Павел Малов

 

На пепелище прошлого...

 

После бала

В зале гаснут огни.

Вот и кончена сказка…

Отзвенел колокольчиком смех.

И в гримёрной пылятся актёрские маски –

Их с избытком хватило на всех.

 

И цветы унесла в «Мерседес» примадонна,

Что блистала в своём амплуа.

…Смотришь ты на шикарное платье влюблённо, –

На троллейбус зову тебя я.

 

Мы приедем в свой дом,

Что далёк от шедевра,

Разогреем нехитрый обед.

Примадонна не ест пищи этой, наверно,

А у нас же другого и нет.

 

Знаю я: ты ни в чём той певицы не хуже,

И сумела б водить «Мерседес».

Просто Бог наградил слишком правильным мужем,

Ну а муж в рай земной не пролез.

 

И хоть в жизни – сплошной полосой – шоу-маски,

Ты надеешься: выпадет чёт,

Как в той доброй, наивной про Золушку сказке,

Про счастливый её башмачок.

 

 

Несчастные

"И был он очень несчастен,

Как несчастен каждый поэт".

Ирина Одоевцева. «Баллада о Гумилёве»

 

Кленовый лист, как парус, опадает

Под ноги мне в пустующем саду.

Печально проплывают птичьи стаи,

А я один – с собою не в ладу.

 

И нет в аллеях – зябнущих прохожих,

И цели нет, – закончен жизни бег.

Напрасно всё.

Прости же нас, о, Боже,

За то, что соблазнил нас подлый век.

 

За то, что на бездушную машину

Сменяли мы живых степных коней.

И превратились гордые мужчины

В подёнщиков на Родине своей;

 

За то, что нам милей всего зарплата,

И смыслом жизни сделалась еда.

А ведь ценили совесть мы когда-то,

А деньги не ценили никогда!

 

Ремонтами соседей не морили,

И взятки не совали, словно жаб.

Когда ж нас, братцы, ловко подменили?

И кто нас превратил в базарных баб?

 

Ответ известен, толку, впрочем, мало

В который раз узнать, – кто виноват…

А люди суетятся одичало,

Бездумно обустраивая – ад!

 

 

После просмотра фильма «Титаник»

Когда-нибудь придёт последний час,

Пойдёт ко дну израненный «Титаник»…

Пусть никогда не будет больше нас, –  

Мы встретим смерть без страха и без «паник».  

 

Зачем скулить у смертного одра,

Когда шагнём навстречу преисподней?

Ну что с того, что кончена игра,

И нет в запасе «завтра», лишь – «сегодня»…

 

И нет забот, как лишь идти ко дну,

Навек простившись с жизнью человечьей.

Ни Бог, ни чёрт не даст ещё одну…

И мы уйдём, как тени, в бесконечность.

 

И где-то там, в неведомых мирах,

На грани нереального с реальным,

Забыв про жизнь,

Отбросив липкий страх, –

Мы, наконец, познаем Божью тайну.

 

 

«Брат»

Залиты глаза «бормотухой»,

Что в лавке церковной купил.

И вот уж не брат я – «братуха»,

Хоть с братом сивуху не пил.

 

Я в отпуске летом был в Сочи.

Не пью, не курю я, к тому ж.

И прямо скажу, между прочим,

Что честный и верный я муж.

 

Но пьяница с лбом своим узким,

Ссылаясь на опыт «людей»,

Твердит, что я вовсе не русский,

И требует с вызовом: «Пей!»

 

С ним спорить – себе лишь дороже,  

Он прав, как дурной паровоз.

Он с синей опухшею рожей

Пропил уж и совесть, и мозг.

 

Он крестик зачем-то на шею

Повесил, как будто петлю…

Не знаю, во что он там верит,

Но только ему я не верю.

И «горькую» с горя – не пью!

 

Грустные воспоминания

Рассвет – как горсть кровавых вишен

В левадах кто-то раздавил…

Вот снова я станицу вижу,

Где в детстве часто я гостил.

 

Здесь в хатах быт седой, казачий

Встречал всё новое – в штыки.

И жил народ чуть побогаче,

Поскольку жили – казаки…

 

Тут землю исстари пахали,

Растили хлеб насущный тут.

Здесь – коль гуляется – гуляли,

Как будто завтра – страшный суд!

 

Земля донская, мать-станица,

Души прибежище и кров.

…Рубак лихих на фото – лица,

Казачьей крови властный зов.

 

Не передать всех чувств словами,

Полынной грусти не избыть.

Станица.

Дней минувших память…

Всё в прошлом.

Жизнь не возвратить.

    

Бирюк

Я одинокий волк тузловских прерий,

Затравленный и загнанный бирюк.

Зачем я жил?

Во что я в жизни верил?

Куда я шёл, верша сей жизни круг?

 

Мне прямо в душу целятся двустволки

За то, что я живу не так, как все.

За то, что не собака – хищный волк я,

И что бегу по встречной полосе!

 

За то, что я свободен, словно ветер,

От подлых дум и мелочной молвы;

Что не шакал, – ведь не боюсь я смерти,

И не ценю – что цените все вы! 

 

Не пресмыкаюсь у порога псарни,

Вилять хвостом-обрубком не гожусь.

Я шёл ва-банк! Пусть я смертельно ранен, –

В глазах моих отмщенье, а не грусть!

 

…Собачьи шкуры рвать приучен с детства, –

Пусть проиграл и эту я игру…

Я в бой иду! Ведь некуда мне деться:

Я волком жил.

И волком я умру!

 

Русская песня

Отшумели годы, молодость сгорела.

Позабылись песни, те, что мать мне пела.

Заросли тропинки, не найти дороги,

По которым бегал детством босоногим.

 

Здесь, в краю родимом, я не нужен боле.

Бесы в наших душах поселились, что ли?

Волки ль за деревней рыщут наудачу?

Или в чистом поле ведьмы злые плачут?

 

Что, скажи, случилось? Что же с нами сталось?

В кабаке упиться намертво осталось!

Бросить шапку наземь, разорвать рубаху

И башку хмельную положить на плаху!

 

Тупик

Мешочники нахрапистой бригадой

Из всех щелей повыползли, как вши.

В чувалах прут что надо и не надо,

Крутые зашибая барыши.

А в подворотнях грязные менялы

Разменивают Совесть: баш на баш.

И Голод по стране идёт костлявый,

Графини чёрной – Смерти верный паж.

Любовь распродают с аукциона,

На золушек упал заметно спрос.

Здесь правят бал бандиты при погонах.

А поезд жизни мчится под откос.

И прохрипит блатной картавый тенор,

Мол, чтоб кондуктор жал на тормоза.

Куда ни ткнёшься, – всюду стены, стены…

Глухой тупик

И нет пути назад.