Военфельдшер артиллерийского полка

очерк

         Почти в каждой российской семье есть участники Великой Отечественной войны. В нашей семье — это мой свёкор, Стефан Константинович Ткачёв . Во время Великой Отечественной войны он воевал на Западном фронте, на Донском фронте, на 3-ем Белорусском и на Первом Дальневосточном. Он  был награждён боевыми наградами: двумя орденами «Красная Звезда» и медалями — «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда», «За взятие Кенигсберга», « За победу над Германией», « За победу над Японией».

        Надо отметить, что ветераны Великой Отечественной войны в подавляющем большинстве не любят рассказывать о войне. Видно, тяжко им вспоминать пережитое. Обычно, когда Стефана Константиновича просили рассказать о том, что он видел на войне, он мрачнел, и отвечал:

       — А что рассказывать? На войне как на войне!

        Всё же кое-что о фронтовых буднях он рассказывал нам, своим родственникам, в основном за праздничным столом  в День Победы.  На войне происходило много такого, о чём не писали в советские времена в учебниках по истории, и потому рассказы участника войны  мы слушали с большим интересом.

       Стефан Константинович был плотного телосложения, выше среднего роста, широкий в плечах, смуглый, кареглазый,  волосы тёмные. Чуть сдвинутые к переносице брови и орлиный нос придавал его лицу суровое выражение. Отец и мать Стефана были родом из казачьей станицы Поповка, которая впоследствии стала одним из районов города Шахты.  Стефан Константинович родился 13 августа 1922 года в городе Шахты. В многодетной семье Ткачёвых, где было  пять сыновей и две дочери, он был старшим сыном.  Как и большинство парней его поколения, он любил заниматься спортом: играл в футбол, посещал секцию французской борьбы и секцию тяжёлой атлетики. После окончания восьмилетки, он поступил в Шахтинскую фельдшерско-акушерскую школу, окончил её,  и по распределению уехал в город Сальск, где работал фельдшером. В ноябре 1940 года его призвали в армию. Стефан мечтал  служить в кавалерии,  но в военкомате посчитали, что он слишком тяжёлый для кавалериста и направили  в полк дальнобойной артиллерии, оснащённый пушками крупного калибра.  Стефан  начинал службу в армии рядовым красноармейцем. 

      — Артиллерия — бог войны! — говорил он нам с гордостью, — там не место хилым, нужна  большая физическая сила, ведь нам приходилось вручную разворачивать пушки и подносить к орудию тяжёлые снаряды.  

        Когда началась  Великая Отечественная война, полк, в котором  он служил,  находился в Ивановской области. Стефан Константинович рассказывал:   

      — Главной мишенью дальнобойной артиллерии были  крупные скопления немецких войск. В начале войны у немцев было превосходство в воздухе,  поэтому сразу же после обстрела противника нам надо было менять дислокацию. Если не успеть увезти пушки с того места откуда стреляли, то немецкая авиация налетала тучей и начинала бомбить.   А если погода была нелётной и вражьи самолёты не летали, то немцы начинали обстреливать нас из своих дальнобойных орудий. Мы, конечно, им отвечали — начиналась артиллерийская дуэль.   Результат  был непредсказуем. Тут всё зависело от скорости стрельбы и точности прицела. С первого раза уничтожить врага не всегда удавалось, тогда применяли  приём, который назывался «взять в клещи». Суть состояла в том, что двумя залпами надо было пристреляться, а третьим —  уничтожить противника.  Но и фрицы применяли такую же тактику, поэтому  надо было сделать решающий залп раньше, чем они. Перед этим решающим залпом время как бы замедлялось. Командиры батарей по специальным таблицам производили расчёты, отдавали команды, бойцы наводили прицел, заряжали орудия, производили залп по врагу, и казалось, что всё это происходит медленно,  а на самом деле это занимало считанные минуты. Но стрелять из дальнобойных пушек нам приходилось и с близкого расстояния. В битве за Москву, когда немцы подошли  к окраинам города, полку  было приказано выкатить пушки на передовую и бить по фашистским танкам прямой наводкой.  Мощь от взрыва только одного снаряда была такая, что в радиусе пятидесяти метров от его попадания, взрывной волной сносило башню танка.

        Стефана Константиновича в одном из боёв тогда сильно контузило. Хорошо, что он вовремя успел упасть на землю. Вся шинель на спине была иссечена осколками.

     — Со временем, — рассказывал он,  — приходит опыт, и когда со свистом летит снаряд, ты уже знаешь, где он упадёт и куда бежать, чтобы укрыться. Однажды я вдруг почувствовал, что мне надо уйти с того места, где я стоял. Я отбежал подальше,  спрыгнул в окопчик, и сразу  в то место, откуда я убежал, попала бомба!

      Полк, в котором  служил свёкор, понёс большие потери при обороне Москвы.  При переформировании полка Стефан Константинович был переведён в санчасть  санинструктором, а с марта 1942 года  и до окончания Великой Отечественной войны он служил военфельдшером.

Самыми яркими воспоминаниями моего свёкра о войне были воспоминания о сражениях под Сталинградом. Как-то раз, после долгих уговоров, мы упросили его рассказать про оборону Сталинграда.

     — Ну, так и быть, — нехотя согласился он,  — расскажу! Однажды так случилось, что нам на смену не подошли свежие резервы, не смогла  пробиться и полевая кухня. Трое суток подряд, усталые и голодные,  мы отстаивали занятые позиции. Спали урывками в окопах, прямо на снегу при сорокаградусном морозе. Восемнадцать разведчиков-наблюдателей отморозили кто руки, а кто — ноги. Пришлось мне с ними повозиться, но к счастью, до ампутации не дошло.  В такой обстановке  о бане не могло быть и речи, а чтобы не завшиветь, мы сыпали дуст прямо за ворот на голое тело.

       —  Но ведь дуст —  отрава, — возмутилась моя свекровь Татьяна Яковлевна.

       — Конечно,  — усмехнулся свёкор, — а мы тогда его за шиворот сыпали и ничего, кого пуля не достала, все живы.   Из продуктов у нас были только замёрзшие сухари, которые бойцы грызли на ходу. Воды не было, поэтому сухари заедали снегом. От этого губы и язык болели, опухали до такой степени, что речь становилась нечленораздельной. Удивительно,  несмотря на такие тяжёлые условия, никто не заболел простудой.   И вот однажды нашим бойцам случайно прилетел с неба гостинец – немецкий контейнер с продуктами. Видно, немецкие лётчики случайно промахнулись. Их самолёты сбрасывали контейнеры с продуктами для окруженных войск Паулюса. В контейнерах были обычно: шпиг (производства 1937 года, но очень вкусный), галеты, шоколад и сигареты.  Нам  понравились продукты из контейнера, и ребята придумали, как обмануть фрицев, чтобы получить «гостинцы» ещё не раз. Для этого наши самые отчаянные бойцы, в основном это были совсем молодые ребята, увидев немецкий самолёт, кружащий в небе, выскакивали из окопов, прыгали, махали руками и стреляли в небо сигнальными ракетами. Поначалу немецкие лётчики, глядя вниз с высоты, откуда человеческие фигуры кажутся мелкими букашками и не видно различий в форме, принимали наших ребят,  выскочивших из окопов и беспорядочно палящих ракетами в небо, за своих оголодавших солдат, и сбрасывали контейнеры с продуктами. Несколько раз этот «номер» удавался. Наши бойцы, завидев вражеские самолёты, даже шутили: «Кормильцы прилетели!» Но, видимо, немцы скоро разобрались, что к чему, и по рации договорились с окружёнными войсками в какой последовательности пускать сигнальные ракеты, поэтому обман не всегда удавался: иногда наши угадывали «пароль», а иногда – нет. Если не угадывали, то вместо контейнеров с продуктами из самолётов вниз летели бомбы и пустые металлические дырявые бочки. Бочки эти были из-под горючего для самолётов. Немцы делали в них дырки автоматной очередью и сбрасывали вместе с бомбами. Может, у немцев тогда была напряжёнка с бомбами, а может, кидали дырявые бочки просто для устрашения. Ведь эти бочки, падая,  испускали леденящий душу вой, и когда наши бойцы первый раз услышали его, то подумали, что немцы применили какое-то новое оружие. К счастью, бомб сбрасывали меньше, чем бочек, поэтому убитых было мало. В основном после такой бомбёжки наши солдаты получали осколочные ранения или контузию.

         Про дырявые бочки в советских газетах и книгах в те годы, когда Стефан Константинович рассказывал нам о них, ещё не писали. Это было для нас новостью.

       — Это же ужасно, рисковать жизнью из-за  шпига и галет! — воскликнула  я.

       — Тогда это было в порядке вещей, — ответил свёкор, —  бойцы говорили:

       — Знать у них судьба такая! Помереть можно и от шальной пули.    

 С. К. Ткачёв (первый справа) с фронтовыми товарищами

         Среди взрывов мин и снарядов, под обстрелом вражеской артиллерии, наперекор войне, вспыхивала настоящая любовь. Через всю свою жизнь Стефан Константинович пронёс  нежное чувство любви к фронтовой подруге — санинструктору Ольге Щепотьевой.

          Девушкам-санинструкторам, вчерашним школьницам, юным и хрупким, приходилось вытаскивать на себе раненых бойцов с поля боя. Порою, ноша казалась непосильной, но девушки, чуть передохнув, снова упорно тащили раненых бойцов в медсанчать под свист пуль и разрывы мин и снарядов. Наградой за тяжкий труд служило осознание того, что тобой спасена ещё одна человеческая жизнь, да ещё — скупые слова спасённых бойцов:

       — Спасибо, сестричка!

      Стефан и Ольга служили какое-то время в одном полку, а потом получилось как в песне: «Дан приказ ему — на запад, ей — в другую сторону…» Прощаясь, они верили, что после войны встретятся. Но вышло по-другому: Стефан Константинович прошёл всю войну и остался жив, а Оля погибла под Курском. Откуда родом была эта девушка, мне так и не удалось узнать. Стефан Константинович всегда замыкался в себе, когда я начинала его расспрашивать.

       Трагическая судьба Оли Щепотьевой глубоко тронула меня, и я посвятила ей своё стихотворение.

   Санинструктор Оля

Нет могилы у кудрявой Оли,

Мины взрыв… и в час последний свой,

Раненых, страдающих от боли,

Ты спасала, жертвуя собой.

Лишь воронка на земле осталась,

А на старом фото тех времён

Санинструктор Оля улыбалась,

Вился по ветру кудряшек лён.

Вот какая выпала ей доля:

Лишь весна цветущая придёт –

Санинструктор ясноглазый Оля

В поле васильками расцветёт.

Я смотрю, роняя тихо слёзы,

На цветы, пестрящие в полях,

И гремят весной над ними грозы,

Словно память о былых боях.

       Фронтовую фотографию Оли Стефан Константинович хранил всю жизнь. Она и теперь лежит в семейном альбоме, как память о его военной молодости. Победу над фашистской Германией Стефан Константинович встретил в Восточной Пруссии. Но война для него не кончилась, он был направлен на Дальний Восток, где шла война с Японией. После капитуляции Японии он остался служить на Дальнем Востоке в Приморском крае, женился, вырастил с женой Татьяной Яковлевной двух сыновей  — Сергея и Александра. В отставку вышел в 1966 году в звании майора и вернулся в родной город Шахты. В последующие годы он работал заведующим здравпунктом в Шахтинском горном техникуме. Его, как Ветерана Великой Отечественной войны, часто приглашали в школы на мероприятия, посвящённые  Дню Победы.  Стефан Константинович  умер в 1995 году.

Память о нём  свято чтут в нашей семье, а одного из правнуков назвали в его честь —  Стефаном.