ТО ЛИ БЫЛИ, ТО ЛИ НЕБЫЛИ…
Часть 7
Мои воспоминания о Союзе писателей СССР, России.
Если вы встречали когда-нибудь абсолютно неконфликтного человека, то это, несомненно, замечательный народный поэт, лирический певец нижнего Дона, наш донской Есенин Леонид Владимирович Дьяков.
Я не помню, чтобы Леонид Владимирович хоть когда-то сказал кому-то какое-то дурное слово. Многолетний член правления, он всегда приходил на заседания и создавал в помещении атмосферу доброжелательности и взаимоуважения.
Надо сказать, что и поэт он был уникальный, редкостный по своему поэтическому дару, народному стилю, его высокохудожественные стихи были наполнены любовью к Родине, Донскому краю, профессии рыбака. Советую молодым почитать поэта.
Долго и тяжело болел. И всегда рядом с ним была жена Галина — его поддержка и опора. А когда он умер, его похороны не были гнетущими и тягостными, они создавали ощущение чистоты и лёгкости, словно не умер он, а просто куда-то уезжал, и мы, писатели отделения, его провожали…
В тяжелой войне амбиций в отделении Леонид Владимирович сразу и бесповоротно выбрал сторону законности, то есть сторону Устава, и в его предпочтениях и надёжности собственного мнения можно было не сомневаться…
Я уверен, что у многих писателей нашего отделения осталась добрая память о Леониде Владимировиче Дьякове…
Ещё несколько писателей, по моему мнению, достойны того, чтобы вспомнить о них, как о нерядовых, выдающихся личностях Ростовской писательской организации.
Аршак Арсенович Тер-Маркарьян, несомненно талантливый донской армянский поэт, который отличался тем, что постоянно напоминал окружающим о своих выдающихся достижениях, и все к этому так привыкли, что уже не удивлялись его словам, не улыбались на них, — воспринимали просто как естественное явление.
Когда я появился в Союзе, Аршак работал там литературным консультантом, активно разбирал с молодыми поэтами и, особенно, с поэтессами, недавно «навороченные поэтические нетленки», и пользовался на том посту большим авторитетом. Всегда подвижный, быстрый в действиях, он органично вписывался в состав сотрудников отделения.
Вначале девяностых он внезапно уехал в Москву и, каким-то образом, устроился литературным редактором в газету «Литературная Россия», возможно, что его переезд был вызван подобным трудоустройством, — новое его положение проложило дорожку в российскую литературную газету ростовским авторам. Я тоже бывал у него в редакции с какими-то рассказами и даже однажды ночевал у него в однокомнатной квартире возле метро Измайловское. Почему он так резко бросил всё и уехал, он особо не говорил, и мы могли только догадываться. И только через много лет, когда он начал приезжать в Ростов и приходить к нам в Союз на улицу Серафимовича, он как-то признался, что вынудили его уехать нелегальные, но фактические на тот момент, руководители отделения, говорил с явной обидой и откровенно радовался тому, что теперь они редко бывают в офисе Союза. Обида долго жила в нём…
Где тут, правда, а где нет, я не знаю…
Каждый раз, приезжая в Ростов к сестре, он приходил к нам, говорил каждый раз, что осенью едет в Америку — его пригласили читать лекции в Принстонском университете, но почему-то никак не уезжал за океан, и мы постепенно перестали его спрашивать, почему он до сих пор не уехал. А он, видимо, просто забывал о том, что говорит нам о лекциях не первый раз. Впрочем, любой негатив относительно него превращался в положительное явление и не делал ему дурной славы — Аршаку Арсеновичу прощалось многое, если не всё…
Вообще, постоянное желание «прихвастнуть» так органично вписывалось в его облик, что никто уже это его желание не считал недостатком, — все просто с ним соглашались. Привыкли. Оно было беззлобным, безвредным для окружающих
Конечно, это была неординарная личность.
Игоря Яковлевича Халупского я знал недолго — наш развод по разным союзам не давал нам возможности много контактировать, однако, те часы общения ещё в Союзе СССР оставили заметный след в нашем молодом пополнении организации. Дело в том, что Игорь Халупский был немногим старше нас по возрасту и общался с нами, ещё молодыми несоюзниками, как с равными, и это сближало.
Жаль, конечно, что Халупский, прекрасный поэт, хороший человек рано ушел из жизни фактически от несчастно случая, как говорили тогда, — своевременно не оказали помощь во время приступа аппендицита.
Борис Терентьевич Примеров — уникальный человек и фактически гениальный донской поэт, тоже рано ушедший.
Говорят, что поэтом он стал после несчастного случая: они, послевоенные пацаны, нашли где-то оставшуюся с войны гранату, и, как водилось, начали её разбирать. Результат был тоже обычный: граната взорвалась. Не знаю, в компании с кем он разбирал гранату, или Борис был один, но его контузило и повредило руку, которая стала малоподвижной и заметно меньше второй.
Как говорили «знающие» люди, контузия так сильно ударила Бориса по голове, что он начал слегка шепелявить и писать гениальные стихи.
Когда он надумал жениться и переехал к жене в Москву, сам Суслов, учитывая литературный талант Примерова, распорядился выделить ему писательскую дачу в Переделкино.
Он часто и подолгу жил у своего друга Бориса Куликова в Семикаракорах, к ним порой приезжал третий друг — Игорь Николаевич Кудрявцев, и три больших поэта отдавали дань стихам и донским виноградникам.
Впервые я увидел Бориса Примерова в Семикаракорах на празднике поэзии Бориса Куликова — два Бориса были уже давними и крепкими друзьями, и Примеров обязательно приезжал из Москвы на августовские праздники поэзии в Семикаракорах, иногда жил месяцами у Куликова.
На этом празднике все поэты читали свои стихи: сначала любители, потом профессионалы. Объявили ничего не говорящее тогда мне имя: «Борис Примеров».
На сцену, сразу разочаровывая меня, вышел неказистый мужичок, видом больше похожий на юродивого, чем на известного советского поэта, и, слегка шепелявя, прижимая к боку повреждённую руку, стал читать стихи. И о, чудо! Он мгновенно преобразился, на сцене стоял и великолепно читал свои великолепные стихи совсем другой человек — куда-то исчезли и шепелявость, и видимая убогость, и травмированная рука — всё исчезло, потонуло в потоке поэзии — Даре Божьем, который выплёскивал на нас Борис Примеров.
Зал взорвался аплодисментами…
(Продолжение следует)
Алексей Береговой, член Союза писателей России