ТО ЛИ БЫЛИ, ТО ЛИ НЕБЫЛИ…
Часть 6
Мои воспоминания о Союзе писателей СССР, России.
Даниил Маркович Долинский и Николай Матвеевич Егоров. В составе Ростовской областной писательской организации, а затем — в Союза российских писателей были две заметные фигуры, которые трудно рассматривать раздельно, несмотря на то, что, хотя они и были друзьями-соперниками, но часто ссорились. Один из них блестящий поэт и переводчик, по которому вздыхал весь Северный Кавказ с Калмыкией в придачу, Даниил Маркович Долинский, другой всегда импозантный, представительный с густой армянской шевелюрой и неизменной бабочкой или шейным платком поэт и прозаик Николай Матвеевич Егоров. Их отношения между собой привели к рождению среди писателей такого каламбура — якобы, после очередной ссоры, Долинский заявил Егорову — иди, мол, туда-то-туда-то, видеть тебя не хочу и даже на твои похороны не приду». На что Егоров преспокойно ответил: «А я на твои — приду». Впрочем, никто точно не знал, кто и что кому сказал, возможно, говорили как раз наоборот, не это суть важно, — важны их личности.
Даниил Маркович Долинский охотно возился с молодёжью, читал их стихи, давал советы, и даже печатал, когда работал редактором в газете. Он очень любил общество молодых поэтов (особенно — поэтесс), преображался в их компании, мог говорить увлекательно и бесконечно. И молодежь тянулась к нему. За профессиональным советом, за доброжелательностью, з-а общением.
Даниил Маркович, как бывший фронтовик часто выступал на разных мероприятиях, рассказывал о войне, о своём фронтовом пути. А служил он в войну на аэродроме механиком авиационного вооружения в звании сержанта. Но с годами, Даниил Маркович намеренно или нечаянно увлёкся и начал путаться: сначала в выступлениях увеличил себе воинское звание до офицерского, потом определил себя в боевого лётчика, успешно сбивавшего мессершмитты и юнкерсы. Всё это было так бесхитростно, естественно и откровенно, преподносилось с явным сопутствием литературного слога и прочими атрибутами, что проходило безболезненно и скоро уже вполне привычно. Однако диссонанс существовал, но большое областное начальство, узнав о подобных его выступлениях на публике, не рассердилось, а наоборот — обратилось в областной военкомат с просьбой присвоить Даниилу Марковичу, как заслуженному участнику войны и писателю, офицерское звание. Просьбу уважили, и Даниил Маркович стал майором. Теперь всё было на своих местах.
В последний раз Даниил Маркович выступил публично с напутствием к молодым на 85-летнем юбилее Ростовской писательской организации, ровесником которой он был, так сказать, произнёс «сладкую речь».
— Ребята, — сказал он, — не ешьте много сладкого. Я всю жизнь ел много сладкого и вот к 85 годам заработал себе сахарный диабет…
Писатели горячо аплодировали его шутке…
Николай Матвеевич Егоров. Тоже фронтовик, но офицер уже действительный, командовал в войну и стрелковым взводом, и стрелковой ротой. Наверное, он тоже выступал перед школьниками и студентами с рассказами о своей войне, я об этом не слышал и не раз2.
После разделения Союза Николай Матвеевич стал первым председателем вновь созданного Союза российских писателей. Жили дружно, в одном помещении на Кировском проспекте, где кабинеты председателей были напротив друг друга.
Бывая в Союзе, я иногда заходил к нему в кабинет, он расспрашивал меня о чём-то, я что-то рассказывал, но эти встречи были короткими, малозначимыми для воспоминаний, и означали только то, что Николай Матвеевич видел во мне писателя. И только один совсем коротенький разговор мне запомнился.
Это был уже на улице Серафимовича в день моего рождения. Я открывал дверь в здание Союза, и в это время навстречу мне на пороге возникла колоритная фигура Николая Матвеевича. Я отступил, пропуская его. И в это время он спросил:
— Это тебе, что ли сегодня 65 лет?
— Да…
— Фу, пацан! — сказал он и, не, задерживаясь, прошёл, дальше, но через несколько шагов обернулся и добавил:
— Но всё равно поздравляю!..
Всё это было сказано таким тоном, с таким выражением, словно вручил он мне дорогой подарок, от которого я был счастлив хотя бы минуту…
Да, конечно! Мой отец, тоже фронтовик, был старшего его всего на два года…
Прозаик Гавриил Семёнович Колесников проживал в Сальске, потому в Союзе бывал редко, но познакомиться с ним мне всё-таки удалось, и даже узнать о двух эпизодах его жизни, которые произошли с ним в далёкие уже годы войны, и которые можно включить в эти записки: причём, один них, о котором я слышал от писателей, можно назвать уникальным и даже удивительным. Узнали мы о нём задолго до того, как в стране прозвучало имя Солженицина.
В 1935 году Гавриил Семёнович был арестован по какому-то делу, осуждён и отправлен в один из колымских лагерей, где провёл порядка 10 лет (практически – до конца войны), после чего был освобождён и отправлен на Родину. Причина? Страшная болезнь — рак желудка.
В лагерной больнице ему сначала решили сделать операцию, но разрезав, врачи посмотрели и снова зашили. Медики пришли к выводу: больной не операбелен. Держать его в заключении не было смысла, и его, освободив, отправили на домой — умирать.
«Умирал» он почти 50 лет. И прожил их особо не вызывая ассоциаций очень больного человека. Видимо, смена климата и «воздух Родины» подействовали благотворно на него, и он выздоровел сам по себе. И как говорят редкие примеры, иногда рак не только убивает, но и спасает — в случае Гавриила Семёновича, — от возможной гибели в лагере. И так бывает.
Сам Гавриил Семёнович как-то шутил: «Приехал после освобождения в свою деревню, напился от пуза молока, вышел во двор родительского дома, а на пруду лягушки заливаются, а мне они, что хор соловьиный уши ласкают. Сколько лет не видел и не слышал пения квакушек…»
Посмотрел всё-таки википедию. О болезни желудка — ничего, когда сажали, болел, якобы, туберкулёзом, потом и он куда-то исчез. Реабилитировали его в 1955 году, но о том, когда и как его выпускали из лагеря, — тоже ничего. Скудные сведения.
Возможно это всего лишь писательская легенда. Но она красивая, и возникла не на пустом месте. И пусть она с ним остаётся…
Владимир Матвеевич Зоткин. Ещё один писатель-фронтовик нашего отделения. Он был непосредственным участником боёв, не военным корреспондентом. На войне потерял глаз, был тяжело ранен. Уже потом, после войны он стал её документалистом, его книги, собранные из военных архивов и подкреплённые собственным военным опытом и лично собранным материалом рассказывали о действиях Красной Армии, её полководцев на особо значимых участках фронта, о том, как ковалась Великая Победа, одним из «кузнецов» которой он был сам.
Ко мне он проявлял какую-то доброжелательную, но как бы, ни на чём не обоснованную, симпатию. Мы встречались в Союзе, подолгу разговаривали о литературе, пару раз он даже приглашал меня к себе домой в гости, подарил мне две своих книги. Я платил ему уважением, как писателю и фронтовику, старшему товарищу по цеху…
.
Юрий Александрович Дьяконов — замечательный детский писатель. Он уже тогда прибаливал, редко выходил из дома, видел я его на нечастых мероприятиях в Союзе, знал его мало, но не запомнить его добрую улыбку, его мягкое обращение с начинающими литераторами, его способность защитить слабого было невозможно. И здесь у меня сложилась такая ситуация: и материала мало, чтобы написать о хорошем человеке и талантливом писателе, и не написать нельзя, — он стоит того, чтобы о нём не забывали.
Пусть хоть и мало, но зато с чувством исполненного долга… Мы все в что-то должны нашим старшим…
Алексей Береговой, член СП России
(Продолжение следует)