Предзакатное
У часов, что распяты стрелками,
Тишина разменяла час
И спустилась шажками мелкими
До волны, где присел баркас.
Спев мажорными говорочками
Нашей встречи нежданной туш,
В нас вселилась весной заоблачной,
Наполняя пустынность душ
Невесомостью предзакатною,
Терпким запахом майских лип,
Птицы певчей трёхкратной мантрою,
Заглушившей небесный всхлип.
А Вселенной уже заплакалось
Отчего-то… Но всё цвела
Та лужайка, зардевшись маками,
Где любви нашей тень жила.
Букет из рогоза
Печаль жила в душе, не отпуская,
Слепая, без просвета, облажная,
Но ты смахнул с ресниц тяжёлых слёзы,
Когда поднёс букет мне из рогоза.
Я вновь смеялась беззаботным смехом,
А ты в нём слышал новой жизни эхо,
И тайный голос говорил оттуда,
Что есть на свете и любовь, и чудо.
И солнце древнее, простоволосым,
Шагнув из кущи диких абрикосов,
Печаль прогнало… И тому свидетель –
Коровка божья на твоём букете.
***
Лес ещё зеленеюще-светел,
Ласков голос поющих ветров,
Но улыбка последняя лета
Сходит с лиц поседевших холмов.
Вот косяк журавлей ровным строем,
Распрощавшись, поднялся с земли,
Но на этой земле нам с тобою –
Будто рай от пришедшей любви.
Той, всевечной, без юных капризов,
Где воскресного света полно,
И стучат, опьянённые близью,
Сердца два в унисон, как одно.
По поводу «Чёрного квадрата»
Не хочу, как Малевич, замкнуться в том чёрном квадрате,
Где безжизненный мрак, недоступный звезде и лучу,
От земной красоты вдруг защиплет в глазах… Благодатью
Заразится душа, и её для любви освящу.
Чернь безмерную вытесню розовым светом заката
И впущу в эту мглу синевы из прозрачных небес,
И с тобой поcелюсь там, средь роз… Ну а в центре квадрата
Посажу непременно душистый сиреневый лес.
Пусть и даже взрастёт бузина на моём огороде,
Дядьки в Киеве пусть в телефонные трубки басят,
Даже их возлюблю… И при всём православном народе
Присягну красоте, наполняющей жизнью квадрат.
***
Сквозь моё отрешенье, сквозь буйство окрестных тюльпанов,
Наготу переулков и таинство вербной недели
С вечной просьбой бессмертья из уст тишины первозданной
Пробирается в душу воскресная хрупкость апреля.
Говорят, что весной стать поэтом не трудно… Но эта
«Сарафанная» истина сутью бедна, слеповата…
Из живой сердцевины прозябшего в небе рассвета
В мир спускается Слово и знает, что будет распято,
И в тончайшую ткань бытия облачается снова,
Принося на Кресте неизбывную вечную жертву…
А воскресший апрель из увитого цветом алькова
Мне – навстречу!..
Аромат деревни
Удержать приманкой каждодневной
Все уловки города слабы.
Вновь вдыхаю аромат деревни
На цветущей веточке судьбы.
Предо мною нараспашку вечер,
Как подсолнух, виснет солнца круг,
Каждый колос в поле, будто свечка,
В васильках, рассеянных вокруг.
Всё из детства родом: мох забора,
Писк и драки выводка цыплят,
Шест давнишний – ось Земли, бесспорно,
Вкруг него – ромашковый десант,
Клёкот аистиный над избою,
Тучи пчёл над липой вековой…
Деревенским надышусь настоем –
И душа становится не злой.
***
Летела бабочка и, сев на горицвет,
Ещё не знала участи исчезнуть,
Ей был приятен этот белый свет,
И не пугала водной глади бездна.
А вечер пил карминность из пруда,
В сиротстве вод предчувствуя забвенье,
И бабочка летела в никуда,
Нас одарив бесценностью мгновенья.
И мы всё шли за ней. И пах сандал,
И лепестками падала под ноги
Ромашек нежных белая слюда,
Соткав нерукотворный холст дороги.
И тёк часов невидимых песок,
И край Земли был необычно близок,
А мы ступали боязно под ток
Печали дня, истёкшего в эскизы.
И так хотелось выбрать тот из них,
Где мы с тобой равновелики детством,
Где мир, казалось, лишь для нас двоих
Стоит в любви с той бабочкой небесной.
Осенний дуб
Вечерний отблеск таял в меди листьев,
И дуб дремал в кругу молодняка,
В своей ладони узловато-мглистой
Качал тихонько годы и века.
Он юным был когда-то в далях звёздных
И помнил шелест тех прекрасных дней,
Теперь в кольце времён устал серьёзно,
Хрипя под грузной тяжестью ветвей.
Верхушку жалко серебрила лунность,
И ныли корни, землю шевеля,
Но так тянуло плечи снова в юность,
Где обнимала сладостно заря.
Но нет возврата. Ныне сиротливо
Осенний ветер в крону залетал,
А он под небом при погоде стылой,
Забывшись, грозы, вёсны вспоминал.
Хранил листву ещё на всякий случай
И пташек малых нянчил под листвой,
И, как старик, стоял большой, могучий,
И думал думу кроной золотой.
Матери
В снах мечтаю, как вновь помолиться приеду
На осенние свечки придворных берёз,
И под ними с тобою затею беседу,
Простоты деревенской вдыхая гипноз.
Корм задав, ты коня со сноровкой стреножишь,
И посетуешь вскользь на плохой сенокос,
И на то, что полны колеи бездорожья,
И растрогаешь вкусною снедью до слёз.
Поднесёшь молока от Рыжухи – коровы,
О, как сладко из рук твоих это питьё.
Эти руки целую я снова и снова
И прошу продолжать твой рассказ про житьё.
Так мечтаю… Но только мечтам тем не сбыться,
Не припасть и к родной материнской груди,
Не заплакать на ней, от тревог не забыться
Под покровом всесильной и чистой любви.
И осталось лишь с горькой дочерней виною
В холмик тверди уткнуться седой головой…
Над могилой берёзка колышет листвою,
Будто шепчет: «Дочурка, не плачь, я с тобой!..»
***
Грустью весь двор подсвечен…
А на скамью – декором –
Горсть золотых «сердечек»
Ветер стряхнул с жердёлы.
Я их смету не сразу,
Пусть поживут в картине:
Очень милы для глаза
Охрой на фоне синем.
Горсть золотых «сердечек»,
Все в кружевных нарядах,
Хрупок их мир, не вечен,
Но как же душа им рада!
***
А снег пошёл внезапно, страстно, лихо,
Он был густой и застилал простор,
И мы с тобой попали в этот вихорь,
Где жил уже разлуки приговор.
Молчать хотелось. Руку дал, прощаясь,
А в ней обиды давней медный грош,
Болела память, в пальцах откликаясь
На душ живых неистовую дрожь.
Аллеи сон дымился снежной пылью,
Под сердце тёк привычкой штормовой,
Ещё весну друг в друге мы любили,
Но падал снег у нас над головой.
Троица
Взбугрилась земля от войны и огня…
Тогда ещё не было в мире меня.
Великие плачи пошли по Руси –
В дома похоронки несли и несли…
Я слышала в сердце те плачи и гул,
В окопе с бойцом умирала от пуль,
Четыре тяжёлые года войны
В тылу добывала победу страны.
А там, на высотах великих фронтов,
В атаку бросалась с отвагой отцов.
В разведку ходила по гиблым местам,
Друзей хоронила под сенью креста,
И тяжко рыдала потом по ночам,
И гладило горе меня по ночам.
И в братских могилах под глыбищей льда
Лежала, воскреснув, всетленья чужда.
И старый солдат, будто ангел земной,
Молился за Русь непрестанно со мной.
Победа пришла! И слеза так густа
Стоящего с нами в молитве Христа.
Январское солнце
Венценосный январь, проворонивший солнце,
В кинозале времён спрячет старую плёнку,
И ушедшее прошлое к нам не вернётся,
Лишь неясным штрих-кодом, полоскою тонкой
Отпечатает ленту, что жизнью зовётся.
Просмотрев её, жду снисхожденья у неба
В беспросветном снегу, полонившем весь город,
Ждёт так только голодный насущного хлеба,
На распутье молясь быть услышанным скоро,
Ранним утром прочтя перед образом требы.
Будто выплеснут в мир весь заоблачный стронций,
Анархистка-метель в кадр осадной прогулки
Снег швыряет… Но солнце, январское солнце,
Всепобедно пробившись, стоит в переулке
И, рождественским светом овеяв, смеётся.
***
Предрассветность раздвинулась,
Дождь затих в ручейке,
Чувств лавина отхлынула,
Лишь песчинка в руке,
Лишь подобие влажности…
День на старте завис
Ощущением важности
В Божьем выдохе «жизнь».
Этой искрой пронизаны
Перепевы ручья,
Синь над сонными избами
И сосуд бытия.
И твоё, измождённое
Ожиданьем, лицо,
И моё исцелённое
Сердце с красным рубцом.
О самом главном
В предрассветно-чистых водах
С упоеньем, не спеша,
Вёсла лодки-лунохода
Звёздный улей ворошат.
Ветер в утреннем ознобе,
С крыл стряхнув луны лузгу,
Мягко выдышал в синодик
Ив нездешнюю тоску.
У меня – своя забота:
У Вселенной на виду
Для тебя из позолоты
На весло поймать звезду.
И её поющим светом
Рассказать тебе о том,
Самом главном и заветном,
Обжигая шепотком.
***
Мы с тобою шагом тихим
По ночной Земле идём,
Выдаст трели соловьиха,
Тенькнет пеночка своё.
А с небес – флюид гипноза:
Плещет Божья благодать,
Лунный серп ковригой звёздной
Кормит ангельскую рать.
Чем-то тёплым, чем-то светлым
Осияется душа…
По Земле июльским летом
Мы гуляем не спеша.