ООО «Союз писателей России»

Ростовское региональное отделение
Донская областная писательская организация (основана в 1923 г.)

Степные всполохи-4. Произведения, занявшие 3 место

16:55:03 10/06/2020

НОМИНАЦИЯ «ПОЭЗИЯ»

АВТОРЫ ДО 40 ЛЕТ

3 место

 

Максим Глазунов

***

 

Рвётся мальчишка в строй,
Хочет вступить в бой,
Только сказал: «Стой» -
Ангел:


«Видишь вдали свет?
Рая за ним нет! –
Залп четырёх ракет
В танкер.

Там, на борту, Ад:
Крики горящих солдат…
Их устремлён взгляд
в бездну.


Бесы на корабле
Души томят «в котле»  
И распевают во мгле  
Песню…

Рая на небе нет,
Только огни ракет, –

Каркает громко вслед
Птица.


Рвался мальчишка в бой, –
Вот и вступил он в строй,
Чтобы сказать: «Стой!»
Фрицам…

 

Элина Слотова

***

Добрая и нежная девчонка,

Что была вчера за школьной партой,

Косу украшала белым бантом

И смеялась радостно и звонко,

Встала в строй неистового шума

С автоматом в тоненьких руках… «Да

Вот же враг! Что – правда, что – неправда?..

Ну, давай! Стреляй! Да что тут думать!..»

Но стрелять девчонка не спешила

«Как же это? Я? Его? В могилу?»

Сердце колотилось, билось, ныло,

Кровь отчаянно носилась в жилах.

Жизнь иль смерть – здесь выбор очевиден.

Автомат она прижала крепко –

Выдох! – и нажала на «гашетку»…

На саму себя она в обиде!

Вражеские жизни положила,

Собственные чувства преступая.

Вот она – девчонка молодая –

Выслужила первые седины…

 

Из далёких мест домой, живою –

Не настигла вражеская пуля –

Повзрослевшей девочка вернулась,

С полностью седою головою.

 

АВТОРЫ СТАРШЕ 40 ЛЕТ

 

Николай Мараховский

 

ДЕД, РАССКАЖИ ПРО ВОЙНУ

 

Был май неистово зеленый,

Торжественно цвели сады.

Старик, годами наделённый,

Корзину ладил из лозы.

В подмоге – внучек конопатый

С фанерной саблей на боку,

Не закрывая рот щербатый,

Строчил вопросы старику.

Не унимался непоседа,

Меняя темы на ходу:

 – А скоро праздник День Победы?

Дед, расскажи мне про войну.

Вздохнул старик, расправил спину,

Окинул взором горизонт,

И память пулею незримо

Метнулась в прошлое, на фронт.

А там, под Лысою горою,

В полоне шквального огня,

Штрафбат смывал своею кровью

Грехи за тех и за себя.

Кольнуло больно под лопаткой,

Слеза просилась на показ,

Старик смахнул её украдкой

И начал тяжкий свой рассказ.

Не выбирала пуля-дура,

Кто был там грешен, а кто свят,

Шли немцы в лоб без перекура,

А за спиной – заградотряд.

Как между лезвием и плахой –

Надежды тоненькая нить,

Но ненависть сильнее страха: 

Сражаться надо, чтобы жить.

Когда же кончились патроны,

Те, кто держался на ногах,

Со словом матерным, ядрёным

Пошли в кулачный на врага.

И кто им дал такую силу –

Земля, а может статься, Бог,

Как с детства улица учила,

Врага месили, кто как мог.

И было там уже неважно,

Кому какой пришит ярлык –

Плечом к плечу штрафник и стража –

По праву каждый фронтовик.

Заправил мальчик рубашонку

В свои короткие штаны

И сабелькой со всей силёнки

Срубил сухие бурьяны.

 – Эх, жаль, что народился поздно,

Я подсобил бы на войне!

И с видом не по-детски грозным

Умчал на палочном коне.

Скачи, мой славный непоседа,

Ты мне дороже всех наград.

А праздник? Завтра День Победы,

Пойдём с тобою на парад!

 

НОМИНАЦИЯ «ПРОЗА»

 

АВТОРЫ ДО 40 ЛЕТ

3 место

Вадим Селин

"Поездка в Старое Село" (эссе)

Читать здесь>>

 

АВТОРЫ СТАРШЕ 40 ЛЕТ

Юрий Шапошников

Запах войны

Рассказ

За основу взяты боевые будни Ивана Григорьевича Раздрокина.

«Пытаюсь вспомнить какой день недели. Память проясняется, лежу в постели неделю. Видимо отвоевался ты, Ванька; нигде не болит, выболело, а сил подняться нет; слава Богу, разум не потерян. В соседней комнате сын по-привычке, саркастически комментирует сюжеты новостей, и это раздражает, хотя в чём-то он прав. Крым вернулся в родную гавань, да только я взойти на его палубу уже не смогу. Всю послевоенную жизнь столько мечтал! Вначале с сыновьями, затем планировал с внуками промчаться по  маршруту, только мне известному, не туристическому. Но время тянется, а годы летят: то колхоз без выходных, то худоба, огород, безденежье, всё на потом откладывал, пятерых детей с Клавой на ноги ставили. Засучил рукава ради будущего, и только в праздник победы склонял голову перед прошлым. Жили под лозунгом: «Дети с внуками будут счастливей нас», - удалось. Но что-то гнетёт душу, может что до «энтова» нашего «прошлова», не искренний у них интерес?

Позвал внука, он присел рядом, продолжая копаться в смартфоне.

- Слухай унучёк, мы с тобой почти ровесники!

 Тот оторвал взгляд от экрана.

- Да я тут вспомнил, что весной сорок четвёртого мне было, как тебе вскорости исполнится. Бурное течение моей жизни подходит к завершающему концу, напоследок хочу проспонсировать твои мечты, но и ты пообещай исполнить одну просьбу. Под кроватью чемодан, в нём найдёшь всё, что надо для поездки в Крым, я с пенсий откладывал, тебе хватит, ещё и останется.

 Сытое лицо внука просияло, и он нараспев прогундел фразу, которая взбесила.

- Чё я там забыл, лучше ноутбук куплю.

- Значит так, слухай боевое задание. Насупив брови, командирским тоном, не терпящего возражения, приказал:  - Свой день рожденья справишь в Крыму, хорош в хуторе прозябать, под мамкиным крылом кахаться! Для отчёта мне привезёшь фотки, зычным голосом прочтёшь фамилии с могилок, мемориалов, которые там наверняка сохранились. Сам не найдёшь, спрашивай у местных краеведов. По возвращению, купишь нубук, обещаю.

Я ненадолго замолк, размышляя с чего начать. Внук ехидно усмехнулся,  - чё дед файлики в башке обнулились?

Я не обиделся, лишь тихим голосом попросил.

- Осуществи мою мечту, включи диктофон, я тебе скину то, что в памяти ещё осталось? Да и незапомнишь ты тех мест, где дед накуролесил в твоём возрасте.

Внук ухмыльнулся, но послушно потыкав в телефоне, положил его рядом на тумбочку.

- После ранения я курсы лейтенантов окончил, освобождая Крым,  командовал моторотой. Для особого задания отобрал себе бойцов проверкой: «Не тот казак, что сбил кого-то с ног, а тот, кто вывернуться смог». Мы на мотоциклах в тылу фашистов: совершали диверсии, отбивали обозы, как наши предки казаки в восемьсот двенадцатом году у французов, почти партизанили. А с тыловиками, не с передовиками, легче драться… Доберёшься до деревни Картык, дальше - по моей карте, я давно её нарисовал. Действуя дерзко, мы теряли своих, но и фрицев  положили там не мало.

Память полилась ошеломительными видами Крыма, запахом весны, захотелось свежего ветра в лицо. Прогнать из удушливой комнаты вонь старости, пота, хлорки и корвалола.

-  Незабывается такой случай, заночевали в рощице, и пред утренней зорькой я с тремя бойцами сам пошёл в разведку. Апрель, поляны цветов, белые стены  садов, птичий гомон, невольно любуешься этим раем, кажется нет войны. Смотрим, два взвода немцев минирует четыре своих автомобиля с прожекторами. Чую: пока за подмогой сбегаем, взорвут. Пошептался с  казаками, те не супротив. Рассредоточились, да как жиганули очередями, пятнадцать супостатов на тот свет отправили, хорош вонючими сапогами топтать наш рай земной. Автомобили разминировали, и обратно вернулись на трофеях. Свои нас за фашистов приняли, чуть не постреляли. Спрятали грузовики в лесу, слили бензин себе в мотоциклы, по рации доложили о проделанной работе, и вновь оседлав железных коней, помчались как всадники апокалипсиса, на удалую охоту.

У внука взгляд загорелся интересом, внимательно слушает, а я и сам как дитя радуюсь, что память возвращает сюжеты призабытого. Жаль сердце гложет, «что же это я раньше, при здоровье, и твёрдой памяти, не делился с родными воспоминаниями?»

- Выбрали мы удобное место для засады на шоссейной дороге, дождались караван побогаче.

 - А это как, дед?

 – Это просто, чем больше охраны, тем ценнее груз. Уж не помню что они везли, но ожесточённо отбивались. Запомни: нельзя крыс зажимать  в углу, предоставляй пути отхода. Я в том бою пятерых бойцов потерял, фрицы - восемьдесят, да тридцать четыре повозки. Отправили трофеи своим тыловикам, вместе с убитыми и ранеными, дозаправились, и двинулись дальше. Юго-восточнее города Джанкой мы провели ещё такую же операцию.

С ночи заняли позицию, а утром в наших прицелах показались дозорные мотоциклисты, пропустили их, вскоре из-за поворота вынырнула колонна автогранатамётов. После нашей ратной работёнки, несколько немцев да три машины осталось на шоссе, остальные включили задний ход. Фрицы открыли охоту на нас. До вечера мы драпали, обходясь мелкими стычками, и засадами, но они крепко в наш хвост вцепились. Бензин да и патроны кончаются, возле деревни Пайган, зажали нас в небольшой подлесок, между нами валуны, за спиною скалы. Разворачивают пушку, миномёты устанавливают, цепью залегли, с автоматов постреливают наугад. Через громкоговоритель на чистом русском предлагают нам сдаться, обещая всякие блага. Смотрю, мои бойцы злые, азартные, засучают рукава, не только пулемёты отвинчивают от мотоциклов, но и готовят к рукопашной сапёрные лопатки. Я воспрял духом, проявляю солдатскую смекалку, Лёху снайпера на дерево подсадили с ПТР-ом (противотанковое ружьё), ещё двух снайперов на скалы, сами окапываемся, если можно так сказать – камни сплошные. Стали они гвоздить в нас по серьёзному, мы почти не отвечаем, только Лёха под шумок, наш Ворошиловский стрелок, молодец, меткими выстрелами: их пушку, миномётные расчёты, и грузовой автомобиль вывел из строя. Выждали фрицы, тишина, вечереет, нам того и надо. Пошли на нас в атаку, подпускаем их поближе, да как рявкнули во все глотки наше дружное УРА. Выпустили последние патроны, и с ходу в рукопашную. Вот когда я пожалел что дедовой шашки со мной небыло.

Внук полюбопытствовал. – Дед страшно было?

Я улыбнулся, и процитировал стих одной знакомой санитарочки из тех лет, по имени Юлия.

Сколько раз сходился в рукопашной?

Раз наяву, и тысячу во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

-  Что нам помогло преодолеть страх? Может молитва «отче наши», которую пред самой атакой, спокойным, но громким голосом, прочитал один верующий боец. Или яростная ненависть, но фрицев мы опрокинули, и драпали они от нашего штыка молодца, только пятки сверкали. Вот им точно страшно было, с полсотни гадов завалили, ну и мы не без потерь вырвались из этого каменного мешка. Отсиделись в лесу, через сутки вернулись туда, похоронили своих ребят, дальше уже пешком отправились на соединение с нашими, попутно продолжая охоту на врагов.

Внук заворожённый услышанным, молчал, тишину нарушала только назойливая муха, беспрестанно бьющаяся в стекло.

- Дед, а чего бабка жалилась, что ты за свою жизнь ни одной курице голову не отрубил? Свинью резать всегда соседа нанимал? Как же ты на войне людей убивал?

 - То были враги: ни ты, так тебя! Был у меня в дальнейшем случай, после которого я чуть умом не тронулся. Как вспоминаю, так рубцы от моих четырёх ранений начинают ныть, и осколепки заросшие в нутрях отзываются. На погоду так не реагируют как на память.

- Дед, взялся, рассказывай, я от тебя не отстану.

Обратной стороной ладони вытер потный лоб, задумался. Ворошить этот эпизод не хотелось всегда, но внук сверлил вопрошающим взглядом.

- Сумели мы малым числом, да солдатской смекалкой, с помощью переводчика, и рупора, запугать и взять в плен роту фрицев. Разоружили их, загнали в ярок, и весь день держали под прицелом, поджидая своих. Чтоб нам понравиться они кричали: «Гитлер капут!», играли на губных гармошках, дарили шоколадки, у кого-то шнапс нашёлся. За день пригляделись друг к другу, рассмотрели в них что-то человеческое. Дождались подхода нашей колонны, но тут один танк отделился, сходу на скорости стал давить тесно сгрудившихся пленных. Я попытался воспрепятствовать самосуду, сам чуть не угодил в эту мясорубку. Посля танкист оправдывался, вся его семья в оккупации погибла от карателей.

 Мне эта страшная картина навсегда врезалась в память: крики, стоны, кровь, лопнутые черепа, мозгами и выпученными глазами наружу, кишки на траках, от которых такая вонь утробная, что я чуть не рехнулся.

Подсознание неожиданно вернуло этот забытый жуткий запах, стало тошнить, зашалило сердце, усилилась боль за грудиной. Внук увлечённо копался в телефоне, не замечая моей болевой гриммасы.

За тем боль отступила, сделалось легко и невесомо.

- Ура, дедуня, я нашёл, на сайте «Подвиг народа», все твои наградные листы!

- Эх, унучёк, мои дни были такими длинными, а годы оказались такими короткими, что многое не успел я тебе передать, и уже никому не дано узнать, что испытал на фронтовых дорогах бравый солдат Ванька. Не приведи Господи пережить это вам. Купаясь в неге неожиданного прилива счастья, душа Ивана Григорьевича покинув уставшее сухощавое тело, легко паря, заскользило сквозь светлый тоннель в неизвестность, откуда нет возврата.
 

Григорий Рычнев

МОТОРИНЫ

(рассказ)

Зимой солнце светит —снег лишь слепит. А на этом поле всё было перерыто снарядами, прошито пулями и осколками. Снег чернел оспинами воронок, невообразимо разбросанными телами и человеческими останками, измятым и разбросанным оружием,  кусками шинелей и простреленными касками бойцов, с буро-алыми подтёками из-под убитых и красными брызгами по всей этой мёрзлой мешанине чёрного с белым. И по этому полю битвы шла медленно женщина:валенках, в длиннополом сюртуке, в накидном шерстяном платке, повязанном с напуском на глаза, с треугольником шали за спиной, с каймой по краям, похожей на берёзовые серёжки в провесень.А на костыле через плечо —солдатский вещмешок с остатком толчёных сухарей; были там ещё четыре пары пуховых варежек и столько же пар вязаных   чулок. Берегла мать их для мужа и сыновей, вот, мол, война закончится... Да не судьба. Пусть носят теперь другие бойцы и гонят фашистов без промаха.

К полуднюнашла мать Настасья за  речкой Деркулом хутор Малый  Суходол. 266 полк после короткого отдыха и подкрепления в то утро пошёл в атаку, смял оборону  противника и с ходу пошёл в наступление на Луганск. В самый последний момент перед сменой позицийженщину сопроводили солдаты в полевой штаб полка, в замаскированном снегом овражке.Теперь же срочно требовалось менять место командного пункта, ближе к передовой, а тут эта Анастасия Галактионовна. И кто её пропустил? Кто она такая? Полк вновь пошёл в наступление. Какие тут могут быть свидания?!

Лейтенанту взвода охраны докладывал солдат, лейтенант – командиру полка:

—Товарищ полковник, к  вам женщина. Просится на приём.

—Что ей надо?

— Говорит, с сыном пришла повидаться.

— Вот уж, нашла время… Фамилия солдата, подразделение! —держал не отрывая от уха телефонную трубку.

— Не знаю. Показывала письмо с обратным адресом нашей полевой почты.

Командир крутнул ручку аппарата:

— Первый, я второй… Прошу доложить обстановку, — и кивнул в сторону дежурного офицера с автоматом.—Где эта женщина? Сопроводите!

Анастасия вошла под брезентовый полог. С деревянного ящика из-под патронов, оставив телефон, приподнялсяполковник: худ лицом, нос заострился, но горяч, глаза туда–сюда  бегают нетерпеливо:

—Я вас слушаю.

— Сына я пришла проведать…Ваня его зовут, Моторин… Младшенький мой… Написал: так и так, стоим на отдыхе, под Малым Суходолом…. Муж у меня погиб, старшие остались под Сталинградом… Дай, думаю, схожу.  Мы на Петровский вал ходили за двести километров, копали противотанковые рвы, а тут полтораста всего. Вот и пришла. Руковички принесла, железо-то на морозезнаю как держать – пальцы липнут. Да скажу я сыну и его товарищам: гоните  скорее проклятого супостата с земли нашенской, не быть нам под их сапогом. С нами Бог. Благословляю!

Командир снял шапку со звёздочкой, обнял мать:

—Моторин… Моторин… Как вас по отчеству?..

—  Анастасия, а по батюшки —Галактионовна…

Рыпнула портупея на шинели, полковник стал по стойке смирно, поднял острый подбородок:

— Анастасия Галактионовна… Крепитесь… Ваш сын Иван Моторин  в утреннем контрнаступлении  погиб смертью храбрых…Спасибо вам…

Мать смотрела на командира и уже ничего не слышала, перед ней стояло в глазах лицо младшего сына: чернявый, а глаза голубые, доверчивые, всё с ужимкой, застенчивостью, если кто подшутит над ним.

— Ванюша, родненький… Не успела я… — и капнули с ресниц слёзы. — Где же он, где? Дайте хоть на мёртвого взглянуть…

Костыль упал с плеча, развязала вещмешок:

—Раздайте солдатам ; тут кому что: может, перчатки потребуются, тёплые чулочки, женщины передали утирки расшитые,  пару кисетов  под махорку… —и кучей вывалилось всё на ящики . — Товарищам  Вани, кто его знал… Нехай поминают…

Бой продолжался  уже где-то далеко за хутором. Гремело, дымило за горизонтом и чёрнотой застило полуденное солнце.

— Ну, Анастасия Галактионовна, мне пора. Адрес  ваш я записал. Будем поддерживать связь, — и показал при выходе из укрытия на противоположное за овражком поле.— Прости мать. Жалко, больно терять бойцов. Крепитесь и вы, мужайте. Что поделаешь, война… — Он немного отошёл к своему командирскому  танку, бурчащего на холостом ходу; перед тем как вскочить на броню, обернулся назад, крикнул: — Я дал команду: погибших  хоронить  со всеми  воинскими почестями.В опознании сына вам поможет похоронная команда.

 

Низко над полем пролетел белый голубь, ошалело хлопая крыльями. Он резко менял направление полёта в ответ на взрывы за хуторским увалом: уходил то вправо, то влево, то едва  не падал на снег. А женщина шла по полю не сгибаясь… Шла от одного погибшего солдата к другому. Не было уже слёз, лицо каменело, в троеперстие сложенные пальцы её правой руки крестили   каждого  убиенного на этом засеянном смертью поле. Кто-то лежал ничком, прижавшись лицом к цевью автомата, целясь в противника с пулевой пробоиной в каске и залитым кровью лицом, а рядом с ним присел боец и держал в руках внутренности разорванного взрывом живота. Белокурому  пареньку на краю воронки с открытыми глазами, обращённых в муках к небу, оторвало ноги, а он, казалось, улыбался  уголками губ и показывал сжатым кулаком на запад.

Анастасия одним прикрывала ноготу, другим складывала руки, ноги, как то положено по-христиански. Израненные, простреленные, разорванные тела бойцов… Их не два, не три — десятки. К каждому надо подойти, сказатьслово  за упокой воина, живот свой за  правое делоположиша. И седоволосые лежали тут мужики–богатыри, и совсем молоденькие мальчишки с едва проклюнутыми усиками… Не было среди них только  Иванушки. И плачем заходило сердце:

— И милые вы мои головушки, да что же он, этот проклятый немец, да что же он натвории–ил… сколько он людей погубил… и как же мы типерчии–ик будем жить. Да чего же мы тебе, Гитлер ты, окаянный мироед,надее–елал, чего же мы тебе плохого сделали–и, что ты пошёл на нас войно–ой…да сроду нам типерчикэтаго не забыть… Да за что же ты нас хотел всех со свету известь, поработить…Да знай же ты, поганец, сынов,  своих соколов,  просто так мы не даём… Откуда пришёл ты, ирод, туда и уйдёшь…

Стоило матери подойти к очередному погибшему солдату — сердце подсказало: вот он…  как у отца завитушка чубчика на макушке и шрам на брови. В детстве коза приметила его рогом, когда он старался козлёнка поставить на ножки и подтолкнуть  к вымени.А теперь вот лежал как живой, с простреленной грудью. Наверно, он в числе первых смело вступил в схватку с врагом на этой высотке. Сам погиб с несколькими товарищами, но основной состав стрелковой роты, увлекая за собой весь полк,перешёл в наступление, и освободили степной хуторок.

— Ванюшка, родненький, спешила проведать тебя живого, да не успела… Ну, что же мне теперь с тобой делать?.. Пойдём, мой хорош, домой… — Присела на колени, поцеловала припудренную снежком  щёку, пропахшую пороховым дымом, для чего–то пригладила короткий чубчик ладонью,  прикрыла пальцами  ещё тёплые, податливые  веки.— Отец твой под Воронежем остался, братья — при оборонеСталинграда… Где их прах теперь найдёшь? А мы с тобой теперь будем вместе…

Она сняла с себя накидной платок, подложила под убиенного, сложила руки на груди, ноги перевязала тесёмкой и спеленала покойного, как в детстве, бывало. Солдатским ремнём перепоясала сына под руки, примерилась на прочность. Ванюшка был небольшого роста, щупленький, а теперь вообще был, как пушинка. Конец ремня потянула на  своё плечо — и пошла с поля боя — грузно, бережливо.

— Чего нам теперь с тобой бояться? Долг мы  выполнили… Сейчас вот будем править на Грачики, вдоль речки пойдём по хуторам на Верхний Митякин, в  Верхнеталовке перейдём железную дорогу. Мы ж тут ходили с тобой в  Гундоровскую станицу… Ав колхозе осталось десять коров, пятнадцать овец и пара лошадей. Я ж в отступ с гуртом ходила под  Камышин. Думали за  Волгу переправляться. А вы тут пошли и пошли.Наши под станицами Еланской и Букановскойс августа готовились на прорыв. В лесах силу собирали. А как-то гляжу — белые столбы стоят ночью в небо. Ну,думаю, знамение. Скоро наши пойдут, дадут чертей  немцам. И точно. ЧерезДон мост такой  сделали, что его не видно под водой, и танки, машины пошли ночью. Немецкие самолёты полетают-полетают — ничего не видно. А наши как жмякнули. И пошёл от нас Сталинградский котёл. Демьян с Андреем там остались, когда гору брали. Пришло на них… Церкву ж у нас открыли, отслужила молебен. Поначалу ревела дурным голосом. А потом сколько можно, на работу переключилась. Надо колхоз поднимать. Под зябь пахать начинали на коровах. Бабы ж одни остались. Кое-кто по ранению пришёл, да старики. Так мы по двадцать человек  в три плуга верёвками впряглись вместо быков — и поехали. Осенью четыреста гектаров  посеяли пшеницы. Но вроде один или два трактора нам вернут  скоро из отступа. Весной уж будет полегче. А деды да ребятня лес готовят сейчас — на базы, на арбы… Мельница водяная у нас горела. Чё ж она, два года уж день и ночь фронту хлеб молола. Но сделали. Восстановили. Ребята 28,29,30-го годов подрастают. Они щас уже подмога великая: на лошадях, на волах… Доживём до победы! Спасибо вам, родные, пошли в наступление.  Народ измучился, а это прямо душой воспрял — погнали немчуру. Всех этих румынов, итальянцев. Землицы им нашенской захотелось…

Ветер морозный — в лицо. Но жарко. Во рту сохнет. Остановится  Настасья, снег зачерпнёт — вот она тебе и вода. В хуторах после оккупации – редко где  дымок из трубы.Не видно ни людей, ни транспорта. Всё выжжено или разрушено. Одна надежда – на себя. В вещмешке тянутся ещё толчёные сухари. Кинет горсточку в рот — пожуёт. В вишнёвых садах — почки с ветоксмыгала в ладонь. Пробовала с тополя собирать. Горькие.Но нужды в них пока нет. Толчонка в вещмешке — тот же хлеб. Главное — дойти  женщине до дома, там не пропадёт.

— Ну, Ванюшка, давай трогаться, пошли, родный…В тебе–то тут и весу осталось  — не больше пятидесяти килограммов. Чувал с зерном тяжелее… Главное, чтоб ремень не порвался.

Шаг, второй…За Настасьей тянется след по снегу. Ноги, как ватные. Судорогой хватает мышцы рук. Надо, Анастасия Галактионовна, идти. Надо. И она прибавляла шаг.

На третьи сутки мать попросилась к старикам погреться. Те угостили кипятком . Сыпнула в него крошек. Ну.теперь она дойдёт. Дом уж недалече. К печке прислонилась. С часок вздремнула. Кони мои кони — надо идти, колхоз поднимать.

И снова бредёт по степи женщина со своей бедой. Идёт день, идёт ночь. Солнце светит, но не греет. Греет её сын Ванюша. Последняя её гордость, надежда. А ветер всё ещё северный. Гремит за спиной артиллерийский гром. Далеко ещё до весны…

 

Снег. Кругом снег. Схватывает чей-то санный след позёмка,  ставит на крыло сугробы. По Гетманскому шляху на запад —один за другим вьюжат гусеницамитанки с надписями на броне: «На Белин», «За Родину», «За Сталина», «От колхозников», «От уральцев»,по их торному пути — колонны в сотни машин с бойцами в белых полушубках, кавалерийские полки в походном марше. А под Миллерово Анастасия видела бредущую по направлению на восток змеиную завитушку от горизонта до горизонтав несколько рядов, тонущую в сиверке,  из пленных «завоевателей».Сколько ещё их будет — оборванных, в лохмотьях, с рваными на плечах трофейными одеялами, в обмотках на ногах — знали б они, что такое русская зима на Дону…

На просёлочном перепутье какой-то ходок, уткнув от холода нос в воротник шубёнки, живо заиграл глазами:

—Ты с чем это мордуешься, мать?

—Сына погибшего несу. С фронта.

— Э-э…какая разница, где в земле лежать…Всё подлежит забвению…

Анастасия ничего не ответила, посмотрела на случайного прохожего из—под локтя, продолжала идти своей дорогой, вела разговор со своим сыном:

— Мы ж с тобой не одни остались. Племянников у тебя трое. Тебе племянники, а мне внуки. А ещё естьЗинулька… у-уу… пальчики выставит — считать уже умеет. Захарка,Сашок и  Николка — так те уже взрослые, помогают  в колхозе…Мы, бабы, зерно всю ночь молотили, чтоб немцы нас с самолётов не видали, а они на лошадях отвозили хлеб в  амбар. Ват глядим — под утро кони одни идут, тянут короб на колёсах деревянных. А детей нет. Перепужалисьдосмерти. Мало ли что?  Подбегаем всей бабской артелью, а они, бедные, намучились, свернулить друг к дружке калачиком и спят. Боже ты мой, достаётся война и детям… Не–ет. Не забыть этого, не забыть матерям, внукам все эти пережитки, потери, горести наши…Герои не подлежат забвению. Слышить, Ванюша, это я говорю, мать твоя родная. Ну, что ж, пора  немного и отдохнуть, скоро вот и наш с тобой дом…

 

Похоронили Ивана  с бойцами, умершими в прифронтовом госпитале от ран.  Был траурный митинг,  возложили на братскую могилу венки, сплетённые из  вечнозелёных веточек сосны. И в тот же день ушли добовольцами из посёлка на фронт ещё восемь бойцов вместо выбывших  отца и троих сыновейМоториных, а  благодарные потомки на месте захоронения воинов Великой Отечественной войны поставятпамятник—монумент с фамилиями , отлитыми в металле.

И я думаю: Моторины не переведутся, о них не забудут.


Алла Какурина
21:15:09 14/06/2020

Мои поздравления всем поэтам и прозаикам, занявшим почётное третье место в конкурсе! Горжусь своими земляками: Рычневым Г.Ф. и Шапошниковым Ю.А. Всем новых творческих успехов!
Маргарита Григорьева
18:50:26 14/06/2020

Каждое произведение по-своему интересно и трогательно. Спасибо авторам.
Максим Глазунов
11:11:57 14/06/2020

Спасибо большое! Приятно слышать :)
Татьяна Мажорина
19:36:03 11/06/2020

Пока скажу только о стихах. Прозу прочту позже. Максим, Элина, Николай, поздравляю! У каждого свой стиль, собственное изложение мыслей, но главное - трогают за душу.

ООО «Союз писателей России»

ООО «Союз писателей России» Ростовское региональное отделение.

Все права защищены.

Использование опубликованных текстов возможно только с разрешения авторов.

Контакты: