«Всё, что память сберечь мне старается»
Есть у войны неумирающие строки, которые, однажды услышав, не уходят из памяти. Возможно потому, что их звучание ассоциируется с близкими лицами, оставившими неизгладимый след в твоей жизни, не знавшей жестоких испытаний «самой кровопролитной» в истории человечества. В детстве и отрочестве ими стали для меня строки поэтов- фронтовиков Д.Самойлова «Война гуляет по России, а мы такие молодые» и Ю.Друниной «Я только раз видала рукопашный,/ Раз наяву и тысячу во сне./ Кто говорит, что на войне не страшно,/ Тот ничего не знает о войне». Поэты, вступившие в войну, не представлявшие и не ведавшие её невероятных испытаний. Недавно прочла последний роман писателя-классика Д.Гранина «Мой лейтенант»: его восприятие и ощущение первой массирующей бомбардировки под Ленинградом вызвали невероятный ужас.
Мой дядя, Белецкий Иван Федорович, вступил в войну с июля 1941 года в 101-й мотострелковой дивизии и закончил её в Прибалтике в ноябре 1944 года в чине капитана, когда после заключения перемирия с Финляндией, их направили на полуостров Порккала-Уд. Чем для него явилась война, я долго не могла найти этому более точного определения пока внезапно не вспыхнуло в сознании: незаживающий душевный ожог, который, уходя на глубину памяти, никогда не исчезал, время от времени давая о себе знать жестоко и остро. Может быть потому, чтобы освободить «груз души», он рассказывал много и детально. Кажется, какое-то время, сколько помню себя, я была самым упорным и внимательным его слушателем. Стратегию и тактикувойны постигала из его воспоминаний, отчетливо представляя, как трассируют немецкие мессершмиты, пикируют разведчики -юнкерсы, бросают бомбы, наводя ужас,фокевульфы, знала, что в отличие от танков «тигров» и «пантер» , «фердинанды» неуклюжи и их уязвимое место «задник»(«военный конгломерат» откладывался в моей голове великолепно). Но фильмы о войне дядя не любил смотреть. Когда очаровательная его супруга тётя Лидочка , страстная любительница кино, вытягивала его в кинотеатры 50-70-х годов, возвращаясь, зачастую разочарованно, он произносил: «Война не настоящая». И только фильм А.Столпера«Живые и мертвые» с удовольствием смотрел несколько раз. Рассказчик он был необыкновенный: обстоятельный, меткий, размышляющий. Многие эпизоды боёв, воскрешенные им, западали в памяти и оставались в ней надолго. Изних можно составить, пожалуй, целую эпическую повесть погружения в войну. Но «психологию» первых обстрелов молодых долго не могла понять: неужели было нестрашно?
Июль 1941 года. Дивизия, в которой служил дядя, дислоцировалась где-то под Смоленском. На открытой нейтральной местности оказался небольшой «масло-сыродельный» заводик. С одной стороны пристреливают немцы, с другой – наши. В минуту кажущегося затишья «снабрейс» совершали и те и другие. В один из непредсказуемых дней дядя и его неразлучный друг Мишка удачно добрались до «заветного» здания и уже возвращались, как вдруг начался прицельный обстрел. Петляя «заячьими следами», Мишка, закрывая голову руками и натужно смеясь, выкрикивает: « А ты, что думал, на войне только масло!». Вспоминая это, дядя с грустной улыбкой добавляет: «То-то неразумная, беспечная молодость».
И был первый настоящий бой под Ярцевым. Этому городу придавалось особое стратегическое значение. В процессе боев там шло формирование соединений группы ген. Рокоссовского.С 16 июля в течение 80 дней немцы не могли овладеть городом. Сражения напоминали кромешный ад, когда хотелось вгрызаться в землю, стать невидимой тенью. Грохот снарядов сливался с тяжелыми раскатами дальнобойных орудий, протяжно визжали пули, не умолкая строчили пулемёты. Земля рвалась, вздымая вверх тонны залежного грунта, оставляя глубокие воронки. Человеческих голосов не разобрать: всё тонуло в грохоте огня и дыма. На всю жизнь запомнился вдавленный в землю танковыми гусеницами человек, похожий на распластанную лягушку. Иван Федорович отчетливо помнил, как что-то его толкнуло, тяжело и неодолимо: подняться уже не было сил - почувствовалсмертельно режущую боль, от которой останавливалось дыхание. Сквозь дымовую завесу проглянуло Мишкино перекошенное лицо. Дотянул его до полуразбитой полуторки, переполненной раненными, крикнул: «В медсанбат!» Последние слова Мишки запомнил до конца жизни: «Иван, ты счастливчик!» Больше они никогда не встретились. Канул в огненной купели войны неразлучный друг. Не было и похоронки. С большим запозданием матери пришла скорбная весть: «Пропал без вести».
2 октября под Ярцево дядя был ранен, а добирались в госпитальный Ульяновск 10 дней: эшелон с ранеными по дороге разбомбило и пришлось продолжить маршрут «как придется». Около четырех месяцев госпиталей, и в январе 1942 года направление на действующий фронт в 655 мотострелковую дивизию ( от прежней 101 –й никого не осталось). След от ранения обозначилсяглубокой памятной вмятиной в левой части спины (один из железных осколков так и «прижился»до конца дней– решили не трогать: безопаснее).
Потом фронт дислоцировался в Белоруссии. С огромной теплотой дядявспоминал гостеприимные встречи её народа. Никогда не забыть, как угощали из черных «чугунков» традиционной бульбой, - всё, что могли и имели в только что освобожденном крае партизанских лесов и болот после фашистских ужасов.
До войны с средним техническим образованием Иван Федорович обладал великолепным почерком и безукоризненным знанием грамматики. В штаб нужен был толковый писарь : дядюзаметили. Более года он прослужил при штабе. Но какое это было испытание! Сколько известий-похоронок прошло через его судьбу (Вероятно, о службе этого подразделения лучше поэта-фронтовика М.Дудина не сказать: «Исходит кровью рваная заря./ И от смертей тупеют писаря»).
12 лет Иван Федорович отдал службе в Порккала-Уде. Финская территория с северным климатом, ему южанину, открылась своей первозданной экзотикой: хвойнные, дубовые, березовые леса, озера, реки, деревянные дома и подсобные постройки. И главное – фронтовое братство – время точно остановилось. В Союз ездили по железной дороге через Хельсинки, на пароходе- через Выборг. При закрытых окнах и зорких пограничниках. В последний рейс, в 1956 году, окна открыли, на перроне дружно махали довольные, смеющиеся финны («Счастливого пути!). На одном из них дяде от местного жителя попал набор открыток –«Хельсинки». С учтивостью русского офицера в ответ он достал из сумочки жены флакон «Красная Москва» и протянул его на прощанье.
Не дослужив и до 45 лет, дядя ушел «на гражданку»: хотелось заняться обыкновенным мирным трудом на Родине. Он не остался в Ростове-на-Дону, где проживали его отец, братья и сёстры, а поселился в Краснодарском крае ст.Старо-Минской, на земле родителей его жены. Возвращаться было куда: главное крыша над головой, - к тому времени уже завершали строительство его дома. И какая это была интересная, наполненная жизнь! Он занялся исконным трудом человека: виноградарством, садоводством. Его шкаф был переполнен книгами о новой теперь «профессии», шла интенсивная переписка с другими любителями «весьма редких культур». И еще одно увлечение овладело им: история страны. Приезжая каждое лето, меня ждали сенсационные вырезки из газет и журналов, какие-то редкие статьи, которые очевидно проходили мимо . И еще в обязательном порядке я должна была дегустировать новые виды «диковин». Дом, особенно летом, был полон гостей.
Среди многих наград выше всего дядя ценил Орден Красной Звезды и медали «За отвагу».
Он прожил долгую жизнь, не дотянув 3 недели до 94-х годов.
Вечная ему память, воину, гражданину и прекрасному человеку.
