло и говорили: «Папочка, как же мы хотим, чтобы ты поскорее выздоровел!»

И это - без денег. Совершенно бесплатно. Без соболиных шуб и дорогих украшений. Это просто так. Просто за то, что все они друг у друга есть и потому что они просто все друг друга любят.

А что есть у меня?.. Счета в банке, манекенщица с подиума… А толку-то с этого подиума?

Конечно, Марина оставила меня не только из-за болезни, а потому, что завела отношения с Лаврентьевым. Мое физическое состояние стало официальной версией ее ухода. Она ведь не знала, что через минуту после того, как она сказала, что «не хочет обрекать себя на это», мне позвонит юрист, и я узнаю истинную причину расставания.

Мне казалось, что Юркина жена очень простая, а теперь вспоминаю ее и понимаю, что не такая уж она и простая, но очень даже симпатичная женщина… Просто она – настоящая, она натуральной красоты, а я настолько привык ко всему искусственному – и к искусственной Марине, и к искусственной жизни, что всё настоящее мне уже кажется каким-то не таким…

В последние годы меня постоянно что-то угнетало и было тоскливо, я думал, что причина моего настроения в том, что нужно создать дело всей своей жизни и это принесет счастье, но сейчас неожиданно меня посетила небывалая ясность сознания, и я увидел истинные корни тоски, я понял, что меня угнетало не отсутствие самого крупного торгового комплекса в области, а отсутствие настоящей семьи и настоящей любви.

Я пропадаю в тренажерном зале, пытаясь выглядеть как можно лучше, чтобы всем нравиться и казаться юнцом, а Юрка никуда не ходит, и нравится своей жене. Вместе со своим животом и сединой.

Только сейчас я понял, что нравиться нужно не всем, а нравиться нужно одной.

Пытаюсь молодиться, стараюсь выглядеть как двадцатилетние парни, чтобы подольше побыть на коне и быть привлекательным для женщин, вернее, для девушек, - и это так жалко, так стыдно, так глупо… Пора мне уже взрослеть умом и связывать свою жизнь с женщинами моего возраста, а не с юными манекенщицами, которые все равно в итоге уходят к своим ровесникам.

Картина идеальной жизни, которую я строил всю жизнь и к которой стремился, рассыпáлась на части.

 

Постепенно я вышел из мыслей и осмотрел свою палату.

Была глубокая ночь. Я один в одиночной палате. Даже название палаты подчеркивает то, что я одинок.

Я одинок? Я, человек, который всегда окружен людьми?.. Да, я – одинок…

Как бы мне хотелось сейчас отдать всё, что у меня есть, за то, чтобы стать Юркой! Чтобы у меня была такая простая жена, простые дети, и простая «семерка» в кредит! Не нужны мне торговые центры! Нужно простое человеческое счастье! Мне хотелось стать Юркой!

Всю жизнь я ценил свою свободу, не хотел быть ни к кому привязанным, но сейчас мне так захотелось стать несвободным! Так захотелось к кому-то привязаться!

Какой же я был недалекий! Помню, после встречи со Стрелковым я ехал домой и был в недоумении: что с ним случилось? Почему он такой? Что его сломило? Я называл его неудачником, и теперь понял, что неудачник не он, а я сам. Это не он потерял всё в своей жизни, а я.

Мне стало стыдно за свою глупость, за то, что считал его неудачником… За то, что думал, что первый человек на курсе стал последним… Нет, это не он последний, последний это я…

Когда я ехал в машине и размышлял о его поступке, мне пришла в голову мысль о том, что он врет, я предположил, что на самом деле он мог, допустим, провороваться и его прогнали из страны, мог даже сидеть. От этой идеи мне тогда стало легче, я подумал, что раскусил его ложь. И вот сейчас я понимаю, что мне стало легче от того, что приписал человеку плохое, от того, что не поверил в чьи-то благие поступки, своими предположениями опустил человека да своего уровня, до уровня своей испорченности.

Мне вспомнился отрывок нашего разговора.

«Ты же был первый на курсе! - потрясенно говорил я ему тогда. - Мы все на тебя равнялись! Что с тобой случилось? У тебя были такие перспективы! Зачем ты всё бросил?

- Я ничего не бросал. Я просто отбросил. Отбросил от своей жизни всё лишнее.

- Но как ты можешь так жить?!

- В том-то и дело, что именно так я и могу жить. Теперь я живу. А тогда я существовал».

Теперь я начинаю понимать, почему он уехал из Штатов и отказался от крупного бизнеса…

Как, наверное, легко живется человеку, когда он не привязан к выгодным сделкам, чужим настроениям, когда он не ходит на лицемерные вечера, где все улыбаются и с улыбками врут друг другу в глаза, вечера, где люди, чокаясь бокалами, видят друг в друге не друзей (хотя и называют всех друзьями), а возможность заработать как можно больше денег и, глядя в глаза, хаотично соображают, как бы можно было повыгоднее использовать этого человека в своем бизнесе.

Как же все это противно…

Между прочим, и микроинфаркт у меня произошел тоже именно из-за денег, ведь я был в потрясении из-за того, что не получу желаемой прибыли, и эта новость настолько меня шокировала, что прямо за рулем со мной случился сердечный приступ.

Помню, когда я выходил из офиса своего юриста, мне представлялся Лаврентьев, и я подумал, что когда он узнает, какой участок мне достался, с ним случится инфаркт. Но произошло все с точностью до наоборот…

 

Этой ночью я не спал до самого рассвета. Этой ночью перевернулась вся моя жизнь. Парадоксально – я лежал весь скованный гипсом, но благодаря этому пришел к пониманию новых вещей.

В это трудно поверить, но я был очень благодарен Марине за то, что она меня предала, ведь только благодаря этому у меня, кажется, стала понемногу просыпаться душа.

Кстати, когда мы прощались с Юркой, то обменялись номерами телефонов. Честно говоря, я записал его телефон просто для приличия, не собирался ему звонить, но теперь мне почему-то захотелось с ним пообщаться… С человеком, который раньше меня пришел к осознанию каких-то вещей… Может, позвоню, когда меня выпишут… А может, позвоню из больницы, будет видно…

Темнота стала рассеиваться, и в палате начало становиться светлее. Значит, уже наступает утро…

Неожиданно в утренней тишине раздался звон колоколов. Сначала я не понял, откуда он льется, но, внимательно осмотревшись, обратил внимание на то, чего не заметил раньше: оказывается, напротив моей кровати находится окно, и прямо отсюда открывается вид на улицу, на белый златоглавый храм. Вернее, я видел только верхнюю часть храма и колокольни, значит, моя палата находится примерно на третьем этаже.

Я лежал в очарованном состоянии, глядя на храм и слушая колокольный звон, который созывал людей на утреннюю службу. И внезапно по мне прошла волна ужаса. До меня вдруг дошло, что уже более двадцати лет я не был в храме. Последний раз это было перед вступительными экзаменами – я зашел в церковь помолиться и поставить свечку за благополучную сдачу экзаменов; экзамены я сдал, в институт поступил, а потом так закружилась жизнь, что уже не находилось времени хотя бы на минуту снова прийти в церковь и поблагодарить Бога за помощь… На рестораны время находилось, на походы в кино находилось, на безудержные пьянки находилось, а вот на это не находилось.

Я вспомнил тот день, когда вошел в храм, и сейчас, лежа в палате, явственно ощутил запах восковых свечей и ладана. Я вспомнил свое спокойствие, которое тогда ощущал, стоя перед иконами с изображенными на них спокойными ликами, и мне захотелось плакать.

«Какой я ничтожный…» - подумал я. Я окинул взглядом всю свою жизнь, наполненную деньгами и цинизмом, и отчетливо понял, что пропустил всю свою жизнь…

Также мне стало понятно, что на все достижения меня подстегивала черная зависть к Стрелкову... И от этого мне стало еще поганее... Какой же я мерзкий…

Я незаметно уснул. В моей душе было невероятное чувство сожаления, грусти, я был истерзан и истощен глубочайшим анализом своей жизни, и вместе с тем на меня спустилось спокойствие. Мне захотелось измениться. Захотелось стать другим. Не таким грязным, каким был всю свою жизнь.

Не знаю, когда меня выпишут из больницы и когда восстановится мое здоровье, но теперь я четко знаю, как мне следует жить.

 

3

Когда я проснулся, палату заливал солнечный свет. Несмотря на то, что я был в гипсе и неподвижен, на душе было невероятное чувство свежести и легкости. Я понимал, что теперь в моей жизни всё изменится.

В коридоре послышались шаги, дверь открылась, и в палату вошла какая-то женщина.

- Добрый день, меня зовут Юлия, я сиделка, я буду за вами ухаживать, - сказала она и улыбнулась.

После этой фразы во мне поднялось возмущение, эта женщина своим приходом напоминала о том, что Марина как бы откупилась от меня тем, что ее наняла, в первую секунду хотелось крикнуть «Не нужно мне никакой сиделки!», но я себя сдержал, потому что она была ни в чем не виновата. К тому же за мной ухаживать больше некому.

Когда во мне улеглись эмоции, я обратил внимание на то, что ее голос показался смутно знакомым. Я начал внимательно ее рассматривать и обомлел.

- Юля?.. - удивленно проговорил я. - Это ты, что ли?!

- Андрей? - всмотрелась она в свою очередь в меня.

Она внимательно разглядывала мое лицо. Неудивительно, что она не узнала меня сразу, как только вошла, ведь мы не виделись уже лет тридцать. К тому же, хоть я себя еще и не видел в зеркало, но могу предположить, что выгляжу сейчас устрашающе.

- Андрей… - подтвердил я. - Я тебя уже сто лет не видел…

- И я тебя тоже... - обескураженно сказала она. - Вы же переехали в другой район, когда мы учились в десятом классе… Двадцать семь лет назад… С тех пор ни разу и не виделись…

Между нами повисло молчание. Вернее, повисли годы – в эти секунды каждый из нас осознавал эту цифру – двадцать семь лет. Каждый залпом, за одно мгновение вспоминал свою жизнь, события, которые случились за эти годы. Когда мы виделись последний раз, в то время были цветущими и юными, а сейчас нам уже за сорок, и в уголках глаз у нас морщинки.

Мы с Юлей жили в одном дворе. С самого детства она отличалась от всех детей: была рослая, нескладная фигурой, а своей тяжелой, мешковатой походкой была похожа на медведицу. Мы так ее и дразнили – Большая Медведица. Она очень мало общалась со сверстниками, всегда нас сторонилась, но зато очень любила стариков, и чем старик был несчастнее, тем больше она его любила. Впрочем, любила она не только стариков, но и вообще всех одиноких, незащищенных и больных – как людей, так и животных. Она была необычайно жалостливым человеком. После школы Юля мчалась то к одной старушке, то к другой, помогала убирать в доме и делать покупки. В те глупые юные годы нам это казалось смешным и мы жестоко над ней насмехались, особенно же нас веселило, когда нам удавалось довести Большую Медведицу до слез, день тогда был прожит не зря.

А однажды мы с друзьями ее окружили, выхватили пакет, который она несла очередной старушке, и бросили его на землю. В пакете что-то глухо разбилось, и из него потекло по асфальту молоко. Юля, эта огромная Юля, разрыдалась, а мы ликовали. Из ее глаз текли крупные слезы. Зачинщиком той сцены был я, и я никогда не забуду взгляд, который она ко мне обратила – это был потрясенный и разочарованный взгляд. Но он, этот взгляд, еще больше развеселил меня, мне казалось очень смешным, что мы довели ее до такого состояния. Особую пикантность этому добавляло то, что все знали, что я ей нравлюсь, и мне казалось, что это очень круто - на глазах у моих дружков довести до слез девушку, которой я нравился. Это как будто прибавляло мне веса. Естественно, мне Большая Медведица не нравилась. Как она могла мне нравиться? За мной бегали по-настоящему красивые девчонки, а не такие медведи! Вскоре мы переехали в другой район, и я больше никогда ее не видел.

Н-да, хорошее же впечатление я оставил после себя на последующие тридцать лет!

И вот сейчас, находясь в больничной палате, мы молча смотрели друга на друга, и, очевидно, оба вспоминали ту бутылку молока.

Глядя на нее, я вдруг осознал, что все эти почти три десятка лет ни разу о ней не вспоминал. Это ж насколько огрубела моя душа, что я обидел человека и ни разу об этом не вспомнил!

Кроме того, сейчас стало предельно ясно то, чего в юности мы не понимали: Юля находила свое утешение в стариках, наверное, не только потому, что сильно хотела с ними общаться, а потому, что общаться ей было больше не с кем, ведь мы постоянно ее унижали.

И тут меня как громом ударила мысль: это что получается, прошло уже тридцать лет, а Юля по-прежнему помогает людям?..

- А ты совсем не изменилась… - пробормотал я. - Всё так же возишься с больными и обездоленными…

- Ну надо же кому-то с вами возиться… - улыбнулась Юля, и тут же смутилась: - Извини, я не то имела в виду… Я не хотела сказать, что за тобой некому ухаживать, меня ведь наняла та женщина, значит, у тебя есть близкие. Это кто, твоя жена?

- Нет, просто знакомая… Я не женат.

Внезапно я заметил, что после этих слов Юля как-то странно смутилась, опустила глаза и стала нервно поправлять занавески.

«Подожди-ка… - закралась в мою голову мысль. - А что, если она до сих пор…»

После осознания этого факта я по-новому взглянул на нее.

Да быть такого не может.

Или может?..

- Я буду находиться с тобой с девяти утра до шести вечера. Потом буду уходить домой, и снова приходить утром.

Приходить… Она будет ко мне приходить.

Теперь мне понятно, что испытывали те старики, к которым она ходила в детстве и за которых мы ее высмеивали. Как они радовались тому, что к ним кто-то приходит… Это так хорошо, когда есть кому к тебе приходить…

На Юле был надет обычный легкий свитер с горлом, поверх него белый халат. Со временем ее фигура как-то выровнялась, стала более женственной, но, однако, она по-прежнему несколько напоминала медведицу… Но только сейчас мне почему-то уже не было из-за этого смешно. Наоборот, стало как-то тепло и уютно. Она не такая, как Марина… Она настоящая…

Я вспомнил вчерашний приход Марины сюда - ее искрящуюся внешность, плотный запах духов, завитые волосы, цоканье шпилек. Марина искусственная. А Юля живая…

- Если ты не против, эту тумбочку я поставлю сюда, так мне будет удобнее… - бормотала Юля, подстраивая интерьер палаты под свою работу.

Она с легкостью подняла тумбочку и перенесла ее в другую сторону.

- Ничего себе! - изумился я.

- Я столько стариков на себе перетаскала, что какая-то тумбочка для меня как пушинка… - улыбнулась Юля.

- Ты таскаешь на себе стариков? - почему-то мне стало весело, но не с издевкой, а просто весело.

Она рассмеялась.

- Да. Вот так взваливаю на свою спину и тащу… Некоторые же из них инвалиды…

И Юля начала с упоением рассказывать о пациентах, которые прошли через ее могучие руки. Она была настолько увлечена своим рассказом, что ее глаза горели, она разрумянилась, ее волосы как-то удачно легли на плечи, и в этот момент она показалась мне по-настоящему прекрасной женщиной… Во время рассказа она отработанными мастерскими движениями поправляла простынь на моей постели, обрабатывала ватой мои раны на лице, заботливо поправляла мою ногу в гипсе, висевшую на растяжке… Было заметно, что все это очень ей нравится и совершенно не в тягость, и чем больше я на нее смотрел и слушал, тем сильнее во мне стало появляться неведомое прежде чувство. Глядя на нее, на эту женщину, которая таскает на себе стариков и с легкостью передвигает тумбочки, я впервые в жизни ощутил, что мне очень хотелось бы провести с кем-то всю свою жизнь, и не просто с кем-то, а именно с ней, со странной Юлей, которая с детства была одинокой, и которая благодаря тому, что познала боль одиночества, наверное, никогда не сделает одиноким другого человека…

Мне захотелось иметь такую женщину, рядом с которой не нужно часами пропадать в тренажерном зале, исступленно пытаясь вернуть себе уходящую молодость, женщину, которой неважен мой живот, женщину, возле которой смогу расслабиться и быть самим собой…

И такой женщиной могла бы быть Юля…

Мы говорили с ней дотемна, вспоминали детство и юность, и мне было так хорошо, так легко, так свободно, что казалось, что я вернулся в юность, в то время, когда не было никаких забот.

Неожиданно я обнаружил, что за окном уже стемнело. На часах было уже не шесть вечера, а гораздо позже.

- Тебе уже пора, - нехотя проговорил я. - Иди, а то муж будет ругаться.

- Я не замужем, - негромко сказала Юля.

После этой фразы мы помолчали. Когда взрослые одинокие люди в разговоре друг с другом узнают, что он не женат, а она не замужем, оба глубоко задумываются над этими словами и понимают, что между ними нет каких-то преград, и в случае взаимной симпатии путь для их сердец свободен.

- Ладно, до завтра… - произнесла Юля. Я услышал в ее голосе усталость, которую она старательно пыталась скрыть. - Тебе завтра что-нибудь принести?

- Куриный бульон, - попросил я. - Если можешь, свари мне куриный бульон.

- Хорошо, завтра с утра принесу, - улыбнулась Большая Медведица. – Горяченький, вкусненький бульончик. Мне мама как раз из деревни передала шикарную домашнюю курицу… - Юля направилась к двери и, уже выходя, остановилась и повернулась ко мне. - Я рада, что мы встретились, - проникновенно сказала она и посмотрела мне в глаза.

- Я тоже очень этому рад, - искренне ответил я, тоже глядя ей в глаза.

Юля постояла секунду, словно о чем-то размышляя, затем тихонько, заботливо затворила дверь и ушла.

Сейчас она придет домой, в свою одинокую квартиру, достанет из холодильника домашнюю курицу, которую передала ей мама из деревни, и будет думать обо мне. О том, что надо сварить для меня бульон, о том, что надо завести будильник, чтобы прийти утром ко мне, о том, что банку с бульоном нужно завернуть во что-нибудь теплое, чтобы он не остыл и я поел бульон горячим, как она обещала… Ну разве это не счастье?..

Какое же это счастье, когда о тебе думают!

Какое же это счастье, когда кто-то заводит будильник, чтобы вовремя проснуться и к тебе прийти!

Счастье именно в этом, а не в земельных участках и газетных публикациях! Это настоящее счастье, когда ты кому-то нужен. Не за деньги и дорогую одежду, а просто так, потому что ты есть. Марине я нравился только здоровый, стильно одетый и модно постриженный, а Юлю не отпугнуло мое разбитое лицо и многочисленные переломы…

Юля ушла от меня очень уставшая, и уставшая она была от того, что весь день за мной ухаживала… Кажется, сейчас, в сорок два года, я впервые влюбился…

Больницу окутала тишина, а я лежал на больничной кровати, смотрел в окно на освещенный луной купол с крестом, и улыбался.

Расставаясь со мной и нанимая сиделку, Марина даже не предполагала, кого нанимает.

Она думала, что сделает меня несчастным, а сделала самым счастливым человеком на свете.

 

Третье место

Стана Кривохижина

Мир, в котором они живут.

Выбирая дорогу, будь осторожен.

Вдруг она приведет тебя к счастью, к которому ты не готов.

 

Пролог

Когда она улыбнулась ему впервые, он понял, что попался. И было это так удивительно приятно, вот так попасться. Навсегда.

Но…

Она говорила: «Пойдем скорее, запирай дверь, бежим в мир, полный приключений и чудес!»

Он отвечал, что приключений ему хватает и на работе, что он устал и этот мир вряд ли способен его удивить.

Она говорила: «Давай уедем. Мир так огромен и прекрасен! В нём столько невероятных мест, где стоит побывать! Давай уедем в другую страну и будем счастливы!»

Он отвечал, что если она не может быть счастлива здесь, то и там она тоже не будет счастлива. Что она может оставить здесь ремонт, прогнившую машину и кучу других забот, но туда, где бы это ни было, она возьмёт себя. Мол от себя не убежишь. И ещё он не понимает, что там делать, в этой другой стране.

Она говорила: «Ладно, тогда давай мечтать. Вот мы живём в мансарде четырёхэтажного дома, в Амстердаме. И у нас огромные окна и широкий балкон, на котором мы любим пить чай. И по выходным, внизу под балконом, собирается шумный рынок, на котором мы любим покупать свежие овощи. Но нам всё равно, потому что у нас выходные среда и четверг. И мы любим гулять по городу, по мостикам и каналам, держась за руки, или кататься на велосипедах».

Он злился в ответ: «Зачем мечтать о таких глупостях? И почему среда и четверг? Впрочем, не отвечай. Я устал и просто хочу спать, ты всегда не вовремя со своими дурацкими идеями.»

Но это не значит, что он её не любил.

1

Ему остались воспоминания. И фото огромного, раскидистого дерева, в кроне и корнях которого можно было найти массу всего интересного. Разглядывать этот рисунок можно было часами и всё равно, при повторном просмотре находил что-то новое, незамеченное в прошлый раз. Она создавала это дерево целый год. Однажды на стене появилось зёрнышко, и она сказала, что сегодня посадила своё внутреннее дерево. Он любил, устроившись на полу, под этим деревом, пить чай. Теперь фотография дерева висела на стене в новой квартире, но он всё также любил пить «под деревом» чай. Смотреть, как за огромными окнами, перекатываясь из одного в другое,поднимается луна и по полу ползут тени оконных рам. Опомнившись от мыслей, он вставал и брёл в спальню чтобы упасть на кровать и забыться сном. А утром будильник, как всегда оставленный на подоконнике, требовал, чтобы он вставал.

Раньше работа встречала пасмурным лицом начальника и вечно недовольными сослуживцами. У каждого из них были свои проблемы. Жены, дети, тёщи, повышение цен на сигареты, алкоголь, проигрыш «наших» в футболе и многое другое, о чём он не хотел слушать или говорить. Ему завидовали и не понимали. Он не стремился к понимаю со стороны окружающих и никому не завидовал. Погрузившись с головой в программный код, ему удавалось без проблем прожить день.

Это повторялось снова, снова и снова. Изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц. Будильник, лица, чай, сон, смятая постель, будильник, чай, начальник, будильник. Сон, который не позволяет выспаться. Он просыпался среди ночи, и ему казалось, что она только что вышла из комнаты. Но место рядом с ним было прохладным, и тогда память возвращалась, накатывая холодной волной, прогоняя сон, заставляя покинуть постель, комнату, квартиру. Бродить по сумрачным улицам, хранящим слишком много воспоминаний. Заставлять себя забыть все слова, что он сказал. Всё что он сделал в тогда, чтобы «без проблем» прожить ещё один день.

Рассвет приходил слишком поздно, или слишком рано. Мир, потерявший краски, стал недружелюбным и чужим. В начале, будто бы не заметив перемен, он жил как обычно. Работа, посиделки в курилке, встречи с друзьями по выходным. Разговоры о бывших и нынешних, и, конечно, будущих. Обычное дело. Из этого и состоит жизнь. Кто-то приносил новости о ней. Но он знал, что это домыслы, он знал её слишком хорошо, чтобы верить в то, что говорят. Друзья советовали разводиться по суду, «пилить квартиру», а то она обязательно вернётся и предъявит свои права. Они ведь более опытны в данном вопросе. Знают жизнь и женщин. И, конечно, её. Он молчал, жевал солёную рыбку и пил пиво.

Он наговорил так много всего, что нельзя говорить. Но не сказал ничего, чтобы что-то исправить. Когда осознание того на сколько он виноват пришло, было слишком поздно, потому что извинится не было никакой возможности. Два простых слова «Прости меня» были отправлены на все её известные и неизвестные ему контакты. Но в ответ ни одного подтверждения о доставке.

Он не заметил, когда мир стал серым. Однажды осознал, что в курилке очень воняет, стал ходить туда всё реже и реже, пока вдруг перестал понимать, зачем ему туда вообще идти. Перестав получать удовольствие от алкоголя, он вдруг понял, что больше не на общей волне с друзьями. Но ему и не хочется туда возвращаться. Из-за плохого сна он гулял по утрам, потом стал бегать, заниматься в тренажерном зале, пошёл в бассейн, и вдруг осознал, что это ему нравится. Но мир всё так же продолжал терять цвета. Разговоры коллег стали скучными. Он стал больше читать, отвёз телевизор родителям. Но всё так же просыпался с ощущением, что она только что вышла из комнаты. И если он встанет, то найдёт её, колдующую над очередной стенкой в доме или вдруг решившей приготовить увиденный во сне рецепт, или просто танцующей в наушниках посередине комнаты.

Он обнаруживал себя танцующим под её музыку. Пытающимся рисовать на стенах. Но он не видел снов. И только ощущение, что она где-то невыносимо близко, но он не может до неё дотянуться, было на грани безумия. Её мир, в который он так упорно не хотел входить, когда она была рядом, вдруг, сам по себе, стал затягивать его, когда он остался один.

«Что ты намерен делать?» - однажды спросило его отражение в запотевшем зеркале ванной. Он шарахнулся. Вышел из душа, оделся и побрёл на работу. День был ничем непримечательный. Всё те же лица и те же разговоры. И всё бы повторилось вновь, если бы в офисе не раздался пронзительный звонок и человек на том конце провода, на английском, не предложил бы ему работу.

2

Ему остались воспоминания и фотография огромного дерева, которое она когда-то нарисовала на стене в их квартире. Будильник как обычно звучно и громко звал на помощь, лёжа на подоконнике. Это было бессмысленно, ведь он давным-давно просыпался раньше него. Но это был своего рода ритуал, который нельзя было отменять.

- Опять трезвонишь, бандит! – беззлобно улыбнулся он, выключая будильник.

Прохладный душ. Горячий кофе, стоя на балконе. Он разглядывал спящие дома и улочки. Фонари, отражающиеся в плитках мокрых дорожек. С наслаждением выпуская струйки пара изо рта, он улыбался себе под нос. Сегодня будет лёгкий день. Велопрогулка на работу. Холодный воздух. Каналы. Отражающиеся в воде всё ещё спящие дома,редкие горящие окна. Сегодня сослуживцы решили затащить его в паб. И он чувствовал некоторое воодушевление по этому поводу, чего не бывало очень давно. Он думал о том, что завтра среда, а значит у него впереди два выходных. Размышлял, что купит в субботу на рынке и что будет готовить.

Неожиданно из-за дома, гавкая, выскочила собака. Выругавшись про себя, он ударил по тормозам, выкручивая руль, чтобы не задеть животное. Завизжала хозяйка. Колесо заскользило по мокрому тротуару, и он кубарем скатился с велосипеда. Тяжело дыша и пытаясь остановить вращающийся перед глазами мир, он не мог перестать улыбаться и думать о ней.

Коллеги вздыхали, удивлялись и интересовались, что произошло. С содранным локтем, щекой и хромым им ещё не приходилось видеть его на работе. Он отшучивался, продолжая хромать по коридору по своим делам.

День пролетел незаметно. Ему показалось, он только погрузился в работу, а его уже тормошил за плечо Даан, произнося важно, но с ужаснейшим акцентом:

- Андре-еис, пора идти!

Сослаться на хромоту, боли и «вообще» не получилось, но он не сильно и пытался. Ведя велосипед и уверенно хромая рядом, он слушал очередной рассказ Даана про местных и приезжих женщин. Даан был кудесником слова, рассказывал живо, интересно и не пошло. Слушать его было всегда сплошным удовольствием. Даан обещал шумную, весёлую компанию, и Андрей ему верил.

Паб был классическим. С высокими потолками, жёлтыми плафонами, дающими уютный теплый свет, каменной отделкой на стенах, деревянными столами, полированной барной стойкой и высокими деревянными стульями со спинками около неё. Компания уже ждала их, уютно устроившись в углу и заказав пива и всего самого вкусного к нему. Андрей заказал томатный сок, и в очередной раз порадовался, что никто не начал задавать вопросы на счёт здоровья или предлагать учить его пить.

Он давно не проводил время так весело. Шумно и здорово. Он забыл, когда вокруг него было столько весёлых людей разом. И вновь попасть в такую атмосферу было приятно. Даан и Андрей опоздали, но не были последними. Кто-то ещё должен был подойти. Андрей не особенно вслушивался в рассказ Трис о её подруге. А Даан интересовался живо, как так, у Трис есть подруга которую он ещё не видел! Всё было хорошо и весело, вот только мир не торопился становится цветным. Вдруг заметив это, Андрей почувствовал, как внутри что-то неприятно шевельнулось, но постарался переключиться на очередную весёлую историю.

Дверь хлопнула и в паб ворвался порыв прохладного воздуха. Элк радостно замахала рукой, толкая в бок Трис, и все внимательно посмотрели на вошедшего человека.

Мир вздрогнул и на мгновенье погас. Но когда свет зажегся, мир вдруг стал цветным. И посередине этого цветного мира всё так же была она. Улыбающаяся, с каплями дождя на волосах Аня.

- Точно! – указывая пальцем, то на Аню, то на Андрея, весело прокричала Элк – У Анк выходные тоже среда и четверг. Вы – безумцы!

Компания завертела головами, удивляясь такому совпадению, хохоча и обсуждая эту странность.

Андрей с трудом выбрался из угла, в который его определили. Он взял Аню за плечи, и совершенно не услышал, как притихла компания. Его мир сузился до размеров любимой женщины:

- Мир, придуманный тобой, без тебя совсем не так хорош, – произнёс он срывающимся от напряжения и боли голосом. – Прости меня.

10.08.16