ТО ЛИ БЫЛИ, ТО ЛИ НЕБЫЛИ…
Часть 5
Мои воспоминания о Союзе писателей СССР, России.
6. ШОЛОХОВСКИЙ КРУГ. АНТОН ИВАНОВИЧ ГЕРАЩЕНКО
В конце восьмидесятых годов под сладко-либеральные речи Горбачёва писатели вдруг поняли, что теперь защита и охрана донской национальной литературы вкупе с донской культурой находится в их руках, и что пора браться за дело, то есть, создавать такую организацию или объединение, которая этой самой «защитой» занялась бы, а также начала оказывать благоприятное влияние на творческий литературный процесс и культурное развитие на Дону. И такое объединение уже не возбранялось властями, а наоборот — поощрялось, как патриотическая акция.
Как всегда у нас в России взялись за дело с энтузиазмом. Не знаю, кто предложил название, но о нём спорили довольно долго и горячо, — в нём должны были отражаться и литература (по составу), и казачество (по месту нахождения). Сошлись на названии «Шолоховский круг». «Шолохов» — это донская литература, «круг» — форма казачьей демократии.
В члены Круга для писателей и интеллигенции был объявлен свободный приём.
Мне сейчас, конечно, трудно назвать всех тех, кто стоял у и стоков «Круга», потому я назову лишь тех, кого запомнил.
На первом собрании в «Круг» вступили, конечно же, Фролов и Сухорученко, Геращенко, Ансимов, Потапов, Селигенин, Астапенко, Коркищенко, Гриценко, Дьяконов, Дьяков, Тер-Маркарьян, профессор Глушков. Ну и другие. Человек двадцать.
Выбрали правление, председателем — Антона Ивановича Геращенко. Меня буквально нагнули быть в правлении казначеем. «У него в «Орфее» получилось, получится и в «Круге»» — категорично заявил Геращенко.
— Зачем вам казначей, если в организации нет денег? — упорствовал я.
— Ничего, — отрезал Геращенко. — Деньги будут. А ты пока собирай членские взносы.
— А потом?
— А потом вот что: «нарезает» тут возле нас круги один председатель колхоза, в Союз хочет, примем его пока в «Круг» — и он деньгами поможет…
Членские взносы при галопирующей инфляции были установлены минимальные, скорее — символические, а председатель колхоза «нарезал круги возле СП» аж до 2007 года, когда о былом существовании «Круга» стали уже забывать, и денег так и не дал, только где-то там напечатал личные сочинения о собственной важности своего пребывания в «Круге».
Я был уверен: для того, чтобы иметь деньги, нужно много работать, как мы в Орфее, умные слова и щедрые председатели денег не принесут, потому с самого начала не верил в предприятие (за что потом некоторые ретивые «круговики» меня обвинили в развале «Круга», не хотел же работать) и согласился на казначея лишь из уважения к настойчивой просьбе Фролова.
Всё как предполагалось, так и произошло. Уже не помню, сколько просуществовал «Шолоховский Круг», но где-то год-полтора. Регулярно проводились заседания правления и собрания, которые превратились в «поля битв за демократию и литературу». Писатели горячо и долго обсуждали какую-нибудь очередную злободневную тему (я, как понимаете, больше помалкивал), но последнее слово всегда почему-то принадлежало председателю Геращенко, который неожиданно для всех вдруг обнаружил для всех диктаторские замашки, — если кто-то из писателей был с ним не согласен или даже — упаси Боже! — спорил с ним, он начинал во всю свою прыть орать на оппонента, тут же закрывал заседание и уходил.
Эти споры и крики, конечно же, пользы не приносили, время шло, а переход от шумных дискуссий к делам никак не намечался.
Я не могу сказать, что члены «Круга» были нечестными и ли глупыми людьми. Всё, что они говорили и горячо доказывали, они говорили искренне, от души. Всё знали, что нужно делать, но никто не мог ответить на два простых вопроса: кто это будет делать и как? Тут возникал тупик. Потому нужных результатов споры не приносили, также, как и финансовая скованность. Просто тогда никто ещё не умел пользоваться этой самой демократией, не понимал с какой стороны нужно подходить к бизнесу. Это были лишь честные люди, воспитанные Советской властью.
С каждым новым заседанием диктат председателя усиливался, и уже плотно входил в обиход «Круга» и, наверное, потому численный состав «борцов за культуру и литературу Дона» стал постепенно таять. И вскоре хорошее начинание, полное гражданского актинизма, тихо и спокойно «почило в бозе».
Сейчас я уже не помню точно, сколько просуществовал «Шолоховский круг», но, как мне теперь кажется, года два, не больше. Сработало истинно русское свойство: быть самым умным в толпе, драть громче всех глотку за свою правоту, доказывать, что истина известна только тебе, но при этом ничего не делать.
Антон Иванович Геращенко был человеком неоднозначным, порой бескомпромиссным, его поведение часто зависело от ситуации или от его настроения, и вызывало порой недоумение.
Когда вышла моя вторая книга «Красный огни» и уже напрямую стоял вопрос о моём вступлении в Союз писателей Антон Иванович Геращенко подошёл ко мне и предложил дать свою рекомендацию. И хотя их у меня было уже три, я обрадовался и поблагодарил его, хотя совсем не видел причин для его подобной акции. Думал, уважает…
Через некоторое время он принёс в Союз свою рекомендацию, и я, прочитав её обомлел — она показалась мне сверх нескромной — он так расписал с ней мои литературные таланты и достижения, что я невольно «побронзовел» под рубашкой.
Однако мнение старшего товарища по цеху было всегда ценно, потому я с благодарностью принял от него эту четвёртую рекомендацию и приобщил к своему «делу».
Я не знаю, почему, но я снял тогда ксерокопии со всех четырёх рекомендаций и прибрал их в свой архив «на память», не думая, что через семнадцать лет одна из них — Антона Ивановича Геращенко — мне потребуется.
В 2007 году (после смерти В.И. Фролова) во время раздутого вороновско-петровского конфликта в отделении, когда два наших амбициозных деятеля разделили писателей на два враждующих лагеря, Антон Иванович выступил в газете Петрова «Культура Дона» с разоблачающей меня как писателя статьёй, которая по смыслу была полной противоположностью тексту его же рекомендации. Он сообщал читателям, насколько я бездарный писатель, интриган и делец, пролез в Союз — и всё такое, и требовал выгнать (парадокс в мышлении) меня из Союза.
И так бывает…
Пришлось доставать из архива его рекомендацию, публиковать её, а потом задать вопрос: «Уважаемый Антон Иванович, скажите, пожалуйста, когда вы говорили правду: когда писали мне рекомендацию или когда писали статью обо мне в газету Петрова?»
Конечно, он мне не ответил. А что можно отвечать против самого себя?
Был у меня с Антоном Ивановичем Геращенко и забавный случай, (свидетелем которого был Фролов), над которым можно было бы поулыбаться. Да, можно было бы... если бы человек этот был жив и мог бы тебе ответить. Или посмеяться. И я засомневался в целесообразности его публикации. Долго советовался с друзьями-писателями, слушал разные, часто противоположные, мнения, и, наконец, решил не рассказывать об этом случае, ведь эту публикацию читатели поймут по-разному: и положительно, и отрицательно.
Да и мало уже у нас осталось писателей, которые лично знали с Антона Ивановича Геращенко. Ведь в каждом человеке тоже можно найти что-то положительное. По меньшей мере, я так думаю…
Алексей Береговой, член СП России,
(Продолжение следует)