МАЛЬЧИКИ  И… МАЛЬЧИКИ

                                          рассказ

                         / из цикла  «Другой менталитет»/

    «Дурдом» формировался постепенно... Чего только не наблюдала Вера за годы своих приездов во вновь появляющихся обычаях немецкой школы: и соревнование команд, ещё в начальной школе, на знание названий  «срамных» мест человека, и ежегодный день, когда все мальчики должны были явиться в школу  и провести полный учебный день в девичьих юбочках, причёсках и макияже… И бурные аплодисменты педагогов на выпускном вечере, когда две одноклассницы, известные своими лесбийскими наклонностями, вышли за получением аттестатов – одна во фраке, другая – в белом платье – под ручку, как жених и невеста, раскланиваясь и целуясь на ходу в губы…  Да и общество не отставало: взять хотя бы одежду для вступающих в брак в популярной телепередаче – наряду с традиционными платьями и костюмами, непременно предлагались наряды однополым женихам и невестам: женским парам… мужских парам… Толпы раскрашенных мужчин у гей-клубов на Риппер-Бане в Гамбурге... Как тут не сдвинуться в ненужную сторону?.. Но, хвала небесам, будущее показало, что у обоих Лизиных парней  с этим вопросом нет проблем. А Вера с удовольствием наблюдала на Николкином  выпускном стойкий интерес обоих внуков к девушкам…

      Но всё это будет потом, через годы, а пока…   

    Утром Лиза уезжала в командировку. Она уже стояла в прихожей в белом плащике и ждала заказанного такси, как вдруг зазвонил телефон. Из короткого разговора дочери с кем-то неизвестным Вера поняла только её заключительное: «О‘кей! Чюс!*..» В ту же минуту раздался и звонок подъехавшего таксиста. Дочь уже открыла дверь, выкатывая на лестничную клетку свой маленький чемоданчик «ролли», и, как бы между прочим, бросила матери:

– Да, тут к Николке послезавтра одноклассник придёт с ночёвкой – с вечера пятницы до обеда в воскресенье, его мать сейчас звонила, – так ты уж, поприветливей будь, пожалуйста!

– Это с какой же стати  – именно, когда тебя не будет, да ещё на полтора дня! Мало мне, что с внуками в чужой стране остаюсь одна, так ещё и гостя принимать!  Чем я его буду кормить?.. Они ж не едят ни черта!..

– Ма, не возникай! Всё обговорено заранее, Ники тоже был у него с ночёвкой! Ты же знаешь  – здесь так принято! Всё, всё! Такси ждёт! Tschüss und Kuss! (Привет и поцелуй!) Блинчики им сделай! 

           Последняя реплика донеслась уже с лестничного пролёта…

  Как же всё-таки верна незапамятная пословица: «Что русскому здорово, то немцу смерть». И наоборот. Смерть, конечно, не смерть, но Веру особенно раздражал обычай совместных ночёвок немецких детей друг у друга. Иногда ночлежников двое-трое. Конечно, изредка и у нас бывает такое – но системой это никак не назовёшь, это, чаще всего, экстренные обстоятельства – болезнь подруги, внезапная командировка и тому подобное... Наши дети, тем более, младшие школьники, как правило, ночуют всё-таки дома. Да и «квартирный вопрос» в нашей стране не позволяет долгих пребываний детишек друг у друга в гостях. Дай бог, чтобы в доме была отдельная детская комната, да и то, в основном, одна для всех отпрысков… У немцев – иначе. Бывая с Лизой в семьях её подруг, Вера дивилась тому, что у каждого ребёнка в семье – непременно своя комната. Европейский стандарт, разъясняла дочь. Но если вы полагаете, что ребятки уединятся в «покоях» юного хозяина – наивные надежды!.. Раскованные, отнюдь не стеснительные дети, задержавшись в детской не более десяти минут, в секунды вывалив все игрушки из ящиков на пол, уже бегают по всем комнатам, включая родительскую спальню, кричат, прыгают по диванам, без конца открывают холодильник в поисках мороженого, напитков… Пьют они тут немерено, какой-нибудь семилетний карапуз в два приёма выдувает полуторалитровку «фанты» или прочей гадости. А главное, за отсутствием дома родителей, вам, русской бабушке, думать – чем кормить всю ораву… И вы предлагаете свежесваренную молочную кашку, извлекаете по очереди из холодильной утробы и подносите этим врединам то ряды разнообразных йогуртов, то куриный супчик, то котлетки собственного изготовления – и слышите на все ваши предложения:

       –  «Schmeсkt nicht!»

Не нравится, мол… Но, впрочем, всем малолетним аборигенам «schmeсkt» одно:

– «Spagetti, ja, ja!»

  Вера не уставала удивляться тому, что любимое лакомство немецких детей – спагетти, макароны, политые кетчупом – и ничего другого! Гору съедал каждый гость. Ах, да! Ещё пицца! Куда без неё! Вот уж, воистину, прихоти пресыщения… Единственным признаваемым детьми исключением из Вериной стряпни были блинчики её изготовления. Вера умела делать их неимоверно тоненькими, как папиросная бумага, чему не уставали удивляться Лизкины подруги. И уж им дети отдавали должное:

–  O! Pfannkuchen!

     Доставали непременно водящуюся в каждом немецком доме огромную банку шоколадно-орехового  нусса и съедали «под него» блины  в неимоверных количествах!  Сметану к блинам тут никто  не признавал…

      Но дело было не в еде, вернее, не только в ней!

Вера понимала, конечно, что эти обменные визиты отчасти полезны, так же, как и ежемесячные ночёвки в школе всех учеников – тут и общительность, и самостоятельность, и находчивость в незнакомой обстановке, но «русское» в ней противилось этой, как ей казалось, блажи. И если ей всё-таки приходилось терпеть присутствие чужих детей в доме, то Колю она не отпускала  в гости с ночлегом, с нарочито утрированными интонациями классической «народной» бабушки повторяя:

– Нечего тебе там делать, валяться по чужим постелям… Вот приедет мать – ночуй, если разрешит. А я где буду тебя бегать, искать?..

– Ach, Baba, du bist nicht gut!

        Она часто вступала в споры с дочерью, которая не собиралась нарушать общепринятых в здешнем обществе традиций и слыть «белой вороной».

– Мам, ну ты уж совсем со своим советским воспитанием… Что плохого, что дети приходят друг к другу в гости?

– Лиза, пусть дети приходят днём, играют, разве я против? Но почему мы должны поощрять эти совместные ночёвки чужих мальчиков, не братьев, в одной комнате, а если нет спального мешка, то и в одной кровати?.. И приучать их к мысли, что это нормально? Учителя, ты сама говорила, особенно настаивают на этом... И к чему это может привести? Во-первых, формируется привычка спать вместе с другом одного пола. Второе – дети любопытны и в таких условиях бог знает, к чему их это любопытство приведёт…

У них и так полно «голубых», сама говорила, того гляди, однополые браки введут. А начинается всё именно с таких организованных «дружб»…

– Да всё я понимаю, но пойми и ты: это их пресловутое отношение, воспитывающее терпимость к «голубым» идёт не от каких-то отдельных полоумных родителей, а от государства, от школы. Это их принцип, если прослывёшь  нетолерантным к тому, что они насаждают, то придут из «Югендамта», это вроде нашей опеки, скажут, что я неправильно воспитываю детей, можно их и лишиться, поверь мне!.. Уж лучше пусть мальчики приходят, а я сама объясню своим пацанам, «что такое хорошо и что такое плохо» и как надо себя вести в таких совместных ночёвках!

– Ну-ну! У Николки в комнате нет лишней кровати, пусть хоть со своими спальными мешками приходят! Как хочешь, но в Николкину постель я этих гостей не уложу!

    Лишь один курьёзный случай немного охладил Лизину «толерантность», но больше из гигиенических соображений, чем из страха, что развитие ориентации сыновей пойдёт куда-то «не туда»…

     – Hallo, Vera!

  В стеклянную дверь, ведущую на веранду, Вера увидела приплюснутый к стеклу нос и белобрысый чуб Даниэля, девятилетнего сына соседки Габи.

  К чему Вера никак не могла привыкнуть – это к обращению без отчеств. То есть, конечно, приятно, когда тебя называет по имени за столом, скажем, друг дочери, подавая бокал вина, но не в подобном случае. Возможно, в ней говорила  учительская привычка к имени-отчеству, но Вера каждый раз вздрагивала, когда, к примеру, этот девятилеток Даниэль, говорил ей «ты» и обращался по имени. На Верино удивление подобным обращением Лиза отвечала всегда одно: «Здесь так принято».

  Но в данный момент Вера даже не обратила на это внимания, она испугалась, что мальчишка разнесёт вдребезги стекло  – и поспешно открыла дверь.

– Ich kam zu Nik! (Я пришёл к Нику), – поспешно выкрикнул он и пулей пронёсся по винтовой лестнице в комнату к Николке.

   Был субботний день – один из немногих, когда Лиза была дома. Вскоре явилась и мама Даниэля, Габи, с пакетом свежих булочек. За кофе Лиза спросила её:

– А что-то Даниэля не было видно, куда-нибудь уезжал?

– Да был три недели в лагере на Зюльте (местное озеро)… Только приехал, бросил рюкзак  – и сразу к Нику! Ладно, думаю, пусть идёт, а за ним и я следом… Выпечку вот в кондитерской свежую купила…

   Вера, не сдержавшись, всё-таки громко высказалась по русски:

  – Прямо из лагеря, не искупавшись, даже рук не помыв – и нате вам, в гости!

   Габи с любопытством взглянула на Лизу, как бы ожидая перевода, но та переводить не стала, метнув на мать недовольный взгляд.

 Даниэль проторчал у Николки весь день, заодно пообедав у них в доме и поужинав. Сбегал он домой лишь ненадолго, для того, чтобы выпросить у матери разрешение переночевать у Ника. Верин робко поданный голос «против» веса не имел. Через десять минут Даниэль прибежал, весьма довольный, с синим спальником наперевес.

    Утром гостя всё-таки удалось выпроводить домой, а через час в дверь веранды постучалась Габи. С несколько смущённым видом она сообщила  Лизе, что обнаружила у сына несколько вшей, привезённых, очевидно, из лагеря. Лиза ничего не сказала, но ей, «помешанной» на чистоте, не удалось скрыть недовольной мины на лице. Едва дождавшись ухода Габи, Лиза ринулась  наверх, к Николке. Вчерашнее общение с другом не прошло даром.  Конечно же, ей удалось обнаружить в белокурых волосах  сына пару мерзких насекомых. Счастье, что это была суббота, дочери не нужно было спешить на работу. Аптеки были закрыты, кроме единственной, в центре города  – туда и помчалась на своей красной «Хонде» Лиза в поисках нужного средства.  А у Веры начался аврал. Были сдёрнуты все постели, полотенца, чехлы. Стиралка работала весь день на самых высоких градусах. Были тщательно протёрты Николкина кровать и все мыслимые поверхности мебели. Подоспела Лиза с каким-то остро пахнущим гелем, которым были намазаны на всякий случай все без исключения головы домочадцев. Поэтому на веранду не вышли, приятный воскресный вечер был потерян. Да и как-то не хотелось видеть беспечную Габи с сыночком, ввергнувших их семейство в столь неприятные хлопоты. Димка с Николкой, с намазанными неприятно пахнувшим гелем волосами, лёжа на животах на ковре, играли в шашки, привезённые Верой из России. Сидя в душной гостиной на чёрном кожаном диване рядом с Лизой, с тем же средством на волосах, Вера молчала, лишь выразительно поглядывая на дочь... Но всё-таки не выдержала и ехидно произнесла:

– Зато толерантность проявили!..

     Взглянув ещё раз друг на друга, обе рассмеялись…

     В пятницу, ровно в пять вечера в дверь позвонили. Вера взглянула на экран переговорного устройства:

– Hallo! Ich bin Mihael! Ich kam zu Nik! – юный немчик, с узким веснушчатым личиком, с затейливой модной стрижкой, с рюкзачком на плече и с огромным футляром какого-то музыкального инструмента, деловито жал на кнопку звонка. Спальника при нём не наблюдалось...

– Николка, к тебе гость!

Вера вздохнула, нажала на рычажок, открывающий  входную дверь внизу, и пошла на кухню  –  наводить жидкое тесто для блинчиков.

*Чюс (Tschüss) –  прощальный привет, соответствует русскому «пока!»

die Pfannkuchеn - блинчики