Аркадий Степанович Конокрадов, шестидесятидвухлетний пенсионер, подрабатывал перед Новым годом в фирме «Сюрприз», исполняя на «домашних детских ёлках» роль Деда Мороза. В детстве он посещал драмкружок в Доме пионеров, и навыки, полученные там, теперь ему очень пригодились. Он был небольшого роста, лицо круглое, нос картошечкой, а голубенькие глазки сверкали из-под густых кустистых бровей молодо и задорно. В костюме Деда Мороза он выглядел просто сказочно. На заказы Конокрадов выезжал вместе с напарницей  Людочкой, игравшей роль Снегурочки. Она была худенькая, стройная, но не очень молодая девушка (ей стукнуло уже тридцать восемь лет). У неё было кукольное личико, как на старинных новогодних открытках. Её ровесницы давно обзавелись семьями и нарожали детишек, а Людочка всё искала своего «принца». Обычно после завершения детского праздника благодарные родители подносили Деду Морозу и Снегурочке по рюмочке на «посошок», а те не отказывались. Настроение от этого всегда поднималось.

В тот предновогодний день Конокрадов с Людочкой только что обслужили последний на сегодня вызов и возвращались пешком в офис своей фирмы. Путь лежал мимо городского парка по широкому бульвару. Два квартала этой улицы недавно были объявлены пешеходной зоной,  поэтому здесь было много гуляющих на свежем воздухе молодых мамочек с колясками и бабушек с внучатами, а предприимчивый цыган Жорик катал туда-сюда вдоль пешеходной зоны детишек на гнедой лошадке по кличке Зара.     

Погода была чудесная. Белый пушистый снег выпал несколько дней назад. Декабрь был по-осеннему слякотным, думали, что и в день празднования Нового года будет идти дождь, но зима, видно, вовремя спохватилась, и завалила город снегом. Ветра не было, лёгкий морозец пощипывал щёки и нос. Облака рассеялись, небо было такое голубое, что Конокрадову показалось, будто оно своей голубизной подкрасило серые людмилкины глаза. Они теперь отливали синевой под длинными накладными ресницами. «Эх, где мои восемнадцать лет! Или хотя бы сорок, – подумал Конокрадов, – приударил бы я за Людочкой! А то ведь она на меня, как на кавалера и не смотрит, всё норовит с молодыми познакомиться, будто и не замечает, что упустила своё время, поезд-то ушёл. Её ровесники, которых ещё не захомутали, совсем молоденькими девицами интересуются».

Вдоль бульвара сверкали на солнце ледяной поверхностью раскатанные дорожки. Людочка разбежалась и прыгнула на одну из них. Она скользила по дорожке, а за ней бежали ребятишки и кричали: «Снегурочка! Снегурочка!»  Аркадий Степанович, наоборот, старался обходить раскатанные дорожки стороной и думал: «В моём возрасте, известное дело, нельзя получать переломы, плохо срастаются!».

Лошадку Зару Конокрадов увидел издалека. Она стояла рядом с хозяином в ожидании клиентов и грациозно перебирала на месте точёными ножками в белых «гольфиках». Смоляная чёлка почти закрывала такую же белую, как «гольфики», «звёздочку» на лбу. Конокрадов загляделся на лошадку и подумал: «Как хороша! Был бы я конём, влюбился бы в Зару без памяти!» Хозяин Зары, цыган Жорик, был занят в это время разговором с таким же чернявым, как он сам, мужичком. Жорик был одет в тёплый овчинный тулупчик. На ногах у него были  начищенные до блеска сапоги, в которые он аккуратно заправил свои брюки, а на кучерявой черноволосой шевелюре красовалась новенькая фетровая шляпа. Жорику в пылу беседы вдруг стало жарко, он расстегнул свой тулупчик и от его молодого и сильного тела повалил пар. «Ну, прямо как из кастрюли с варёной картошкой», – мелькнуло в голове Конокрадова. Тёплый воздух из-под расстёгнутого тулупчика, пропитанный хозяйским запахом, защекотал ноздри Зары, она встрепенулась и ткнулась влажными губами в грудь хозяину.

 – Не балуй! – прикрикнул на неё Жорик и легонько ударил хлыстом по лоснящемуся округлому крупу. Зара покорно отошла, трепеща чуткими ноздрями. Конокрадов как раз в этот момент поравнялся с ней, и тут на него что-то нашло. Он неожиданно, даже для самого себя, сказал вслух, обращаясь к Заре:

 – Какая ты красавица! – и чуть помедлив, подражая лошадиному ржанию,  тихо  и с чувством произнёс:

 –  И-го-го!

Лошадка вздрогнула, развернулась и пошла следом за Конокрадовым. Он шёл, а Зара не отставала и влажными ноздрями касалась то и дело его щеки. Она обнюхивала этого странного человека и думала: «Он назвал меня – И-го-го, так звала меня мама, когда я была ещё жеребёнком. Может, мама живёт у него?»  Она снова и снова обнюхивала Конокрадова, но материнского запаха не учуяла. От незнакомца  пахло человеческим потом, сигаретным дымом, конфетами и печеньем, а из ноздрей и рта шёл запах спиртного. От хозяина иногда тоже пахло спиртным, и Зара не любила этот запах. Она фыркнула, но продолжала идти за Конокрадовым.  Аркадий Степанович не знал, что ему дальше делать. Он тупо шёл вперёд, уводя чужую лошадь. «Боже мой, ведь это воровство! Меня посадят! – мелькнуло в его голове, – и потом, куда её вести? У меня квартира на пятом!»

А Жорик не верил своим глазам. Зара покорно шла за Дедом Морозом. Он кинулся вдогонку, схватился за уздечку и хотел вести лошадь назад, но кобылка не слушалась и тащила за собой хозяина, хоть он и упирался ногами в утоптанный на бульваре снег. Жорик кричал на Зару, бил по ногам хлыстом, ругался матом, но Зара упрямо шла за Дедом Морозом. «Это не простой мужик, – подумал Жорик, – откуда он слово знает?  Увести кобылу на глазах у хозяина не всем конокрадам под силу!»

– Люди! Караул, грабят! – закричал он в отчаянии.

К месту происшествия стал собираться народ. На помощь к Жорику подбежал его чернявый знакомый, с которым он недавно беседовал.  Они вдвоём пытались остановить Зару, но она волочила их за собой, следуя за Конокрадовым по пятам.

Аркадий Степанович торжествовал! Подумать только, он всю жизнь переживал из-за своего небольшого роста и неблагозвучной фамилии и думал, что в этом причина всех его жизненных неудач. А сегодня он вдруг понял, что зря недооценивал сам себя и сомневался в своих силах.  Вот он идёт, и все смотрят на него с удивлением и уважением, хотя он по-прежнему мал ростом, и неблагозвучная фамилия никуда не делась, осталась при нём. Конокрадов «купался» в восхищённых взглядах ротозеев, которые сбежались со всего бульвара, и упивался своей властью над кобылкой. Он нарочно не останавливался, стараясь продлить эти небывалые ощущения. Так они прошли примерно сто метров. Хозяин Зары, наконец, понял, что угрозами и руганью делу не поможешь и тогда он, как маленький ребёнок, плаксивым, прерывающимся голосом, задыхаясь от усилий остановить Зару, стал просить:

– Де-душ-ка, от-дай ло-шад-ку!

Аркадий Степанович остановился. Остановилась и Зара. Жорик тяжело дышал. Из-под шляпы по лицу цыгана струился пот, чёрные глаза сверкали. Когда он немного отдышался, то спросил у Аркадия Степановича:

 – Дедушка, откуда заветное слово знаешь? Мою Зару так просто не сманишь! Ты случайно не из цыган?

– Нет, я не цыган, – ответил Аркадий Степанович, –  сам не ожидал, что так получится. К твоей кобыле больше и близко не подойду!

Жорик вздохнул с явным облегчением, наклонил к себе голову Зары, подул ей в ухо и стал что-то шептать, потом  погладил по красивой длинной шее, и кобылка стала тереться лбом о его плечо.

– Ну, пошла! – по-хозяйски прикрикнул цыган на Зару  и повёл её на стоянку. Она покорно шла за ним и ни разу не оглянулась на Конокрадова.

Аркадий Степанович смотрел, как они уходят, пребывая в оцепенении, словно ему сказали: «Замри!» Из этого состояния его вывела Людочка.

– Ой, Аркадий Степанович, а я и не знала, что вы волшебник! Кобылку заколдовали! Вам в цирке выступать можно.

Конокрадов самодовольно ухмыльнулся.

– А что вы ей сказали? Она шла за вами как привязанная, – не унималась Людочка.

Аркадий Степанович поправил сбившуюся на бок  бутафорскую бороду, выпятил грудь вперёд и, сверля Людочку своими голубенькими глазками, ответил:

 – Похвалил её красоту. Все женщины любят комплименты, даже, пардон, кобылы!

Людочка закатилась переливчатым смехом, и в нём  Конокрадову почудилось ржание молодой кобылки.

 – Аркадий Степанович, а где вы Новый год встречаете? – неожиданно спросила Людочка.

 – Дома, – почему-то засмущался Конокрадов.

 – В кругу семьи?

 – Нет, один, – ответил он, догадываясь и одновременно не смея поверить в то, что сейчас от Людочки последует какое-то приятное предложение. Аркадий Степанович вдруг испугался, что она спросит, есть ли у него жена. Со своей женой он не жил уже почти год, они разъехались, хотя официально ещё не развелись. Врать, если Людочка спросит, Конокрадов не хотел, а то, что он хотя и формально, но женат, могло её отпугнуть. Но Людочка не стала больше задавать ему вопросов. В глазах у неё запрыгали шальные огоньки, она  улыбнулась, томно глянула на него из-под длинных  ресниц и сказала:

 – А давайте встретим Новый год вместе, я приглашаю вас к себе!  Вы украсите нашу чисто женскую компанию!

 – Я согласен! – шустро ответил Конокрадов, заранее предвкушая чудную новогоднюю ночь.

– Вот и славненько,  сдадим костюмы,  я черкну вам свой адресок и жду у себя к десяти.

– Черкните, будьте любезны! – засмущался Конокрадов. Он боялся не запомнить её адрес на слух, память в последнее время частенько его подводила.

 – Ну, тогда вперёд, за мной! – звонко выкрикнула Людочка и покатилась по накатанной дорожке. Конокрадов подумал: «Эх, где наша не пропадала», – и тоже прыгнул на скользкую дорожку. Он смешно размахивал руками, чтобы удержать равновесие. Радость распирала его грудь, сердце громко стучало.

– И-го-го, – вдруг закричал Аркадий Степанович, словно молодой жеребец, который только что вырвался на волю из тесного стойла. Он вдруг почувствовал, что с этими волшебными  звуками в него вливаются могучие лошадиные силы, и он  молодеет с каждой минутой. Теперь-то у него получится всё, что он  пожелает! Он был твёрдо уверен, что впереди его ждёт весёлая новогодняя ночь и новая жизнь.