Море, море…
(Эпизоды из жизни корабельного врача)
Холод уже ломил зубы, но Молчанов длинными глотками жадно пил через край ведра и никак не мог остановиться. Ощущение единства с просыпающейся землёй, розовеющим рассветным небом и этим лесным родником наполняли душу какой-то благостью, а руки – силой.
Несовместимые одновременно нахлынувшие радость и щемящая грусть вдруг озарили: вот оно! Спящая жена в их маленькой квартирке у подножья сопки, медленно уползающий с таёжной тропинки туман и ледяная родниковая вода… Вот то, что нужно запомнить и мысленно взять с собой в дальний морской поход! Тогда эти воспоминания будут его оберегом в океане. В предстоящем плавании корабельного доктора уже ждут сказочные тропические пейзажи, пьянящий риск штормовых «девятых валов» и нерв службы, но там не будет родного и несуетливого кусочка жизненной гармонии, неожиданно открывшейся сознанию в утреннем лесу.
Он легко подхватил полные вёдра и, стараясь не расплескать, заторопился, почти побежал под горку. Негоже опаздывать к подъёму флага на корабле!
Да, их ДОС1 далеко не комфортабельное жильё, стоит на самой окраине Владивостока, практически в лесу, и не имеет коммунальных удобств. Но здесь живут молодые семьи, а человек в молодости – существо непритязательное. Ходить к ручью за водой и топить дровами печь даже приятно. Такие хлопоты дарят ощущение подлинности и надёжности домашнего очага, исключают отчуждение между соседями, присущее городским квартирантам. Когда мужья в море – в этом лесном, с красивыми эркерными окнами, неблагоустроенном доме, бороться с бытом жёнам помогают соседи. Наверное, это звучит высокопарно, но офицер, в отличие от гражданских, живёт не там, где ему захочется, а там, где прикажет Родина. Он не принадлежит себе и готов в любое время суток «подняться по свистку».
Душа – Богу,
сердце – женщине,
долг – Отечеству,
честь – никому!
В плавании моряк живёт взаймы, «ходит по краю», он как бы сдал свою основную жизнь на временное хранение в родной гавани. И в зависимости от прочности корпуса корабля, компетентности шкипера, состояния моря и целого ряда обстоятельств ещё неизвестно: получит человек её (жизнь) обратно или…
– Я буду ждать, – прижавшись тёплым, только что из постели телом, и, вытирая накатившуюся слезу, прошептала она.
– Всего девяносто суток, на целый месяц меньше, чем в прошлый раз! – неумело успокоил он и виновато потупился…
***
Море бывает разным. В шторм оно рвано-серо-чёрное, ночью – звёздно-фиолетово-люминесцентное, а в солнечный тихий день – прозрачно-бирюзово-голубое. Сегодня небо чистое-чистое и вокруг сплошная, бликующая солнечными зайчиками синева.
Молчанов уже выполнил свои рутинные, предусмотренные корабельным уставом и распорядком дня, обязанности и поднялся на шлюпочную палубу поглазеть на плавающие в лёгком полуденном мареве Филиппины.
Остров Лусон! «Там хорошо, но мне туда не надо», – вспомнились слова Высоцкого. Хотя, почему собственно не надо? С превеликим удовольствием сейчас бы побродил по твёрдой земле, но в Субик-Бей разместилась американская база, а значит, путь советскому военному кораблю в этот порт заказан!
– Бездельничаешь, док?! – осуждающе интересуется поднимающаяся по трапу «корабельная партийная совесть». Замполит, как всегда, сразу подозревает во всех грехах и воспитывает, хотя сам сейчас пришёл побаловаться плетением на свежем воздухе. Хобби у него такое: километры выловленных боцманом в море капроновых тросов к концу похода превращаются в горы замечательных пушистых мочалок. Политическое управление и штаб флота от таких подарков в восторге!
– Уже ухожу, – Молчанов освобождает площадку перед релингом2 (любимое рабочее место производителя банных сувениров).
Доктор, как и большинство экипажа, недолюбливает «комиссара» за его снобизм и перманентное поучительство. Рядом с такими всегда неуютно. Хотя, как раз к доктору зам относится с какой-то осторожностью и элементами почтения, знает, что все «ходим под богом», а если покачнётся здоровье, то и «повелителю душ» придётся превратиться в рядового беспомощного больного.
Зам поставил на палубу увесистую сумку, привязал к прутьям релинга своё вязание и властно предложил:
– Погоди, доктор. Ты же в амбулаторию? Отсыпь из своих закромов кружку шила3, хочу заспиртовать сувенир. Мне вчера бойцы выловили и подсушили иглобрюха, а он пахнет. Наверное, не все потроха выковырнули.
– Сейчас наступает время амбулаторного приёма, – у Молчанова нет никакого желания потакать заму в его барских замашках, и он добавляет, – больные ждут; вы после вязания всё равно будете идти мимо, вот и загляните в медицинский блок.
– Ну, тогда пришли своего докторёныша4, пусть принесёт, – настаивает начальник…
– Товарищ старший лейтенант, – вернувшийся с задания фельдшер напуган и невнятен, – там… замполит!
– Я знаю, что замполит «там». Чем он тебя так напугал? Ты отдал ему спирт?
– Он задыхается! Наверное, уже умер…
Шлюпочная палуба – это корабельный Бродвей. Свободные от вахт члены экипажа здесь часто коротают время: занимаются на перекладине, праздно прогуливаются или просто загорают. Конечно, если позволяют оперативная обстановка и погода. Вот и теперь несколько человек столпились около бьющегося в конвульсиях и задыхающегося зама, а рядом валяется полузасушеный трофей таксидермиста – рыба-ёж.
Редкие вдохи, одутловатое лицо, судороги, потеря сознания и мощный отёк гортани – признаки третьей, предпоследней фазы удушья; времени на спасение почти не осталось! В сумке неотложной помощи есть всё для восстановления проходимости дыхательных путей. Но придётся оперировать прямо здесь и без анестезии.
– Так, – командует доктор, – всем отойти подальше, а двоим неслабонервным стать на колени и фиксировать больного: один держит руки, другой – ноги. Скатайте несколько тельняшек в валик и положите ему под шею.
Хирург тоже опускается на колени, обливает операционное поле и свои руки спиртом, нащупывает нижний край щитовидного хряща и приставляет к горлу замполита скальпель. Память нервно пульсирует и выдёргивает из глубины личных кладовых главное: «Скальпель обязательно режущей стороной кверху, вертикально, по средней линии шеи одним движением вколоть на глубину не более 2-х сантиметров. Ниже дуги перстневидного хряща не «ходить»! Там щитовидная железа, и её ранение чревато сильным кровотечением».
Кожный разрез, остановка кровотечения, прокол! В образовавшееся отверстие врывается спасительный свистящий вдох. Больной задышал, захрипел кровавой пеной и стал приходить в себя. Доктор вставляет в рану трахеотомическую трубку, через которую замполит теперь будет дышать, и заканчивает операцию.
Среди «зрителей» уже появился командир, и его, конечно, интересуют перспективы:
– Док, ну ты сам выходишь зама, надеюсь, не придётся менять походное задание корабля?
– Да нет, я только спас жизнь. А лечение на корабле – авантюра: после операции обычно отекает слизистая гортани, и опять затрудняется дыхание. Так что потребуется эвакуация больного в стационар…
Всё-таки замполит – везунчик: госпиталь сам приехал к больному. Возвращавшееся «с югов» и проходившее мимо госпитальное судно Тихоокеанского флота вовремя взяло на борт пострадавшего, и уже там он рассказывал о своей роковой аллергической «дружбе» с иглобрюхом.
***
Штормит не по-детски! Корабль падает с пенных гребней в разверзнувшуюся хлябь и, зарываясь носом по самый мостик, угрожающе трещит такелажем. В каютах всё, что не успели закрепить «по-штормовому» – летает. Засыпая, Молчанов мысленно спорит сам с собой: что ни говори, а жизнь моряка в походе это не совсем жизнь взаймы. Она – другая, но тоже важная и настоящая… хотя и без милых сердцу любимой жены, утреннего леса, ледяной родниковой воды и дома с эркерными окнами!
1ДОС – дом офицерского состава
2Релинг – ограждение краёв палубы
3 Шило – спирт (корабельное)
4Докторёныш – матрос, закреплённый за амбулаторией и выполняющий роль фельдшера (не имеет медицинского образования)